Тайные виды на гору Фудзи + бонус-трек «Столыпин»

– Оказалось, – продолжал Дамиан, – что группа отложенной гратификации, то есть детки, согласившиеся подождать второй пастилки, по всем жизненным показателям обошли тех, кто выбрал одну пастилку сразу. И по образованию, и по доходу, и даже по индексу здоровья.

– Это тоже понятно, – сказала Таня. – Я так и предположила бы. И что дальше?

– А то, – ответил Дамиан, – что группу отложенной гратификации можно тоже поделить. На тех, кто заберет две пастилки через пятнадцать минут – и тех, кто согласится ждать полчаса за четыре пастилки. И так далее. В конце концов окончательными чемпионами окажутся самые терпеливые дети. Те, кто ждал не пятнадцать минут, а пятнадцать лет… Отложенная гратификация дает огромную силу тому, кто ее практикует. Без преувеличения можно сказать, что на ней зиждется вся великая протестантская цивилизация. Но…

Подняв палец, Дамиан сделал картинную паузу.

– Но теневая сторона здесь тоже есть. У окончательных чемпионов далеко не все так хорошо, как кажется. В сказках разных народов существует архетип богача в рваной одежде, который получает удовольствие только от того, что спускается в подвалы и глядит на свое золото…

– Знаю, – сказала Таня. – Скупой рыцарь у Пушкина.

– Да, именно. Такой канонический скупердяй в лохмотьях сегодня встречается редко. У настоящего скупого рыцаря будет и яхта, и шато на Лазурном берегу, и самолет. Это символы успеха, и они необходимы для бизнеса. Не будет только одного – внутренней радости от обладания ими. За годы самоограничения у него пропал вкус к сладкому, и пастилки не доставляют ему радости. Совсем. Понимаете?

– Ага, – усмехнулась Таня. – Понимаю, куда вы клоните. Копил на коронки, пока зубы не выпали.

– Примерно. Победа в битве за счастье формально одержана, но субъект счастья – малыш, решивший подождать и съесть сразу сто пастилок – стал ее жертвой. От его лица теперь действует группа юристов по доверенности. Они сдают и принимают тонны пастилок, а счастье… Где оно?

Таня тихонько вздохнула.

– И тогда, – продолжал Дамиан, – скупой рыцарь строит машину времени. Он возвращается в то время, где малыш был жив – и заваливает его пастилками… Вы улавливаете мою мысль?

Таня даже покраснела.

– Вы не поверите, – сказала она, – но я совсем недавно думала про это практически теми же словами. Вот про машину времени точно думала… И вы считаете, что Федор Семенович хочет…

– Да. Он хочет вернуться к чему-то очень для него важному. И это связано с вами.

– Но зачем ему? Ведь Федя может что угодно себе…

– Вы знаете, не все. Далеко не все в мире можно купить, нанять и так далее, если вы это имеете в виду. Человеческая сфера влечения – область хрупкая и непостижимая. Если вы надломите молоденькое деревце, оно так и вырастет кривым. Так и человек. Есть целые научные школы, целые армии дорогих аналитиков и психотерапевтов, обслуживающие богатых, но несчастных людей. Они изучают каждый чих, каждый синяк, каждую детскую обиду своих клиентов – ибо все это до сих пор релевантно и важно.

– То есть вы хотите сказать, – заволновалась Таня, – Федя меня потому увидеть хочет, что ему психотерапевты прописали?

– Нет, что вы. Я совсем не это хочу сказать. Я хочу сказать, что стремление взрослого богатого мужчины вернуться в юность или детство, чтобы подлечить свою судьбу – это не какой-то бзик, не экзотика и редкость, а очень распространенное явление, укорененное в самой природе человеческой психики. Настолько распространенное, что на нем даже паразитируют всякие дипломированные умники.

Таня вспомнила про свои пробковые vision boards – но решила о них не говорить.

– Это, – продолжал Дамиан, – последний шанс судьбы. Вспомнить несбывшееся и сделать так, чтобы оно сбылось хоть как-то. Понимаете?

Таня еле заметно кивнула.

– Не буду строить никаких конкретных предположений, но полагаю, что Федор Семенович хочет вернуться к вам за своей порцией упущенного счастья… Никто в целом мире не поможет ему в этом, кроме вас. Но здесь начинается запретная территория, и продолжать разговор с моей стороны будет нескромно. Тем более что вы, Таня, все понимаете сами…

Голос Дамиана журчал и гипнотизировал. Временами в нем звучала самая настоящая нежность, временами – обезоруживающая искренность.

– Да, – сказала Таня, – я вполне… То есть почти…

– Поэтому вас, наверно, не удивит, что Федор Семенович хочет встретиться с вами не в городе, а в одном довольно странном, с моей точки зрения, месте.

– Где?

– В совхозе, где вы работали когда-то на школьной картошке.

– А он сохранился, этот совхоз?

– Вы знаете, да. Вполне сохранился. Только не в качестве совхоза, конечно. Я ездил, проверял по фотографиям из архива Федора Семеновича.

– Вы? Ездили?

Дамиан кивнул.

– Там вообще мало что изменилось, судя по всему. Но картошка больше не растет. Запустение… Пара старушек доживает, мужики давно спились. Некоторые постройки сохранились.

Он вынул телефон и повернул его экран к Тане.

– Снимал пять дней назад. Вы что-нибудь узнаете?

– Да, – сказала Таня с веселым удивлением. – Вот тут мальчики жили… Только стены были другого цвета. А это банька, мы там мылись. Но вот этих рукомойников тогда не было. И деревья теперь совсем большие. А все остальное такое же осталось.

– В России одна Москва меняется, – философски заметил Дамиан, – и не всегда в лучшую сторону. Хорошо, что вы баньку помните.

– Почему хорошо?

– Федор Семенович хочет встретить вас именно там.

– Он прямо такое желание выразил? – удивилась Таня. – Господи, сколько лет-то прошло, а он такие вещи помнит.

– Помнит, представляете? Вот посмотрите…

Дамиан положил на стол тщательно вычерченную схему.

– Вы пойдете по этой дорожке, как раньше ходили от женского общежития. Само общежитие снесено, а дорожка осталась. Мы подвезем вас к ней на машине. Федор Семенович будет ждать прямо у баньки.

– Вы все так прямо распланировали… А вдруг местные помешают?

Дамиан улыбнулся.

– Никаких местных не будет.

– Почему?

– Мы арендуем территорию специально для этой встречи. Охрана по периметру и все прочее, так что не опасайтесь. Все будет хорошо.

– А когда? Когда мы встретимся?

– В течение недели-двух. У Федора Семеновича очень загруженный график, и точнее пока я сказать не могу. Постараюсь предупредить вас за два-три дня. Вы сможете отпроситься на работе?

– Я сейчас не работаю, – сказала Таня. – Временно.