Звезда и шар

Роберт Стоун, «Апологетика бреда»

Пролог

На лице Вадима играла улыбка. Со стороны это особо заметно не было. Пассажиры перекошенного набок троллейбуса никогда бы этого не сказали, даже если бы им пришло в голову оторваться от визга и скрежета сломанной рессоры, скребущей асфальт. Оторваться от пыльных стёкол и глянуть на невзрачного человечка в замасленных казённых ботинках с полоской недоотмытого автола поперёк лысины. Вадим умел скрывать эмоции…

Ещё со службы, когда ефрейтор Тетерин коротко бил под ребро за три секунды до входа товарищей офицеров. И надо было стоять смирно, с развёрнутыми плечами, и есть глазами полковника Лосося.

– Чего это у тебя, Кудряшов, глаза слезятся, – ласково говорил полковник, – сходи в лазарет, смажь от инфекции.

– Так точно, товарищ полковник.

– И голос у тебя, Кудряшов, сиплый – с перепоя что ли, а, Тетерин?

– Так точно, товарищ полковник, с сивушных масёл новобранец завсегда речью слабнет, – голос ефрейтора звенел в морозном воздухе умывалки.

… Всего-то и было от улыбки – морщин несколько лишних да дрожание в углах рта лёгкое. Родная мама не сказала бы, что улыбается. А Евдокия приметила.

– С утра раззявился, панк, – сказала она спокойно, – хоть бы зубила почистил сперва.

Женщина она была миролюбивая, ладили они неплохо. Любила вот только Евдокия телевизор смотреть, и слова новые, незнакомые заучивать.

– Я тебе говорил панком не звать, у них вон хохлы петушиные, а у меня только за ушами и осталось. Сказал, а сам понял: настроения мне сегодня ничем не собьёшь, день великий.

– А на ушах ещё больше, – отозвалась Евдокия. – С чего веселье-то, премиальные получил? Тогда гони.

Это больше для порядку было сказано, все деньги Вадим нёс домой неукоснительно: и получку, и аванс, и премиальные. За шестнадцать лет ни копейки не пропил. Шурин, правда, говорил, потому это, что у него на предприятии технического спирта хоть жопой пей. Да нет, знала она, что мужик её положительный, зря копейку не просадит. Так оно и было почти все шестнадцать лет. Почти все. Не знала Евдокия, что один раз, в конце зимы, не донёс Вадим до дома семь рублей тридцать восемь копеек…

Пришёл он тогда возбуждённый, рука в кармане.

– Чего это ты там мусолишь, покажь, – сказала она.

– Гайки, – говорит.

– Врёшь, с гаек скакать не будешь как наскипидаренный, покажь говорю. A-a-а, болты, чего врать-то было?

Вадим и сам не знал, зачем соврал. Потому, наверное, что болты эти купил он в магазине «Юный техник» по рубль двадцать три штука, таких в слесарке не сопрёшь. Болты особые, с расширенной резьбовой частью и с упорным буртом. То, что нужно для центрального сборочного узла.

…«Теперь всё есть, – думал он, – текстолита в цеху навалом, пружины можно из вращательной насадки спиздить, всё равно только ржавеет за бочкой, а на центральный узел кусок брони пустить. Ещё лучше, чем с гайками будет, гаек всё равно не подобрать, болты, похоже, дюймовые, а в броню саморезом пойдут».

А родилась его мечта много лет назад.

Монтировка звизгнула краем о последний гвоздь, доска отвалилась. Под ней, аккуратно и плотно уложенные, виднелись синие коробочки с разноцветным рисунком.

– Чего там, чего? – завытягивала шеи очередь. – Не томи.

– Венгерская игра, – серьёзно объявил Кожевников, – кубик Рубик ей название. Одиннадцать рублей штука, по две в руки.

Он попробовал подцепить один крупным пальцем, кубик не шёл. Сдвинув ящик с края, Кожевников коротко пнул валенком дно, три кубика скакнули в воздух. С серьёзным, сосредоточенным лицом Кожевников натянул на ватник замызганные нарукавники.

– Которые тут с пяти утра, подставляй кошёлки.

Вадим молча смотрел на коробки, быстро исчезающие в карманах и авоськах. Было очень любопытно, за что люди платят такие деньги. Вдруг он заметил в очереди химика Александра Ильича. Тот тоже увидел его и кивнул, улыбнувшись.

– Что, интересно? – спросил Саша, выбравшись из толпы с сине-радужной коробкой в руках. – Мне и самому не терпится глянуть.

Он развернул картонные створки, и на ладонь скользнул чёрный куб с яркими цветными гранями.

– Чего же с ним делают? – спросил Вадим озадаченно.

– Гляди, – кубик вдруг как будто треснул неровно у Саши в руках, и цвета на гранях смешались. Вадим оторопел. Весь его опыт слесаря пятого разряда восставал против увиденного.

– Углы ж должны отлететь, – сказал он неуверенно, – им же держаться не за что.

С неделю ходил он как пришибленный, бормоча: «Углы ж слететь должны, слететь».

1. Таинственная незнакомка

Петров очень спешил. Он и так опаздывал, да ещё подсадил зачем-то эту тётку у Финляндского.

– До «Гиганта», браток, на работу спешу, не обижу, – крикнула она, открыв дверь, пока он стоял на красный, и, не ожидая ответа, влезла. Теперь она развалилась на сидении, как хозяйка, и тараторила без умолку. Он проскочил Жукова на красный, едва увернувшись от вывернувшего откуда-то трамвая, потом резко затормозил перед площадью, пропуская густую толпу.

– Чего ты встал-то? – спросила тётка.

– Люди. Может, ты отсюда пёхом, «Гигант» вон – за площадью?

– Родной, докинь уж меня до Лабораторной, – блеснула она фиксой, – а людей не боись, трогай, они всегда из-под колёс выскакивают, я сама в такси работала, знаю, за двадцать два года ни одного наезда, гляди, гляди как сигают, как кенгуру, ты за трамваями следи, а люди шустрые, как зайцы, теперь вон сюда в проезд, развернись, вон туда, к забору, всё, прибыли, держи, – она протянула ему мятый червонец.

– Где ж ты тут работаешь? – спросил Петров, глядя наружу. – Здесь и домов-то нет.

Они стояли около длинного дощатого забора, поверх которого и сквозь щели виднелся состав с брёвнами.

– Правда хочешь знать? – тётка поглядела на него внимательно. – Тогда обещай, что с собой в могилу унесёшь.

– Ладно, ладно, – бросил Петров, глядя на часы.

Тётка подошла к забору и сдвинула доску.

– На подземном танковом заводе, – и она исчезла в проёме.

Доска, качнувшись два раза, встала на место.

2. Козёл

Константин Семёнович Волопас волновался. Экстренное совещание в министерстве могло означать всё что угодно. Прошло совсем немного времени с его головокружительного выдвижения…

Вот так же, как сейчас, его, тогда ещё директора Грозненского подразделения, вызвали в министерство. Он, конечно, знал, что Демьянов, тогдашний генеральный, уходит на пенсию, да и референт министра к ним в Чечено-Ингушетию тогда частенько наведывался. Чувствовал Волопас: грядут перестановки. Референт за водкой намекнул: «Готовь, Константин Семёнович, чемоданы». Но того, что произошло, он предположить не мог.

Министр встретил его сам, вышел из-за стола навстречу, протянул руку для рукопожатия.