пускай несу я ахинею,
зато всегда на связи я.
9. Собака
Свободные звери гуляют в саду.
Должны быть хвосты у зверей на заду.
А кто не имеет хвоста,
того обошла красота.
Учёным доцентом собаке не стать.
Зато у собаки хвостатая стать.
Прекрасна собака хвостатая,
как древняя римская статуя.
10. Романс
Лучезарное солнце играло в хрустальном бокале,
до краёв окроплённом живительной влагой Аи.
Вы как будто споткнулись и пёрышком лёгким упали,
грациозная, хрупкая, прямо в обьятья мои.
Затуманились очи. Забилось усталое сердце.
Словно птица, впорхнула надежда в усталую грудь.
Словно ветер принёс озорное игривое скерцо,
разогнав петербургского сплина тревожную муть.
Мы на «ты» перейдём до утра, и пройдём по Манежной
в предрассветном драпри к утончённо-холодной Неве.
Ироничен я буду. Ты будешь небрежной и нежной.
Но не верю тебе я. И ты мне, конечно, не верь.
11. Травмотургия
В тех кустах, где мы с вами встретились,
вы сказали мне: «Ну, давай телись!»,
потому что я брюки снять не мог
и толкал локтём вас всё время в бок.
Вы сказали мне: «Ты меня достал!»,
потому что я так шумел в кустах,
что прохожие увидали нас,
обозвали вас, мне разбили фас.
Тех кустов уж нет. На их месте дом.
На восьмой этаж я иду с трудом.
Лифт сломался. Что ж, я иду едва.
Ты в квартире ждёшь номер тридцать два,
чтобы вновь сказать: «Ну, давай телись!»
В кухне полумрак. Дети улеглись.
Тёща спит давно. Старый пёс уснул.
Я шагну к тебе, опрокину стул,
зацеплюсь за шкаф. Вот и шкаф упал.
Ты мне скажешь: «Как ты меня достал!»
12. Гипнос
Земля – родная мне планета.
Меня как будто тянет к ней.
И я люблю её за это
в печали, в радости, во сне.
Спит Праотец и спит Праматерь.
И, путешествуя по снам,
я на неведомой кровати
верчусь и вздрагиваю. Там
за горизонтами резонов
я слышу шёпот бледных губ.
В пустые сонмы снов бессонных
по смятой простыни бегу.
Героя праздную и труса.
И въедлив шёпот: «Не спеши
из пут забвения проснуться
в несуществующую жизнь.»
13. Мамин
Крысам – шелка. Святым – вериги.
Нашёл, не радуйся. Потерял, не плачь.
В одной неведомой людям книге
(дальше замарано).
Вчера скрипач
с гитаристом под шум прибоя
играли на набережной. Некто Мамин,
покрытый морщинами, как резьбой,
положил в кофр для денег волшебный камень.
Но музыканты не распознали чуда.
Бросили его пустоте вечерней.
А деньги потратили на блюда
в пахнущей смертью животных харчевне.
А в это время Геннадий Палицин,
проходящий курс интенсивного запоя,
об угол шкафа так ударился,
что на миг постиг теорию поля
и корпускулярно-волновой дуализм впридачу.
Он сказал по этому поводу вот что:
«Находясь в состоянии просветления, бачу: