Тайные виды на гору Фудзи + бонус-трек «Столыпин»

– Понял, – сказал он в трубку и повернулся к Тане. – Ну что, Таня. Ваш выход.

Таня запаниковала.

– Может, я…

Дамиан взял ее руку и сильно сжал двумя своими.

– Идите прямо по этой дорожке и никуда не сворачивайте. Банька через двести метров. Федор Семенович уже там. Никто, кроме него, вас не увидит. Все будет хорошо. Поверьте в свою звезду.

– Да, да, – прошептала Таня, подтерла быструю слезинку (и правда хорошо, что не накрасилась), вылезла из машины – и пошла вперед.

Ей казалось, что Дамиан и охранники глядят ей в спину: она чувствовала почти физическое давление наведенных на нее глаз. Но когда через минуту ходьбы она обернулась, оказалось, что микроавтобус с охраной и машина Дамиана давно скрылись за деревьями. Спокойно, Таня, прошептала она, не надо себя заводить.

Она глубоко вдохнула и огляделась.

Ну да, вот тут жили мальчики – в тех вон домиках. А нашего корпуса, большого, уже нет. Банька была вон там. И сейчас там же, вон она. Только рядом еще две будки поставили из фанеры… Или это сторожки какие-то? Неважно, видно, что пустые – даже стекол нет. Господи, какое все стало старое. Неужели я тоже такая? А где же Федя?

Она пошла вперед, уже медленно, заранее растягивая лицо в улыбку. Когда до бани осталось метров тридцать или сорок, она увидела рукомойники, которых там раньше не было. А потом увидела и Федю.

Он стоял между баней и одной из фанерных сторожек спиной к ней. На нем был синий слесарный халат, точь-в-точь такой же, как тогда на картошке. На его босых ногах краснели пластиковые шлепанцы, тоже в точности такие же.

Были и перемены. На его затылке гордо блестела карамельного цвета лысина, которую Таня немедленно окрестила про себя средиземноморской (русские лысины бледны и малоурожайны).

Таня подумала, что Федя, наверно, мерзнет в одном халате без штанов. Потом отметила, что он стоит в том же месте, где ждал ее много лет назад. Мало того, она приближалась к нему с той же стороны, что тогда. Если можно было перемотать время назад, то это почти получилось: с такой точностью, кажется, не реконструировали даже пушкинскую дуэль.

Таня поняла, что следует сделать. Она остановилась, сняла сапоги, потом рейтузы с курткой, аккуратно сложила все на землю – и, оставшись в одном полотенце, сомнамбулически пошла к Феде. Когда до него осталось всего несколько шагов, он услышал шорох ее ног в сухой листве и обернулся.

Она увидела его глаза в широких модных очках со вздернутыми вверх краями и сразу все поняла. Но инерция заставила ее сделать еще два шага, и только потом она остановилась.

Внимательно глядя на нее, Федор Семенович сжал в кулаках синие слесарные лацканы – тем же памятным Тане движением. А затем решительно развел полы халата в стороны.

Он был совершенно гол под халатом.

Ему определенно не хватало физических нагрузок, но загар был безупречен. На его чреслах белела широкая полоса от длинных семейных плавок (хвастаться, если честно, ему было нечем). Он держал полы халата разведенными еще несколько секунд, а потом запахнул его, шмыгнул носом, повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел прочь.

Только когда Федор Семенович скрылся за кустами, Тане стало ясно, что он не вернется.

Она симметрично развернулась и пошла в другую сторону прямо как была, в одном полотенце: возвращаться к Дамиану и охране было немыслимо. Впереди не осталось ни домов, ни дорог – только безлюдное поле. За ним начинался лес.

«Ничего, – думала Таня, чувствуя, как на глаза наворачиваются неостановимые слезы, – как-нибудь доберусь до станции. Переживем. А то нам жизнь до этого хуев не показывала… Хоть бы он наебнулся на своем вертолете, говно загорелое. Правильно на картошке девки говорили – мужики сволочи, а счастье в труде…»

1.3. fuji-ё стартдаун

Федор Семенович в халате и толстых хлопковых носках возлежал на кровати в своей океанической спальне. За прозрачной стеной темнело вечернее море. Над ним, словно сказочные лотосы, распускались отражения потолочных ламп.

