Звезда и шар

– От коров у меня это умение, – говорил он гордо, – им перед дойкой завсегда надо вымя огладить.

13. Дерматиновая тетрадь

Саша заканчивал последний ящик. За горой чертежей в дальнем углу вдруг обнаружилась толстая тетрадь в дерматиновом переплёте. Саша открыл первую страницу. Над надписью «УЧПЕДГИЗ, тетрадь ученическая, 44 копейки» скачущим почерком было написано:

Это попытка посмотреть на себя ушедшего со стороны, а не сквозь наслоения времени. Каждый новый день, уходя, оставляет след, искажает память о предыдущем. Зачастую мысли возвращаются, как бумеранги, стирая собственные следы. Часто меня мучают провалы в памяти, когда я пытаюсь вернуться мысленно назад. Остаётся только результат, не всегда лучший.

«Не может быть, – подумал Саша, – наяву так не бывает».

Он перелистнул страницу.

Воображение мелет реальность в труху, воображаемое встает рядом с реальным, сливается с ним и становится неотделимо. А на границе памяти и безмолвия живут полусны, не привязанные ни к месту, ни ко времени, перемешанные с ещё более яркими снами. Есть ещё ассоциации, вытаскиваемые на свет неожиданными сочетаниями звуков или запахов или просто цветов, которые вспыхивают неожиданно и так же неожиданно гаснут без следа.

Вероятно, этот блокнот нужен мне для того, чтобы отделить себя от себя ушедшего, чтобы не тащить за собой слишком много. В исповеди есть тайный смысл. Каждая строка здесь – мой фантом, спасённый от небытия бумагой.

14. Волнения генерального директора

Константин Семёнович Волопас волновался. Экстренные совещания в министерстве не собираются без причин. Маловероятно, что он допустил какой-нибудь прокол. Просто наступил, наверное, на хвост какой-нибудь вонючке. Надо прикинуть, за что его могли зацепить. Он начал мысленно перебирать варианты.

Покупка «Aуди» на конференции в Женеве на деньги, оставшиеся с поликарбонатного сырья? Вряд ли…

Организация базы подлёдного лова, отделанной морёным дубом, на территории пионерского лагеря «Дубок», включая покупку снегохода «Буран» на пионерские средства? Ерунда…

Надстройка строительным цехом третьего этажа его личной дачи в садоводстве «Волдырёво»?… Совсем мелочь.

Может, дело в том, что он всё ещё не защитился? Надо надавить на Гольденбаума, совсем не движется диссертация.

Для вызова в министерство без объяснения причин должно быть серьёзное основание. Самое смешное, что ничего серьёзного в статусе генерального он ещё сделать не успел. И это беспокоило. Беспокоило, что идёт он на совещание к министру неподготовленным, без чёткого понимания обстановки.

Заседание в этот раз проводилось в зелёном кабинете. Едва войдя, Волопас понял, что вопрос явно серьёзнее, чем его собственная персона. В кабинете было ещё три генеральных, человек пять, которых он не знал, и двое военных в высоких чинах. Открыл совещание референт.

15. О головоломках и Perpetuum mobile

– Саша, ну почему именно головоломки? – голос начальника патентного бюро Юрия Сергеевича Ганичева глох в бесконечных томах патентного права и папок с документацией, занимающих все горизонтальные поверхности в его кабинете.

Рабочий день кончился два часа назад, качающаяся за окном перевернутая тарелка фонаря отбрасывала плавающие тени на шкафы и потолок. Юрий Сергеевич должен был давно быть дома, а не сидеть здесь с этим странным молодым человеком, помогая оформить заявку на авторское. Такую заявку он делал впервые: не от предприятия, не на официальном бланке, и в списке авторов – одна фамилия.

– Не знаю точно, Юрий Сергеевич, это как средство от морской болезни. Когда человека качает в замкнутом пространстве, приступ наступает гораздо раньше, чем на палубе. А стоит только ухватиться глазами за что-нибудь неподвижное, за берег, например, как болезнь отступает. Метрика Вселенной – вещь стабильная, на нее можно опереться в этом театре абсурда, – Саша потёр виски. – Такие штуки, как двойная пирамида или диагональная звезда, существуют тысячи лет и будут существовать, когда весь этот бред вокруг нас канет в лету. А может, я просто ищу свой карасс.

– Наверное, ты прав, ты ещё можешь рассуждать абстрактно. Я – уже не могу. Когда тебе надо кормить детей и внуков, логика отступает, и начинаешь играть в игры идиотов.

Ганичев шагнул к полке с заявками.

– Ты думаешь мне не тошно лопатить эти курганы тины? Ноблесс оближ. Я – профессиональный патентовед, и стараюсь подходить профессионально, найти прототип, грамотно написать формулу, чтобы прошла экспертов. Я всё меньше и меньше гляжу на то, что они пытаются защитить.

Он взял со стола верхнюю папку.

– Вот, например, ваша вращающаяся насадка. По сути – бред сивой кобылы, всё давно известно, но результат зависит от того, как повернуть. Смотри, новизну я выжал, экономический эффект подтверждён, а главное – список авторов корректен. Все здесь, никто не забыт: и Ложакин, и генеральный, и товарищ референт министра, и даже генерал-майор. Принцип простой: чьё ведомство платит, тот должен быть включён всенепременнейше, даже если он предмета в глаза не видел. Максимальное вознаграждение обеспечено, как только придёт положительное решение. Все получат по куску, и Каменский получил бы, сколько остальные, хоть он, пожалуй, единственный, кто это писал и изобретал. Жаль, что тебя уже нельзя включить…

Юрий Сергеевич перевел дыхание.

