Смерть повара

Смерть повара
Виктор Печорин

29 июля 1776 года на кухне ставки верховного главнокомандования американской Континентальной армии был обнаружен окровавленный труп. Причина смерти очевидна: горло убитого перерезано острым поварским ножом, который валялся рядом…

Смерть повара

и другие рассказы

Виктор Печорин

© Виктор Печорин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Клад

Аполлинария Никитична прожила в квартире на втором этаже старинной кирпичной шестиэтажки всю свою сознательную жизнь. Даже музыка, которая каждый вечер раздавалась снизу, из ресторана, ее давно перестала раздражать. Напротив, среди репертуара ресторанного оркестра у нее были любимые произведения. Иногда она даже специально приглашала к себе приятельниц попить чаю и послушать живую музыку. Когда музыканты фальшивили, старушка лишь снисходительно качала головой.

В общем, все бы ничего, только пол в квартире со временем обветшал. Да и понятно: сколько она тут прожила – ни разу в доме ремонта не было. К таким мелочам, как отстающие обои и пятна от протечек на потолке Аполлинария Никитична относилась стоически, но когда пол стал крошиться и проваливаться, она не выдержала и пошла в ЖЭК.

Как говорится, «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Не прошло и три года, как родной ЖЭК, наконец, прислал ей двух работников с молотками, разводными ключами и прочими атрибутами рабочего человека. Старушка была так рада, что поднесла работникам чекушку, колбасу с хлебом и соленых огурцов. По наивности она полагала, что это угощение станет достойным вознаграждением рабочим людям после трудов праведных, однако они расценили по-своему, и вдохновились на трудовые подвиги, лихо махнув по полстакана «Столичной» и похрустев огурцами.

Работников звали Степаныч и Саня. Степаныч был степенный мужчина в годах, настоящий ветеран коммунального фронта, а Саня – его подручный, молодой парень, из тех, кому еще учиться и учится.

Придя в хорошее расположение духа после старушкина угощения, они взялись за работу, предварительно сдвинув мебель в один угол комнаты. Пол был, и правда, гнилой и легко поддавался гвоздодеру. Из-под выворачиваемых досок вздымалась пыль и характерный запах давно ушедших эпох.

Хуже всего пол выглядел посередине комнаты: здесь он провис наподобие лунного кратера. Старинные лаги совсем прогнили, да и доски пола рассыпались от прикосновения.

– Степаныч, глянь-ка, это чего? Железяка какая-то, – сказал Санёк, указывая в недра развороченного пола.

Между сгнивших лаг под слоем пыли тускло поблескивал угол плоского металлического предмета.

– А ну-ка, дай-ка я, – Степаныч отодвинул Саню и склонился над расщелиной. Отбросив в сторону мешающие куски дерева, он расчистил пыль и постучал молотком по слегка позеленевшей металлической плоскости. – Не, не железо. Надо думать – латунь. Коробка какая-то.

– Клад! – догадался Санёк.

– Да тихо ты, не ори, – свистящим шепотом осадил его Степаныч, озираясь. Он попытался пошевелить предмет, но тот даже не шелохнулся. – Наверно, где-то лагой прижало, давай-ка вокруг доски повыворачиваем.

Разобрав еще часть пола, они разгребли мусор и пыль над своей находкой и тут даже бывалый Степаныч присвистнул от изумления. Из «культурного слоя» выступал идеально ровный угол предмета, а его стороны уходили вдаль, под еще неразобранные доски. Предмет явно был немалого размера! – Целый сундук или сейф! – прошептал Степаныч. – Это сколько ж в нем добра может быть!

– Сынки! А не хотите ли чаю? Я на кухне вам заварила – голос старухи, раздавшийся у них за плечами, заставил их вздрогнуть. Степаныч выразительно посмотрел на Санька, дескать держи язык за зубами, и, загребая большой мозолистой рукой, присыпал находку мусором. – А спасибо, мать, конечно, отчего бы не попить. А то мы тут пыли у тебя наглотались.

На кухне сидели молча, пили чай с баранками и печеньями и переглядывались, пока старушка хлопотала вокруг. – Ты бы вот, что, мать, – прервал задумчивое молчание Степаныч. – Сходила бы в магазин пока, что ли. Работы тут надолго, а душа-то просит, сама понимаешь. – Так ведь я ж вам, касатики, уже… – начала была старушка, но осеклась. – Нет, ну раз надо, так я… – Надо, мать, надо, – подтвердил Степаныч, и протянул ей смятый трояк. – Да не боись, на наши. Иди пока сходи. Купишь чекушку, ну там, килек. Да не спеши, тут сейчас пыльно будет, так чтобы тебе не наглотаться, ты лучше на дворе с полчаса погуляй. Иди, мать, иди.

