На ты с Америкой, или Только секс, ничего личного

– Чо, Сано, – солидно произношу я, не выдержав его самоистязания.

Он принимается за другую щеку.

– Слышь, Вито…

– Ну чо, говори, – уже без антракта подначил я.

– Ты место… ну, где тебя зверь цапнул… помнишь?

– Ну, што ись, помню.

– Ты это… никому не показывай.

– Идет. – Кумекаю, что бы такое содрать с Сашки за секретность.

Теперь отвлекусь. В действительности история на том и закончилась, поскольку уже следующий сеанс к всеобщему огорчению показал действие восстановительных сил и миновение ажиотажа. А дальше и вообще последствия иссякли, кроме великой нашей дружбы с той молодухой. Она не единожды приглашала меня в гости, чем я беспременно пользовался, ибо бывал важно и вкусно покормлен. Молодуха на свиданиях ласково глядела на меня, а случалось, и по голове гладила. Видно, затронул я своей ипостасью некий ее задушевный нерв.

Однако, неоднократно рассказывая эту историю, последнюю реальность я не произносил, а присочинял продолжения в зависимости от степени винного возбуждения и спектра компании. Случалось забираться в измышления уж совсем изрядные. Но вот что характерно. Особенный смех вызывало место, где в действие входил Сашка. Дело, возможно, в том, что изображал я наш диалог ловко, с забытыми деревенскими интонациями, и это отчего-то имело успех. И вот еще что – ежели присутствовали в рядах дамы, зачастую где-то с появлением в повествовании Сашки же возникал со стороны элемента вопрос такого ряда: «А что, какие-либо последствия остались?» Здесь я делал интригующую физиономию и молча отправлял притуманенный взор вопрошающему. Это обычно усиливало веселье, ибо добавляло жир повествованию.

А теперь обратно очнемся в Америке. Практически никакой реакции рассказ мой не вызвал, ничего близкого к домашним упражнениям. Возможно, от этого фиаско мне и вспомнилась одна загогулина, которую как-то раз применил я дома. Дело в том, что деревня, где происходило приключение, называлась Покровское. Как вы помните, наша национальная гордость Гриня Распутин начал свой путь из села Покровское. Возьми я, стало, и соври нынче, соорудив окаянный вид: между прочим, небезызвестный Распутин как раз родом из этого села. Улавливаете, дескать, связь?.. И верно, некоторое оживление поправка внесла.

Однако очень скоро от меня отвлеклись и я начал покрываться подозрениями о неодобрительном мнении на свой счет. Вот сижу сосредоточенный и мечтаю не обрушится окончательно фасом в грязь. Разговор между тем юлит и от случая к случаю прикасается к моей сущности. Возразить же я на времяпрепровождение вразумительно не могу – все одолевают какие-то междометия и куцые недостойные фразы.

И здесь происходит каверзная вещь. Затевает одна дама сообщать, что автомобиль есть полная ерунда, а водка очень мудреная вещь, и потому русский национальный человек очень прав. С целью установить мое душевное равновесие она гордо наливает мне кусок и после обещания остаться здоровой, пригубив со своей стороны порцион, делает умильное выражение лица.

Вместо того чтоб усмотреть страшно вежливый поступок с ее стороны, я подозреваю перпендикулярный иронизм (опорожнив притом предмет) и начинаю располагать дерзостью.

– Водка, конечно, вещь любезная, – высказываю соображение, – только причащаем мы оную преимущественно в отроческом возрасте. После восемнадцати прожитых лет по законодательству положен спирт девяносто шестой пробы.

Вслед за невеликой окаменелостью в физиономиях, один парень, как ближайший сосед по местности, хлопает от воспоминания себя по ляжке и доказывает, что имеет наличность у себя в апартаментах и сейчас принесет. Ждем замерши и молча.

Недолго длилось молчание, потому как литровый сосуд был внесен соседом в прилежных руках. Не давая мешкать, я наливаю чистоган в мензурку и отправляю содержание в открытый рот. После очевидного глотка тотчас совершаю лучезарное лицо и довожу до сведения:

– Хороша, зараза.

Окружающее молчание продолжилось. В его тишине я прикладываю к ноздре кусочек хлеба, любезно вдыхаю близлежащий воздух и резюмирую сложившуюся ситуацию:

– Теперь можно жить.

Тут бы не грех пояснить. Дело в том, что все в той же деревне, но уже в более надлежащем возрасте приобщили меня к восприятию веществ. Лет в пятнадцать произошло. Научился я от одного почтенного гражданина (про нарушения прав человеческих забудьте, деревня жила очень демократически и седовласый механизатор спокойно принимал совместно с сугубым юношей) пить чистый спирт без наглядных осложнений в виде слез и перекашивания лица.

