Цикличность

Изувеченное тело мужчины воняло на весь квартал. Запах был мне хорошо знаком – Терриальская водка в едкой смеси с мочой и потом. Ужасное, тошнотворное сочетание. Терриальская водка – крепкое, горькое и вырубающее любого пойло. Такую водку пили бочками в тавернах, что целым рядом покошенных дверей открываются в портовый квартал Терриала. Запах возрождал в памяти давно минувшие дни.

Я вспомнил жалких пьянчуг, что валялись прямо у дверей таверн и жутко смердели. «Зелье забвчивости» – так звали эту водку те мои сослуживцы, что родились на западе.

На западе мужчины, уделом которых был тяжелый труд, любили этот напиток. Но в Столице его запах говорил о том, что человек докатился до самого дна. Такую водку здесь подавали с заднего хода таверны. Там, на грязном дворе, залитом помоями, собирались страждущие и, собирая в одну кучу свои жалкие накопления ждали, когда из двери покажется хозяйка и отдаст в их трясущиеся руки склянку с вонючим пойлом.

Мертвец с самого дна. Человек, которому Арвальд обещал плату за плевое дело, а затем убил. А ведь я уже начал было думать, что он хороший человек. Что ж, еще одна невинная жертва в борьбе с «белыми». Их становится слишком много. Слишком много тех, кто умирает во имя благой цели, но не понимает этого. Это беспокоит меня.

Во внутреннем кармане замызганного кафтана мы нашли небольшую металлическую стрелу. А значит, Арвальд обвел нас вокруг пальца, но свою работу выполнил безупречно. После того, как я нашел то, что искал, я распорядился скинуть тело в ручей, протекавший неподалеку. Солдаты бросили жребий, так как никто не хотел тащить смердящие останки бедняги до воды. Не повезло довольно крупному, молодому парню. Но и его сил хватило только на то, чтобы вынести тело из здания, затем его вырвало на мостовую. Дальнейший путь до ручья он тащил тело волоком по мостовой. Тело оставляло на мостовой кровавый след, лицо бедолаги от ударов о булыжники стало и вовсе неузнаваемым. Его вряд ли хватятся, и мы никогда не узнаем его имени. Ведь если подумать, то именно он принес нам то, что перевернет мир. После этого неприятного случая, я распустил наемников по домам, их услуги больше не требовались.

Мерзкая ситуация, но дело сделано. Конечно, я хотел бы, чтобы сегодня ничья жизнь не оборвалась раньше отведённого срока. Но контролировать все не в моих силах.

– Погиб еще один невинный человек. Но дело сделано…

– Ха-ха-ха! – Весело рассмеялась пустота рядом со мной.

– Что-то не так? – иногда Ольберт меня немного пугал.

– Нет, я просто… Рад, что наше предприятие оказалось таким успешным. – Сквозь смех сказал Ольберт.

– А что насчет противоядия? Вдруг Арвальд все же заболел Хворью.

– Нет, я сопровождал его на протяжении всего пути, противоядие работает. Осталось лишь спрятать его в правильном месте для следующих поколений.

– Да, надо утаить ото всех лекарство от Хвори… Знаете, я не уверен.

– Не уверен в том, что стоит все делать именно так, как мы делаем?

– Верно. Я четко осознаю что делаю. Понимаю, зачем и почему. Но уже не один десяток людей сгинули из-за нас. Они не лишились души, они переродятся. И от этого мне особенно тошно. Они будут невинными, беззащитными детишками, в том мире, что мы строим.

– Мисса, друг мой, цикл подходит к концу. Так было не раз и не два. То, что кажется вам жестоким, на самом деле не более чем необходимость. Тяжелые времена всегда рождают сильных людей. Им придется возрождать мир, а значит, некогда будет ругать свою судьбу.

– Я понимаю. Но все равно сомневаюсь.

– Это правильно. Каждый из многих тысяч людей, что готовит окончание цикла, сомневается.

– Я боюсь за судьбу этого мира.

– Вы не знаете мир дальше Граничного моря. Вы не представляете себе равнины за пустыней на востоке. А ведь там тоже живут люди. У них другие глаза, их кожа другого цвета, но они есть. Они тоже могли стать сильными, могли объединиться и попытаться создать дивный мир, но они побоялись. Ныне они деградировали и практически вымерли. Только у вас еще оставалась воля к исследованию, к развитию. Но теперь и она угасла. Она всегда угасает, люди, полные надежд, останавливаются и выбирают покой. Мы лишь делаем то, что нужно этому миру.

– Как это было? Я имею в виду, каковыми были последние дни того мира?

– Мы всегда лишь катализатор. Мы подталкиваем мир к пропасти, дальше все происходит само собой. В прошлый раз мир был уничтожен человеком, что нажал на одну единственную кнопку.

– Он был «белым»?

– Нет, в предыдущем цикле люди так и не постигли чудеса. Они были материалистами и глубоко изучили саму структуру мира. Для них не было морей, которые невозможно переплыть и гор, через которые невозможно перейти. После разрушительной войны, которая произошла из-за одного маленького, неполноценного человека, люди еще больше углубились в изучение себя и окружающего мира. Но с тех пор они делали это лишь в целях поиска нового оружия.

