Журавлев
Журавлева
Купов
Синицын
Зотова
Буров
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Картина первая.
Комната в общежитии. Аккуратно заправленные кровати, на столе учебники, свернутые чертежи. На кровати в домашнем халате сидит Марина, довязывает модную шапочку. Вбегает Надя. У нее прекрасное настроение, она возбуждена.
НАДЯ. Мариночка!.. (Подсаживаясь). Мариночка…
МАРИНА. Подожди, довяжу… Петля… Петля… Собъешь, английская вязка, самая модная.
НАДЯ (вскакивая). Боже, какая проза! Петли, шапочки, покой…
МАРИНА (вертит шапочку, примеряет перед зеркалом). Нормально?
НАДЯ. Да это же скучно, Марина!
МАРИНА. Тебе скучно, мне – нет…
НАДЯ (обнимая подругу). Ладно, не обижайся… Просто у меня хорошее настроение.
МАРИНА (с иронией). Ты от него без ума. Как Наташа Ростова от Болконского.
НАДЯ. Больше… Он… Я его люблю, понимаешь, люблю…
МАРИНА. Пройдет.
НАДЯ. Как ты можешь?.. Мы любим друг друга, мы не сможем жить один без другого…
МАРИНА. Ну да, Ромео и Джульетта, ах – навсегда, ах – до смерти… Литература… Господи, какая ты глупенькая… Любовь, любовь… Какая там любовь – половой инстинкт. О чем он думает, когда тебя обнимает?.. Только об этом… Все они одинаковы.
НАДЯ (сердито). Ну, знаешь… Перестань. Ты сама не веришь в то, что говоришь.
МАРИНА. Мне верить не надо, я знаю. Им одно подавай, а нам – другое. Если разобраться, так вовсе мужики и не нужны. И любви никакой нет, все только притворяются, не сидеть же в девках… Главное, чтобы муж слушался да подчинялся, вот тогда и счастливой будешь… без всякой любви… Мой как шелковый будет.
НАДЯ. С такими мыслями я бы на твоем месте вообще не выходила замуж.
МАРИНА (вертясь перед зеркалом). Нельзя, Надь. Во-первых, родители не поймут. Во-вторых, окружающие осуждать, а то еще жалеть станут. В-третьих, две зарплаты все же лучше, чем одна. В-четвертых, гвоздь там забить, полочку сделать, что-нибудь тяжелое перетащить – мужская сила нужна… И детей от кого-то рожать надо.
НАДЯ (обнимая подругу, с жалостью). Мариночка, ты правда никогда никого не любила?
МАРИНА. Брось ты, глупости все это, я же говорю. Знаешь ведь сколько у меня парней было, другая позавидует. Прогонять надоедало… И на руках носили, и плакали, один даже застрелиться грозился… Смех… Есть оно и ладно, нет – не страшно, не уродина ведь, найду. Какая там любовь… А мальчики были – закачаешься…
НАДЯ. У тебя и Юрка хороший.
МАРИНА. Юрка – теленок. Но мужа я из него сделаю… Надюха, приезжай в гости годика через два, покажу…
НАДЯ. А мой Сережка если б узнал, что я его не люблю, никогда бы со мной ходить не стал.
МАРИНА. Твоего Сережку, если хочешь знать, я бы близко к себе не подпустила. Дурочка ты, Надюха, он тебя обманывает, а ты радуешься. Обожди, вот добьется своего и бросит. С ребенком…
НАДЯ. Перестань.
МАРИНА. Так и будет.
НАДЯ (со слезами). Перестань, я прошу.
МАРИНА. Хорошо, хорошо… Эх, жалко мне тебя…
В окно стукает камешек. Марина выглядывает.
МАРИНА (с иронией). Сереженька твой отирается…
Надя мечется по комнате, поправляет перед зеркалом прическу, машет в окно.
НАДЯ. Я побежала.
Оставшись одна, Марина еще раз примеряет шапочку, потом бросает, подходит к окну, долго смотрит вслед уходящим Сергею и Наде, вздыхает. Достает из-под кровати чемодан, из него несколько фотографий. Раскладывает как пасьянс и оценивающе разглядывая, по одной откладывает в сторону. Последнюю долго рассматривает, читает надпись на обороте. В дверь кто-то стучит.
МАРИНА. Одну минуту. (Убирает чемодан, приводит себя в порядок). Войдите!
В комнату робко входит Юра.
ЮРА. Мариночка… Мы опаздываем…
МАРИНА (недовольно). Иду, иду… Ну что ты стоишь, подожди в коридоре, я оденусь.
Юра послушно выходит.
МАРИНА (кричит). Можешь вниз спуститься, не стой как истукан!
Картина вторая
Вечерняя аллея. Бледнеют редкие фонари. Скамеечка. Появляются Сергей и Надя. Сергей идет, засунув руки в карманы пальто. Надя, балуясь, то приникает к нему, то отходит, напевая и кружась.
НАДЯ. Сереж, а ты любил кого-нибудь кроме меня?
СЕРГЕЙ. Нет.