Смерть повара

Последовала немая сцена.

Дед Мороз беспомощно смотрел на старшую воспитательницу, та лихорадочно перебирала свой словарный запас, одновременно прикидывая, не прозвучало ли на вверенном ей мероприятии чего-то антисоветского. Некоторые взрослые привстали со своих мест. Картонное солнце вдруг сорвалось вниз, грохот его падения казался оглушительным в наступившей тишине.

Кто знает, сколько бы еще висела эта неловкая пауза, если бы не звонкий детский голос:

– Фантомасом! Он хочет быть Фантомасом! – крикнул какой-то мальчик.

В зале как будто включили внезапно вырубившийся звук. На зрительских скамьях послышалось оживление, какой-то мужик рассмеялся басом, мамаши защебетали, загомонили дети.

– Тихо, дети, тихо! – засуетилась воспитательница. – Никаким не Фантомасом. Он – наверно – хочет – быть, – продолжила она, неестественно растягивая слова и выразительно глядя на меня, – кем? – космонавтом! Правильно?

– Правильно, – неуверенно буркнул я.

Дед Мороз, избегая смотреть в глаза, сунул мне плюшевого мишку и подтолкнул в спину, мол, исчезни. Старшая воспитательница преувеличенно бодро стала строить детей в хоровод. Через несколько минут уже никто не вспоминал о случившемся, будто ничего и не было.

Праздник шел своим чередом.

А я вывел для себя первый закон социального поведения: если не хочешь остаться непонятым, говори то, чего от тебя ожидают. Даже если это неправда.

Показательный полёт

Приборы в порядке. Высота… Скорость… Что-то там стучит слева. Сердце? Да нет, железо. Не забыть завтра сказать механику, чтобы проверил.

Голова вспотела под шлемом. Почему здесь не предусмотрена вентиляция? Черт возьми, и так мало волос осталось, это в мои-то годы. Господи, а времени-то сколько! Уже темнеет. Алёнка заждалась. Совсем уже большая, три года. Принесла же нелегкая эту комиссию. Им игрушки, а тут приходится опаздывать на день рождения дочки.

«Второй, я Седьмой. Слышу вас. Прием…. Вас понял, перехожу к выполнению второго упражнения… До связи».

Осень уже совсем. Вон как темнеть рано стало. Ну вот, совсем немного осталось. Завтра сдам машину стажёру, и привет. Пусть теперь он её моет, салага.

Что-то долго они там. Эх, сейчас бы в казарму. Поужинать, да в ленкомнату, к телевизору. Вторая серия, как-никак. Кто же сегодня дежурит? Неужто старшина? Ай-яй-яй, этот не даст посмотреть.

Вообще-то пора отлить. Только где? Кругом бетонка – неудобно. Разве за машиной, под колесо…

– Эй, братан, закурить не будет? Что у вас там, в столице, смотреть не на что? А чего они сюда прикатили? Ух ты, смотри, какой разворот! Вот это да!

– Ты сам-то откуда? А-а. Ну да. Скоро домой? А, ну тебе ещё как медному котелку…

– Смотри, смотри! «Мёртвая петля». Какая «бочка», я говорю тебе – «петля». Вон седьмой заходит, вот этот сейчас даст! Майор Андрюшкив. Опытный волк, хоть ещё и молодой. Да что ты со своим пятым. Давай на спор. На пачку «Астры». Ставлю на седьмого. Гляди, гляди, что делает. Чуть крышу не задел, на бреющем прошел…

Нога опять заныла. Когда же он закончит? Время-то уже не детское. Хоть вторую серию посмотреть. Да и живот уже урчит. Интересно, что дадут на ужин. Вот за что люблю командировки, так это за ужины. Умеют угощать провинциалы. Нынче бы коньячку не грех. Только как командующий посмотрит? Нет, пожалуй, при нём лучше поостеречься. Ну его к бису.

Интересно, как там Машка в колхозе? Надо бы позвонить, да уже не успеть. Поздно приедем. Пятый хорош, пожалуй, можно поставить «отлично».

– Мое мнение? Пожалуй, плавности не хватает, Александр Ильич.

Нечего вылезать со своим мнением. Ты командующий, ты и решай.

Ох, Машка, Машка. Так не хотел отпускать. Там эти нынешние, стиляги… Одно только на уме. Танцульки да девки. Строгости нет. Как бы она там с таким не связалась… Ну ничего, мать присмотрит… Какой тут, однако, сквозняк. А летают ребята неплохо. Вон седьмой, хотя бы. Кто это? Андрюшкив? Молодец, Андрюшкив. Эх, как прошел. Чкалов! Но командующий сдержан. Не щедр на похвалы Александр-то Ильич. Найдёт недостатки, раздраконит по первое число. Без этого нельзя. А то бояться не будут. Молод еще, да горяч. Прежний-то, Поликарпыч, говаривал: ты, говорит, с ним и выпей, и закуси, и хозяйку похвали, но недостатки всё же найди, на то ты и начальник.

Ах, да что это он? Чуть крышу не снес. Дурит, что ли? Или неполадки?

– Да постой, погоди. Кто сказал, что проспорил? Это он так, для эффекта. Сейчас со второго захода сделает. Я его знаю.

Э, может и впрямь что-то неисправно? Опять не смог, на третий круг зашел. Ну, давай, давай! Руль высоты на себя!

Да ты смотри, у него правое шасси наполовину открыто. Это ж… как же он сядет? Ах, черт возьми, вот тебе и кино.

Проклятье! Руль заклинило…

«Правое? Знаю. Разрешите повторную попытку? Нет, садиться не могу. Попробую закрыть шасси переворотом».

Плакала моя отличная оценка… Эх, и разнесу я завтра этого механика. Уж он у меня запомнит, как надо машину обслуживать.

Так. Спокойствие. Разворот, руль высоты на себя. Что ж ты чихаешь? Ну, родимый, выноси…

Откуда взялся этот прожектор? Там же его не должно быть. Бьет прямо в стекло… Огни какие-то. Да что же это? Всё же должно быть… Свист. Что они там кричат в наушнике все сразу? Ничего не разобрать. Так, это диспетчерская. Вон машины стоят, всё правильно. Только почему они так быстро увеличиваются? Неужели?… Нет, прыгать я буду только в последний момент. Вынесет, вынесет. Тьфу-тьфу-тьфу. А, чёрт, не через то плечо. Эх, цветочки-лютики! Аленка, не плачь, родная. Руль! «ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ТАМ, МУДАКИ! Принимаю решение ката…».

Искаженная скоростью цифра 007 размазалась по крылу. Так бывает на фотографии с плохой выдержкой. Крылатый демон, точно огромная летучая мышь, матово поблескивая, приближался к бетонным квадратам поля. Во тьме протянулись красные ниточки бортовых огней, – прямо трассирующие пули… За стеклянной стеной диспетчерской, освещенные ярко-жёлтым светом, заметались серые фигуры в высоких шапках. Временами рёв превосходил порог слуха и тогда он ощущался как прикосновение плотной тьмы. Тогда казалось, что неожиданно наступила тишина и в этой тишине часы отсчитывали время в обратном порядке, сколько его еще оставалось. Или это стучало сердце?

Вдруг тьму расколола ярко-белая вспышка и бетонная взлетная полоса содрогнулась всеми своими кубометрами. Огненный шар взметнулся, расползаясь во все стороны. Обломки машины просвистели со скоростью артиллерийских снарядов. Стена огня прошла через ряды испуганно вжавшихся в землю автомобилей, которые от её прикосновения становились на дыбы и разлетались на составные части. Удивленный диспетчер увидел проплывающую мимо «Волгу». В следующее мгновение, стекла широких окон прогнулись внутрь и лопнули, не выдержав яростного напора. Грохочущее пространство ворвалось со всех сторон в беззащитную коробку диспетчерской. Бросившись под стол, диспетчер успел заметить, как мимо пронеслись пылающие куски металла.

Пожилой полковник почувствовал, что ревматическая боль в ноге прошла. Пытаясь подняться, он шлепал рукой по липкой, пахнущей чем-то сырым луже, в которой лежал, и никак не мог понять, что подняться невозможно, поскольку его больная нога существовала теперь сама по себе и ее пинали люди, наступавшие на него, лежащего на верхних ступенях лестницы.

Музыканты, которые будут играть на их похоронах, смотрели вторую серию по телевизору.

Новогодняя история

Жизнь порой подбрасывает такие сюжеты, какие и в кино не всегда увидишь.

Вот какая история произошла с одной моей знакомой.

Женщина она, что называется, «бальзаковского возраста». Сделала неплохую карьеру, защитила диссертацию, но за всеми этими хлопотами несколько запоздала с личной жизнью. Ну, некогда было этим заниматься. Поэтому все у неё было хорошо – не хватало только обыкновенного женского счастья.

И вот, познакомилась она через интернет, – а где ещё в наше время знакомиться немолодой интеллигентной даме? – с парнем, который был её лет на …дцать моложе. Хороший был парень, положительный. Курил в меру, почти не выпивал, собой красавец. Начали они встречаться.

Прежнюю бизнесвумен стало не узнать: появился блеск в глазах, одеваться стала более романтично, что ли, лицо расцвело задумчивой внутренней улыбкой.

Как-то раз, смущаясь, она призналась, что мечтает, чтобы он переехал к ней насовсем, чтобы не чувствовать себя одинокой в большой пустой квартире. Только сомневается: действительно ли он ее любит, или только пользуется её невостребованной нежностью?

А в чем, собственно сомнения?

Да вот, как-то его поведение иногда меняется, и не понятно, с чем это связано. Обычно он предпочитает проводить с ней время дома, смотреть хорошие фильмы или слушать музыку под бокал сухого. Разве что выходили они иногда погулять в парке или пройтись по магазинам. Кстати, он обладает хорошим вкусом и подсказывает, что ей больше идет. Ну и она любила его наряжать, покупала ему дорогие вещи, – похоже, ему это нравилось.

Но иной раз, придя на свидание, он становился капризным, настаивал на том, чтобы вместо тихого вечера дома пойти в ночной клуб, «поколбаситься», как он выражался. Сначала она относилась к этому снисходительно: ну молодой ведь, энергию надо куда-то девать, хочется людей посмотреть и себя показать. Но потом это стало ее раздражать. Сама то она к молодежным танцам призвания не чувствовала, приходилось ей прозябать где-нибудь в темном углу клуба, когда он «зажигал» на танцполе с молодыми «барби». Чувствовала себя как динозавр свежеоткопанный.

Раз вообще казус вышел. Она ведь знала его вкусы и, пока ожидала его в клубе, заказала его любимые морепродукты, клубнику и белое вино. А он, когда пришел, заявил, что этого не ест, якобы у него аллергия, и попросил стейк с чипсами и «кровавую Мэри». А на дорогую рубашку, о которой, она знала, он давно мечтал, и которую она купила ему в подарок, даже не взглянул. «Может, виноваты критические дни?» – недоумевала она. Но ведь у парней, вроде бы, критических дней не бывает…

Так и продолжалось у них почти год – то милая семейная идиллия – а то вдруг капризы, взаимные претензии, непонятки одним словом.