– «Биология»? Они придумали ее?

– Они не могли придумать ее, они лишь изучили окружающую нас природу и подглядели у нее этот жуткий яд.

– И этот яд убил их?

– Нет. Мог, но не убил. Их убили элементарные частицы. То, из чего состоит вся материя вокруг нас. Они сумели глубоко изучить наш мир, дойдя до самых маленьких составляющих, и именно там они нашли самое разрушительное оружие. В невидимых глазу частицах. Это страшная сила. Ваш мир умрет за несколько лет, но уже через два столетия люди вновь обретут силу. Предыдущий мир умер за несколько секунд, но человек вновь утвердился в нем лишь через тысячи лет.

– Так уже было?

– И так будет.

– Там тоже был свой Мисса? Человек, который первым применил это оружие.

– Разумеется.

– Очень страшно осознавать свою роль.

– Роль каждого из нас тяжела. Вы обречены каждый цикл своими руками разрушать то, что создавалось тысячелетиями. Я обречен, видеть, как медленно умирает мир, а затем болезненно возрождается. Скип обречен отдавать всего себя служению людям, а затем, будучи преданным ими, умирать опустошенным. Его подмастерье обречен быть героем, воспетым в песнях, а затем познать гордыню и быть подло убитым собственными друзьями. Мирра дарует этому миру любовь, но плот ее любви обречен сеять хаос. Такова суть этого мира, мы создали ужасный мир для своих детей. Это тот путь, который должна пройти каждая человеческая сущность, чтобы попасть в Идеальный мир.

– Так значит, это я нажал на ту кнопку?

– Да, несколько тысяч лет назад, облаченный в зеленую форму, вы нажали на кнопку, запустившую страшное оружие. Вы тоже сомневались, тоже тяжело несли на себе бремя вины. Но не отреклись. Сразу после этого, через несколько минут, мир перестал существовать.

– Первый солдат, павший на войне – герой. Убивший его – палач. Это убийство определяет путь для остальных. Они либо мстят, либо вершат правосудие. Я мечтал быть героем, а стал палачом.

29. Исан

«На побережье Граничного моря находятся три крупных порта. Это Лимфис – резиденция баронов, Оберн – место, где река Глубокая впадает в море и Дернау – город, расположенный в ста верстах западнее места впадения Хельдара в море. Дело в том, что Хельдар, впадая в Граничное море, образует широкую дельту. Места там сильно заболоченные и не пригодные как для жизни, так и для полноценной навигации. Западнее местность начинает резко возвышаться, пока, наконец, не переходит в плато. Берег моря в этих местах высокий и скалистый, но в одном месте у моря в результате действия неизвестной силы образовался глубокий кратер. На его, достаточно пологом, берегу и был отстроен Дернау. Город построен очень грамотно. От него удобно добираться сухопутными трактами до Терриала и Велькура. По Хельдару постоянно сплавляют лес, часть которого затем идет в Лимфис и Оберн, а часть идет на верфь Дернау, где местные мастера изготавливают уникальные быстроходные корабли. Однако в народе Дернау имеет дурную славу. Молва твердит, что этот город проклят. Беда этого города в том, что жители Дернау часто болеют и редко доживают до пятидесяти лет. Женщины, достаточно долго прожившие в городе, часто рожают нежизнеспособных детей, а некоторые из них и вовсе теряют эту способность. Чудотворцы связывают это явление с природой появления кратера, но пока даже у них нет точного ответа на этот вопрос. Ныне население Дернау неуклонно уменьшается, достигнув пика в четвертом веке, во времена усиленной вырубки леса на западе».

Вроцлав Збишный «Удивительные места»

863 год со дня Возрождения.

Где сон? Где реальность? Что если причудливая действительность, которую порождают сновидения, на самом деле не менее реальна, чем та, что мы видим, когда бодрствуем? Я видел маму. Она была настоящей, живой. Она стояла на песчаном холме и звала меня. Я подбежал к ней и схватил за руку. Шершавая, твердая рука. Мама красила ткани на фабрике недалеко от дома, от этого ее руки всегда странно пахли и были покрыты разноцветными пятами, что никак не отмывались.

Мама погладила меня по голове и что-то спросила. У моей мамы был низкий, тихий голос. Она всегда говорила тихо, даже когда злилась. Но поначалу я не слушал ее, лишь целовал ее руку и прижимал ее к своему лицу. Я соскучился.

– Мама! Мамочка! Ты не можешь себе представить, как я скучал.

– Тихо-тихо, не кричи, тебе нельзя напрягаться. – Сказала мама.

– Прости, мама, но я так люблю тебя.

– Я понимаю, мой маленький. – Мама прикоснулась к моему лицу. Я ощутил приятный холодок от ее руки. Затем она прикоснулась к моей голове и груди. Каждое прикосновение приносило приятную прохладу.

Вдруг, я обнаружил, что мы уже не стоим на холме. Мы в нашем доме на окраине. Я лежу на циновке, мама сидит рядом и продолжает гладить меня по голове, оставляя после своих прикосновений холод.

– Мама, ты выжила?

– Я… – мама на миг замерла.