Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 6

Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 6
ВЛАДИМИР ШИШОВ

ЮРИЙ АЙЗИН

СЕРГЕЙ ШМИТЬКО

АЛЕКСАНДР МИЛЕДИН

МАРК НАУМОВ

Виктор Музис

ВЕЛИМУР ТКАЧЕВ

АНАТОЛИЙ МУЗИС

Сборник включает в себя рассказы и фантастические истории разных авторов о происшествиях в геологии, случаях из ВОВ, исторических событиях, рыбалке, охоте и тому подобном.Фотография на обложку взята из коллекции Велимура Ткачева.

Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники

Книга 6

Авторы: Музис Виктор, МУЗИС АНАТОЛИЙ, МИЛЕДИН АЛЕКСАНДР, АЙЗИН ЮРИЙ, ШИШОВ ВЛАДИМИР, ТКАЧЕВ ВЕЛИМУР, ШМИТЬКО СЕРГЕЙ, НАУМОВ МАРК

Редактор, составитель ВИКТОР МУЗИС

© Виктор Музис, 2020

© АНАТОЛИЙ МУЗИС, 2020

© АЛЕКСАНДР МИЛЕДИН, 2020

© ЮРИЙ АЙЗИН, 2020

© ВЛАДИМИР ШИШОВ, 2020

© ВЕЛИМУР ТКАЧЕВ, 2020

© СЕРГЕЙ ШМИТЬКО, 2020

© МАРК НАУМОВ, 2020

ISBN 978-5-0051-7725-4 (т. 6)

ISBN 978-5-0051-5090-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВИКТОР МУЗИС

КИМБЕРЛИТОВАЯ ТРУБКА «НАТАША»

Каждое кимберлитовое тело (трубка, дайка или жила) получают свое название. Обычно это название местности, ручья, где они были найдены, или произвольные, посвященные какому-нибудь событию – Мир, Заполярная, Удачная, Зарница, Космос и т. п. В нашей партии было принято зашифровывать в названиях имена сотрудниц Лорик, Шарик, Мери… Белик, старейшина Амакинской экспедиции, даже назвал трубку «Тюха» – по имени своей собаки, сопровождавшей его при полевых работах и он первый дал название по имени своей сотрудницы – «Ирина».

После этого и мы перестали стесняться и с благоволения нового начальника партии Леши Тимофеева (Осташкин улетел в Африку) я, наконец-то, назвал очередную трубку именем дочери – «НАТАША».

Узнав об этом, один из клиентов у нее на работе даже подарил ей маленький алмазик (официальный – в коробочке).

Найти трубку оказалось довольно просто – на местности, на выположенной площадке склона, среди задернованной поверхности хорошо выделялись небольшие мелкие развальчики магматических мелкокристаллических пород ультраосновного состава серого цвета. Из-под дерна я даже извлек глыбку сантиметров 20х30 прямоугольной формы. Диаметр трубки был небольшой – метров 15, и хорошо просматривался среди дресвы вмещающих ее карбонатных кембрийских пород.

А вот в маршруты по ее поиску пришлось ходить дважды и не зараз, а в двух разных полевых сезона.

Первый раз я сплавлялся с верховьев Малой Куонамки (правой составляющей р. Анабар) с рабочим и на двух счаленных вдоль жердями резиновых понтона 500-ток. Одна спарка у меня, вторая у него. Наученный горьким опытом от сплошных мелких перекатов и вообще мелководья я брал по две, а то и по три лодки на человека.

По совету Шахотько Л. И., начальника соседней партии, тоже базирующегося в поселке Оленек, мы подвешивали груз как бы на веревочном гамаке, а на днища стелили надувные матрасы – так предохраняли от намокания продукты и вещи от случайных порезов днища лодок камнями на перекатах. А большое количество понтонов часто освобождало нас от разгрузок и перетаскивания вещей на мелководных перекатах, хотя приходилось иногда и разгружать, когда перекаты были почти сухие (воды по щиколотку). В основном, приходилось просто идти бурлаком по колено в воде, таща лодки за собой.

Такими были все речки в районе в своих верховьях. Я помню, вылетев в верховья р. Укукит (притока реки Оленек) мы пролетели место высадки, там начиналось русло с песчано-галечными косичками и можно было надеяться на возможность сплава. Я кинулся к пилотам, а у них карта то ли миллионка, то ли полумиллионка – какая уж тут точность. Они тут же посадили вертолет на заболоченную плоскостину среди густого кустарника карликовой березки (штанодера). Сообщив начальнику отряда Уфлянду А. К. о том, что нас высадили выше чем надо, я пошел уточнить это. Выбрав площадку посуше мужики стали ставить лагерь, а я, пройдя с километр, точно определил место высадки и вернулся.

Галея

Русло здесь было достаточно глубокое, но узкое, только по ширине понтонов и плыть было совершенно невозможно, только когда впереди идущий тащил лодку на веревке, а второй отталкивал ее от берега веслом – такие заболоченные места в верховьях речек с узкими руслами на Енисее называют «Галеями». По таким когда-то шел «Волок» с Оби на Енисей – баржи перетаскивали.