Выпроводив старушку, Степаныч вытащил разомлевшего от чая Санька из-за стола: – Некогда рассиживаться, хватай гвоздодер, живо!

С таким энтузиазмом работники ЖЭКа не работали еще никогда! Через двадцать минут можно было подумать, что в старушкиной квартире вовсю порезвился полтергейст: посреди комнаты в полу зияла огромная неровной формы дыра, вокруг кучами лежали и стояли занозистые доски с торчащими из них гвоздями, в воздухе клубилась пыль. Склонившись над дырой, Санек орудовал взятым на кухне мусорным совком, а Степаныч, наподобие археолога, смахивал пыль с плоской поверхности могучей дланью. – Гляди, тут кажись буквы какие-то, – сказал Степаныч, сдувая пыль с поверхности. В этот момент совок звякнул, встретив на пути сопротивление. – О, а это ещё что? Тут что-то торчит. Может, ручка? – откликнулся Санёк. Сбоку над плоской поверхностью предмета действительно что-то выступало. Отбросив мешающий мусор, Степаныч обнаружил, что препятствием санькову совку послужил большущий шестигранник, похоже, тоже латунный. А ближе к середине на расчищенной от пыли гладкой, тускло поблескивающей, поверхности вились затейливые буквы на неизвестном нашим героям языке. Надпись была достаточно крупная и красиво исполненная, но, увы, непонятная. Зато тут были цифры «1897», очевидно означавшие год.

– Старинная! – догадался Санёк. – Видать, до революции еще заложено, – подтвердил Степаныч. – Вот это нам повезло! Это ж настоящий клад! Может, какой купец замуровал. Только тс-с, никому ни слова. Отберут, все государству достанется, а нам только двадцать пять процентов, да и то не факт. А так – поделим по братски: мне шестьдесят процентов, тебе – сорок. – А чего это мне сорок? Это ведь я первый нашел, – возмутился Санек. – Ну ладно, поровну поделим. Только бы бабка не пришла.

Дальнейшее исследование находки показало, что она не очень походила ни на шкатулку, ни на сундук. Предмет был квадратный, примерно семьдесят на семьдесят сантиметров, и вблизи каждого угла было по большому шестиграннику. То ли сейф старинный, то ли люк в тайное хранилище, решил Степаныч. А это означало, что размер спрятанных там сокровищ мог быть еще больше, чем они предполагали вначале. – Наверно, надо эти штуки как-то повернуть, – предположил Санек, – я такое в кино видел. Только для этого надо знать комбинацию. – Раздумывать некогда, – возразил Степаныч, – давай покрутим, может что получится.

Шестигранники, однако, не поворачивались. Наверно, заросли от времени. Но и Степаныч не лыком шит. Разведя зёв большого разводного ключа на максимум, он накинул ключ на левый шестигранник. Слава богу, размера ключа хватило. Сначала шестигранник упирался, так что пришлось постучать по ключу молотком, но потом поддался и несколько раз провернулся. Также провернулся и шестигранник в другом углу. Только никаких характерных щелчков при вращении их не наблюдалось. – Да ведь это обыкновенные гайки! – обрадовался Степаныч. – Не надо никакой комбинации! Щас открутим – и все. И он с энтузиазмом стал откручивать.

Две гайки снялись легко – это действительно были гайки, только очень большие, накрученные на толстые пруты с резьбой. Третья шла туго. Когда она была выкручена почти до половины, штыри, ранее освобожденные от гаек, частично утопились вглубь. Наконец, и третья гайка слетела. Внизу под плитой раздался скрежет. Но цель была уже близка. Даже ожесточенное сопротивление четвертой гайки уже не могло остановить кладоискателей. Они дергали рукоятку ключа по очереди, поливая упорную гайку отборным матом и растительным маслом, найденным на кухне. Наконец, при помощи невероятного мышечного напряжения и такой-то матери, удалось осилить последний поворот. Гайка слетела с резьбы, Степаныч, вместе с ключом, продолжая движение, зарылся носом в пыль, а где-то далеко внизу раздался приглушенный грохот и звон. Кладоискатели вновь склонились над находкой. Теперь тяжелая латунная плита был свободна, даже выступавшие из нее штыри с резьбой куда-то исчезли. Подцепив плиту за один край, они откинули её в сторону и замерли в глубочайшем изумлении. Под плитой им открылся не сейф, и не лаз в тайник. Там был… обычный цементный пол, в котором зияли четыре глубокие дырки от тех штырей, на которых были закручены гайки. И больше там ничего не было!