Вообще, механика проста – нужно тщательно перед запуском выдохнуть, как можно дольше после воспития не вдыхать, и дышать потом осмотрительно, ибо именно в содействии с кислородом спирт дает всевозможные ухищрения органов. Очень эффектно, только что приняв, выделить некую фразу – это всегда делает впечатление. Словом, три-пять тренировок и вы зверь. Я, скажем, ко времени поступления в институт методом овладел достаточно и уважение людей вызывал.

Вот и теперь вызвал. Даже и не уважение, а окоченение принадлежностей. Думаю, оклемательства граждане не меньше пяти минут достигали. За этот отрезок я хладострастно уплел несколько закусок и чувствовал себя сильно исправно. Словом, нервию у господ царапнул и восклицания далее звучали.

Я так полагаю, в мою муравьиную историю просто не поверили, а здесь наглядность – приобрел ваш слуга самое жестокое реноме. Взоры, фразы, улыбки – прочая дребедень… Но, знаете, взаимообразная это вещь – дребедень. Почувствовал я к людям реакционное тепло. И потом – доза.

Ну да, муть на глаза я нажил, но и впрямь до души добрался, начал через это спокойно себя умещать в обстановке. Принялся отсюда улыбаться и пояснять, что все мои алкогольные высказывания – шутка. Неразбавленный спирт, де, в вотчине не пьют. Хотя к водке отношение действительно любезное. А поступок мой – небольшой трюк. Пояснил, как это делается. На самом же деле, оговариваюсь, до спиртного я не жаден.

Кажется, откровенность моя понравилась и совершенно обстановка произошла свойская. Мало того, один дядя изложил пожелание трюк отведать. Получилось у него несолидно, с чахоткой и прочим, но озорства и смеха это только добавило. Я снова принялся за демонстрацию, да с разными ужимками, комментариями, и поощрил окончательное веселье и инициативу. Дошло до того, что пустились в эксперимент не только мужчины, но и женщины. Короче сказать, дальше музыка пошла вопить и получился замечательный кавардак.

Описывать дальнейшую вечеринку (пати, чтоб было понятней) бессмысленно, поскольку разместился в помещении всеобщий туман, и память в нем отменно отощала. Да и главный смак в последующих мероприятиях. А вот оные я начисто не разглядел.

Итак, утро. Вскрываю тяжелый глаз и вижу очертания. Жилое помещение – так трудоемко поступил я догадываться. Но что и где – ни зги. Создал тогда некоторое напряжение мышц и назначил воспоминания. Ну, вроде, употребляли, ну, поди, колобродили и… пусто. Пошел вращать головой и ошибся. Потому как набрел взор на лежащую рядом горизонтальную фигуру. Здесь я совсем в уныние пришел, потому как – загадка. А самый ужас, что прикрыты мы с фигурой обоюдным одеялом.

Дальше полный кошмар. Сунулся я взирать под покрывало, а фигура… голая. Да ладно бы она, но и я солидарно. Окончательная ватрушка.

Так, говорю себе, спокойно, не все потеряно. Папа войну прошагал и живым остался. Пр-рорвемся.

Очень громадным усилием последнего мозга я решился мыслить. Во-первых, по выросшим на голове соседствующей фигуры волосам и иным противоречиям я понял, что там женщина. Непосредственная предельно – это непременно о чем-то говорит. Стоп, я же в Соединенной со штатами Америке. Теплее. Америка, голая женщина, я между ними – э-э… Словом, сплошное ага.

Здесь на меня обрушились частичные воспоминания. Вечеринка, дурацкий муравей, спирт-честняк, пляски… Напрягся, лежу не дыша и соображаю. Мельтешит какая-то женская особь, беседа. Собственно, особь не одна и беседа в количествах. Все это перемешано в лихой кутерьме… Но черт со мной дружи, дальше голимая муть – невразумительные образы, телодвижения. Похоже, договорился да додурачился я вчера до того (да еще спиртом спровоцировал всеобщее помутнение), что какая-либо тетя решила испробовать воочию мой рассказ про муравья. А вот какие детали я ей разъяснял – неведомо.

Здесь прикинул я, и набросилась грусть. Ну какой из меня удалец – обыкновенный научный сотрудник, работник бюджетной сферы (уже это говорит за себя). Жену-то после пятнадцати супружеских лет только по воскресеньям посещаю. А тут еще алкогольное вмешательство. В общем, крах.