На следующий день протащить лодки удалось только до предполагаемого по началу места высадки. Мы потеряли день, а каждый день был дорог, т.к. вода падала на глазах. На второй день мы шли с работой и протащили лодки на несколько км. Все измучались. И тут Александр Константинович принял мудрое решение: оставляем часть груза – потом вызовем вертолет и заберем. Я бы не решился – очень уж ответственно относился к вызову вертолета и пользовался им только как оказией, когда его вызывали по необходимости в какой-нибудь из отрядов. Сложили вещи на берегу, накрыли светлым выгоревшим брезентом и придавили его валунчиками из речного аллювия. А вода падала. Промучившись еще пару дней мы опять оставили часть груза. Так мы оставляли и еще пару раз. А вода падала и падала. К месту, где уже пошли плесы, мы подошли уже без палаток, печек, личных вещей, вьючных деревянных ящиков и с минимумом продуктов. На ночь останавливались, делая из 4-х легких больших тентов что-то наподобие палатки, каждый раз новой конструкции. Вызвав вертолет, легко слетали и собрали наши «лабазы».

Леша Герасимов («Гангрена»)

А когда мы с рабочим (по прозвищу «Гангрена») сплавлялись вдвоем с верховьев Малой Куонамки, то сознательно высадились в таком же месте, как и с Уфляндом, но этого требовала работа, нужно было провести опробование укрупненными шлиховыми пробами русла реки как можно выше по течению. И вода позволяла.

Когда русло чуть-чуть расширилось и можно было уже сплавляться, мы уселись на носах наших счаленных вдоль понтонов, свесив ноги в болотниках в воду и поплыли. У нас было по байдарочному веслу («подобрал» на складе) и когда гребли, когда отталкивались от берега.

В одном месте проплыли мимо сохатого, спокойно стоящего среди тальника так, что только башка и грудь торчали из кустов.

Сибирский лось – «Сохатый»

В другом, ветка тальника подцепила ручку двуручной пилы, лежащей на брезенте, укрывавшем груз от дождя и брызг, и подсунутой под веревку. Пила медленно взвилась в воздух, спружинила и отбросилась в воду позади моей счалки. Я, замерев, как в замедленном кино, наблюдал эту процедуру, представляя что будет, если она полоснет по борту понтона… Но обошлось. Искать пилу было совершенно бесполезно – слишком глубоко и течение, хоть и слабое, уже относило нас от этого места. Но с тех пор, пилу при сплаве я всегда заворачивал в плотный брезентовый пол от 2-х местной палатки.

Но не одно, так другое! Через несколько дней, когда в соседний отряд прилетел вертолет, я попросил сбросить нам пилу, если будет такая возможность. Вертолет действительно залетел к нам, мы были недалеко, и сбросил пилу. Но, как пилоты любили «развлекаться», они зависли прямо над палаткой. Воздушный вихрь чуть не поднял ее в воздух. Мы подбежали и схватились за ее стойки. Но полы палатки выдернуло из-под придавливающих их вещей (раскладушек, ящиков, рюкзаков) и взметнуло вверх. Они затрепыхали от ветра, а из под них вымело все, что «плохо» лежало… Понтоны лежали сдутые на берегу, а они, не надутые, были достаточно тяжелые, чтобы их снесло. Самое страшное в таких случаях то, что если топилась печка, то трубу выдергивало, она повисала на разделке, а пламя начинало бить из горловины печки в брезент палатки… Пилотам хиханьки, а мы материли их «почем зря»…

Вертолет улетел и мы, снова укрепив палатку, пошли осматривать нанесенный нам урон и собирать разнесенные ветром вещи. Подбирая разбросанные на косе вещички, я увидел в воде трепыхавшийся течением, зацепившийся за торчащий кустик-веточку светлый бумажный листочек. Это была наклеенная на кальку топографическая карта… Вот было бы ЧП, если бы ее унесло…

«Лягушка»

Но урон все-таки был. И достаточно серьезный – унесло и утопило на плесе все 4-ре насоса-«лягушки», лежавшие рядом с понтонами. Плес был достаточно глубокий и широкий и, хоть вода была прозрачной, найти их не удалось.

Мы стояли с Гангреной на берегу и чесали в затылках… Что делать? Но чеши не чеши, а надуть понтоны как-то нужно. «Проявляй солдатскую смекалку», – говорил мне отец. И надули! Все четыре! И довольно хорошо! Как? Ротом! Сам удивился, как это получилось. И как только дыхалки хватило! У Гангрены-то глотка «луженая», а от себя я такого «подвига» не ожидал… «Лягушку» мы, конечно, заказали («хоть одну» – попросили), но это опять нужно было ждать оказии, а работа не ждала, нужно было сплавляться дальше.

Где насосы?

Справившись с этой бедой, мы поплыли дальше. По дороге, занимаясь УШО (укрупненным шлиховым опробованием) притоков речки, мы заверяли и фотоаномалии «трубочного» типа – темные пятна на сером фоне, присущим карбонатным породам Кембрия. Очень я надеялся на пару пятен ниже пикета на зимнике из Оленька в Анабар. Там, по правому притоку речки, в нескольких километрах от устья притока на его левом склоне наблюдались две хорошие фотоаномалии, на которые я возлагал большие надежды. И была еще одна – тоже хорошая, на правом склоне чуть ниже по течению от первых двух. На местности аномальные участки обычно опознавались по сгущению кустарника ольхи.