В изумлении незадачливые искатели сокровищ, лишенные дара речи, уставились друг на друга. В комнате повисла поднятая упавшей плитой пыль и мертвая тишина.

Долго ли длилась эта немая сцена, сказать трудно.

Через некоторое время она была прервана настойчивым стуком в дверь, причем стучали, похоже, не только руками…

Тем временем, этажом ниже персонал и, по неурочному времени, еще немногочисленные посетители ресторана наблюдали следующее необъяснимое явление. Многоярусная старинная люстра, украшавшая зал и придававшая ему особую торжественность, вдруг ни с того, ни с сего начала подрагивать, позвякивать своими хрустальными сосульками, потом заскрежетала и накренилась на один угол.

Посетители, которые сидели ближе к центру, повскакали с мест, официанты тоже прижались к стенам, у знойного красавца-бармена до щелчка отпала челюсть. Уборщица тетя Маша осеняла себя крестным знамением, пятясь к выходу. Кто-то крикнул: «Землетрясение!». Раздался истеричный женский визг, люстра несколько раз сильно качнулась, а затем… А затем вся эта лавина бронзы и хрусталя, позвякивая, сверкая и искрясь, алмазным водопадом рухнула вниз, произведя страшный грохот и погребя под собой высившуюся посередине зала разлапистую пальму, пару столов и несколько стульев.

Объяснить оба эти удивительных события, произошедших практически в одно и то же время, но в разных точках пространства, а именно – нахождение и внезапное исчезновение клада в бабкиной квартире и падение антикварной люстры в ресторане, – оказалось возможным, только совместив оба эти события и протянув между ними причинно-следственные связи. Связи эти обеспечивались четырьмя толстыми прутами, пропущенными сквозь перекрытие ресторанного зала еще во время строительства дома, и надежно закрепленными сверху четырьмя гайками, опирающимися для надежности на толстую латунную плиту. На плите было выгравировано по-французски, что люстра изготовлена фирмой «Рожер Прадье» в 1897 году по уникальному проекту архитектора ле-Дюка. Эти-то гайки путем неимоверных усилий и открутили своими трудовыми руками Степаныч с Саньком, принявшие латунную плиту с загадочной надписью за крышку замурованного клада.

Потом, конечно, горе-кладоискателям предстоял длинный и скучный разговор в казенном доме, но это уже совсем другая история.

Утренник

Никогда не угадаешь, когда и где жизнь преподнесет тебе урок.

Один из первых таких уроков, во всяком случае, из тех, которые запечатлелись в моей памяти, я получил на новогоднем утреннике в детском саду.

Утренник, чтоб вы знали, это что-то наподобие взрослой вечеринки, только утром и без алкоголя.

Обычно утренник напоминает нечто вроде самодеятельного спектакля, режиссером которого выступает одна из воспитательниц, роли исполняют дети, а в качестве публики используются приглашенные родители, то есть взрослые.

Что за действо разыгрывалось на детсадовских подмостках в тот раз, я помню смутно. Заполнился только восход солнца вручную – большой картонный круг, изображавший солнце, был подвешен на задней стене на гвоздике, и его за веревку тянула старшая воспитательница, отчего солнце, пошатываясь, рывками ползло вверх.

Кульминацией праздника было вручение подарков Дедом Морозом, – он по очереди вызывал детей к елке, и спрашивал то, что обычно спрашивают взрослые у детей: «как тебя зовут?» и «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» А потом, вне зависимости от ответа, называл «молодцом» и одаривал игрушкой из бархатного мешка.

Большинство моих товарищей высказывало желание стать космонавтами или пожарными. Врачи и военные котировались меньше.

Когда очередь дошла до меня, я вполне искренне сказал, что хотел бы стать… энтомологом.

Честное слово, я никого не хотел обидеть или унизить – просто сказал то, что думал.

Я и правда очень любил наблюдать за жизнью насекомых. Они казались мне какими-то инопланетными существами, живущими своей, непохожей на нашу, параллельной жизнью. Они строят дома, добывают пищу, воюют, растят своих детей. Мне нравилось разглядывать этих существ. Одни из них одеты в роскошные одежды, другие производят угрожающее впечатление, неся на себе оборонительные и наступательные орудия: огромные рога, жала, лапы-клещи, мощные челюсти. Я упивался книгой Жан-Анри Фабра с забавным названием «Нравы насекомых» и мечтал посвятить свою жизнь энтомологии – наблюдению за насекомыми.

Именно эту простую правду я и сказал.

Не забыть мне выражение лица Деда Мороза в тот момент. Он сглотнул, его глаза округлились, челюсть под накладной бородой отвисла.

– Кем?

– Энтомологом.