Как должна поступить в данной оказии законопослушная личность? Разумеется, смыться, – удирать без оглядки из помещения, из окрестности, из страны. Потому что крах. Неизбежный и постыдный.

Я и совершаю очень опытно. Перевалился тихонечко на пол (благо не наш продукт, не скрипит), различил какую-другую одежду и… на цыпочках. А дальше – стремглав. Выбрался на улицу, оглядел дом откуда вышел – общага, в которой Вовка живет. Но комната, где был только что, явно не его. Хотел было вернуться и найти жилище племянника, да вспомнил, что он вчера еще предупреждал – с утра по делам уедет. Как на меня сожитель его, Фрэнк, посмотрит, невдомек. Вот и надумал я пошарашиться где-либо до вечера, пока племяш не приедет, а уж там идти сдаваться. Главная-то мысль, разумеется, не лицезреть всеобщих знакомых, которые, естественно, станут рассматривать меня посмешищем.

Сижу, выходит, в закутке в полном упадке и лелею возвращения до Отчизны, да к суженой в подмышку. Ан дулю, не те ребята, слышу восклицания знакомого образца и созерцаю Фрэнка:

– Вит, наконец-то я тебя нашел. Ты неверно запропастился, поскольку общество соскучилось и разговаривает о твоей персоне… А теперь мы на автомобиле с мотором поедем доводить очередные достопримечательности до зрения.

Вспомнил я, понятно, черта и всех его сородичей и приуныл. Началось, кумекаю, нашли дурака. Вдоволь нашего брата, русского, за глаза ни в цент не держат, а здесь наличность. Бессердечные, укоряю безмолвно, бестактичные: на интимных особенностях решили торжество справлять. Да и аллах с вами, прикинул в конце концов – клоун так клоун, нам, русскому обывателю, не привыкать.

– Я сильно неминуемо готов, – отвечаю отъявленно.

Пришли мы, стало, в общагу и принялись совершать какие-другие сборы. Слышу, стрекочет дверь. Открыл я беззаветно, стоит Джеф, тот, что спирт вчера принес, у которого цветет во рту ехидная улыбка. Да если бы, а то прикасаясь сутью к близлежащему пространству совмещается дама со знакомым лицом. Ударился я в воспоминания и отомстили те именем – Джени, это она начала разговоры про водку. Да если бы лишь это! Вгляделся повнимательней и чуть с ног не рухнул – именно она обнаружилась поутру в совместной постели.

– Ты готов? – радуется в предвкушении развлечения Джеф.

– Во фрунте, – обещаю порадовать и пропускаю в жилье.

Здесь, окинув просторы, вступает в слова женщина:

– Ты мило устроился, душка.

«Началось», – мечтаю. К стыду я, как вы знаете, был готов, а все едино покрылся кровью. И дальше она, соблюдая бестактность, всякие слова уроняет. Да нет бы, а то и локотком невзначай подденет, либо совсем какой неприличной частью фигуры прикоснется.

В машине окончательное недоразумение:

– Ах, Вит, – щебетнула она томно, – ты был вчера бесподобен. Очень нас всех завел… – И, прошу внимания, притесняется к моему плечу и очень жиденько и интимно направляет свой голос мне прямо в ухо: – Хочу увидеть это еще раз. – И уже совсем жеманно: – Ты вчера обеща-ал.

Словом, до такого разрушения я впал, что плывут перед глазами разнообразные пейзажи. Именно чтоб отдалить изрядность действия, опущусь в изложение природы.

Пейзаж американский известен: куст либо дерево мелкое, асфальт да небо, и все это перед глазом мельтешит, поскольку авто шуршит – никакой услады, домой хочется. Привозят меня по этой причине в некую частную местность, что очутилась на берегу извилистого озера, покрытого многими островками и скалистыми наростами. Что характерно, стоит в местности замысловатая избушка аккуратного облика. Вокруг никакой девственности, сора и – полное уныние.

Стало быть, озерцо. Вода, состоящая из Н2О. Местами на вид гладкая, а где рябью дернутая от ерзающего ветерка. Ветерок пропекся прохладой озера и, бегая по разным местам, ублажает погоду. Не зной стоит, значится, хоть солнце рьяное, а так себе – душевная благодать. Бережок подвержен наклонностям и иным рельефам, впрочем, вполне пологого свойства. Поросли высокого характера не шибко, но присутствует. Главным образом кустарник. Имеются и деревья, хоть одинокие и ростом не удалые, но кронами обеспеченные. В названиях я не мастак и поэтому тени от них довольно. Еще дополню, покрыта местность напрочь травой.