– Да нет, не жаль, – услышал он в ответ. – А Каменский, может, оттого и умер, что толпы дармоедов не вынес. Я себе задачу поставил: посмотреть, сколько времени я здесь продержусь, не участвуя в ритуальных плясках. Пока всё идёт нормально: за семь лет научной работы – ноль научных публикаций и ноль авторских. – Саша откинулся на спинку стула. – А за помощь вам огромное спасибо, Юрий Сергеевич, без вас я бы погиб. Формулу изобретения написать, на мой взгляд, на порядок сложнее, чем изобрести.

– Если хочешь знать, твоя «Королевская змея» – это, пожалуй, единственная на моей памяти заявка, имеющая хоть какую-то реальную ценность. Может, поэтому я с тобой и занимаюсь. Ты себе не представляешь, что мне пытаются всучить, – Ганичев бросил на стол ещё одну пачку бумаг, перевязанную бечёвкой. – Вот, например, детище нашего знаменитого одноосного упрочнителя Полстернака, вглядись в эту схему. Смотри внимательно.

Саша с интересом развернул синьку. Под титулом «Установка непрерывной продольной ориентации» было изображено нечто, удивительно напоминающее паровую телегу братьев Черепановых.

– Скажите мне, что я не прав, Юрий Сергеевич, – произнес он через пару минут, – но ведь это же вечный двигатель?

– Именно, именно! – вскричал Ганичев. – Perpetuum mobile во всей красе! Смотри, здесь стержень входит в камеру, отсюда выходит, и всё это просто потому, что в камере повышается давление! И никто не знает, каких трудов мне стоило остановить этот нонсенс. А ты, собственно, чего ждешь от авторского свидетельства? – продолжил он после паузы. – С твоей одинокой фамилией никто это внедрять не станет. А если и станут, про тебя просто забудут. Даже приоритет – штука неопределённая, обойти тебя сможет любой, если захочет.

– Я знаю, не в этом дело. Просто я слышал, что они там во ВНИИГПЭ очень дотошны, если найдут что-то похожее, ни за что не пропустят.

– Это точно, не пропускать – это их главная задача.

– Что мне и надо, не хочется велосипед изобретать. Ну и спортивный интерес, если хотите.

– И что это мне так везет на интеллектуальных спортсменов? Вон, трофеев – полная полка…

Юрий Сергеевич вытянул из-за книг толстый рулон потрёпанного ватмана. Как зампарторга, он был облечён обязанностью куратора стенных газет. Всякий здравомыслящий, а уж тем более занятый наукой индивидуум старался от участия в настенном творчестве увильнуть. В результате редакции стенгазет постоянно обновлялись зелёными молодыми специалистами, ещё не потерявшими студенческий задор. Задача Ганичева заключалась в цензуре, коррекции, а иногда и в конфискации идеологически невыдержанных опусов.

– Глянь, – он раскатил по столу пожелтевший свиток, – это к юбилею Байкало-Амурской дороги было свёрстано. Одно название чего стоит!

– «Десятилетью реанимации БАМа посвящается», – прочёл Саша. – По-моему, ничего такого уж опасного для режима.

– Читай дальше, эпиграф читай, – буркнул Ганичев.

Саша рассмеялся, не сдержавшись. В правом верхнем углу было выведено красивым девичьим почерком:

«Мы построим магистрали
Там, где раньше тигры срали…»

16. Передвижной избирательный участок

Урна била под колено, сбивая шаг. Оставался один последний адрес. С трудом найдя сухой пятачок в залитых цементной жижей колеях, Митя поставил урну на землю и огляделся. До домов оставалось не более ста метров пересечённой местности. Он вдруг начал узнавать места. Ну конечно, это было стойбище лимитчиков, шесть одинаковых казарменного типа построек располагались в ряд прямо под высоковольткой. Просто сейчас он шёл с шоссе Революции, а в тот раз они приблизились с Георгиевского кладбища…

В тот раз они, спецрейд добровольной народной дружины, шли проверять состояние проживания неблагополучных детей. В шести лимитных домах неблагополучных детей было семнадцать. Двое из них, под разными фамилиями, были прописаны по одному и тому же адресу: улица Лопатная, дом четыре, комната одиннадцать.

– Очень странный адрес, – с сомнением произнесла Аделаида Мироновна, – почему комната? Ведь это же не учреждение какое-то, а жилмассив.

Сомнения её разрешились немедленно по пересечении порога парадной дома номер четыре по улице Лопатной. Парадная дверь располагалась в торце длинного, баракообразного строения, открывая вход в малоосвещённый коридор без окон, пронизывающий здание вдоль, как шампур. Сразу за дверью их остановил резкий, странный запах хлорки, смешанной с перегорелым, прогорклым маслом.

– Согласно процедуре, мы должны осмотреть места общего пользования, – сказал второй заместитель секретаря комсомольской организации объединения Виктор Кузачёв и шагнул направо.

Митя сунулся следом и немедленно начал чихать. Кузачёв стоял недалеко от входа в обширном помещении с голыми бетонными стенами. Двери не было, по периметру бетонного проёма не было ничего, напоминающего о том, что когда-то здесь была фрамуга. Вдоль трёх стен с удручающей периодичностью располагались отверстия в полу, обильно обсыпанные подмоченной хлоркой.

– Так, хорошо, – сказал Кузачёв, – жилище проверяемых оборудовано сточной канализацией. Теперь пройдёмте напротив, в кухонное отделение.