Федор Семенович был простужен и то и дело срывался в хриплый кашель, проглядывая бумаги, которые ему одну за другой подавал стоящий рядом референт. Иногда он их подписывал.

Дамиан Улитин в белой бейсболке (все та же «SKOLKOVO SAILING TEAM»), шортах и желтой рубахе сидел на стуле, изучая украшающие спальню объекты искусства.

Особый интерес у него вызвали картины над кроватью.

Это были даже не картины, а скорее три тематически близкие фрески, ловко вписанные в габариты помещения. Дамиан встал и подошел к стене, чтобы разглядеть детали, заставив референта нахмуриться. Но Федора Семеновича это любопытство не обидело.

– Что, нравится? – спросил он.

– Очень, – сказал Дамиан. – Удачное расположение. Эротика вообще будит фантазию. Превращает кровать в такой, знаете, алтарь плотской радости. Эдакий патриархальный экспрессионизм – жестко, но честно. Подобное в наше время может себе позволить только весьма богатый и независимый человек… Плавучий оазис свободы.

Федор Семенович хмыкнул.

– Это что-то мифологическое, да? – продолжал Дамиан, прищуренно оглядывая фрески. – Виноград, колесница, руины… Похоже на «Триумф Вакха» этого… как его… Корнелиуса де Воса. Может, современная вариация? Как называется?

– Это триптих, – ответил Федор Семенович, подписывая очередную бумагу. – Харви Вайнштейн насилует Николь Кидман, Уму Турман и Натали Портман.

– Ах, – сказал Дамиан, – это Вайнштейн три раза. А я думал, Вакх в венке. Актрис-то я узнал… Кто автор?

Федор Семенович закатил глаза к потолку, вспоминая.

– Кажется, Дубосаров какой-то. Или Виноградский. Хэзэ, не помню точно. Это дизайнер заказывал. Спальня в стиле «Голливуд разбитых надежд». Говорят, модно.

– А скульптура – тоже Дубосаров? – спросил Дамиан, кивая в угол.

– Нет.

– Это кузнецы? – спросил Дамиан, подходя к скульптуре. – Или медведи бревно пилят? Чего это у них на висках мочалки какие-то?

– Прочитай, там написано.

Дамиан подошел к скульптуре, нагнулся и прочел вслух:

– «Голливудские евреи создают драматическое напряжение в коммерческих целях. Автор Неизвестный». Да, метко поймано, метко… Вчера как раз кино смотрел и думал. И что, правда неизвестно, кто автор? Или это в том смысле, что он малоизвестный?

– Нет, наоборот. Он как раз популярный. В определенных кругах. Оба слова с большой буквы – Автор Неизвестный. Это внебрачный сын Эрнста Неизвестного. Автор Эрнстович. Мама его специально так назвала, чтобы тег застолбить. На табличках круто смотрится.

– Стильно, – сказал Дамиан. – Такая сквозная кинематографическая тема во всем. Очень стильно и модно. И мама умная – могла ведь сынка и «Солдатом» назвать.

Федор Семенович отдал последнюю бумагу референту и тот, еще раз покосившись на Дамиана, вышел из спальни.

Дамиан уже изучал стоящее рядом со скульптурой кресло. У того были деревянные подлокотники в виде неприлично задранных женских ног в туфлях с длинными каблуками (на каблуки были насажены шампанские пробки). Еще две пары женских ног были ножками кресла – передние, обрезанные чуть выше икр, босо стояли на полу, а задние изображали коленопреклонение.

– Кресло тоже в стилистике?

– Тоже, – ответил Федор Семенович. – Автора не помню, а объект называется «Кастинг три». Я только обивку поменял, оригинальная из женских волос была. Их перманентом блондинили, и они чего-то вонять сильно стали.

– Время такое, – кивнул Дамиан.

– Наверно. А вообще удобное кресло. Садись, попробуй.

– Как-то боязно.