t

– Лучше считайте меня ангелом, – сказала кукла. – Мне будет приятно.

– Вы падший ангел? Князь мира сего?

Кукла зашлась деревянным смехом.

– Вам не кажется, граф, что слово «падший» применительно к князю мира отдает просто небывалым лицемерием? Люди наперебой соревнуются, чтобы получить у него какую-нибудь работенку, и отчего-то называют его при этом «падший»…

Т. улыбнулся.

– Так учит церковь, – сказал он.

– Да-да, церковь, – повторила кукла. – Считается, церковь противостоит князю мира. Ну не чушь ли? Вот подумайте сами, если бы у обычного околоточного надзирателя в самом что ни на есть жидоедском околотке какой-нибудь бедный еврей открыл корчму, где на вывеске было бы написано «противостою околоточному надзирателю», долго бы он так противостоял?

– Думаю, нет.

– И я тоже так думаю. А если бы такое заведение исправно работало из года в год и приносило хорошую прибыль, это, видимо, означало бы, что тут с околоточным очень даже совместный проект.

– Извините, – сказал Т., – но ведь есть разница между околоточным и князем мира сего.

– Я тоже так думаю, – согласилась кукла. – Князь мира не в пример могущественнее и умнее. И если он позволяет в своем околотке заведения, которые официально и торжественно противостоят околоточному, то это, надо думать, не без особого резону…

– Что вы хотите этим сказать?

– Пока ничего, граф, – хмыкнула кукла. – Так, делюсь наблюдениями. – Просто мне не нравится выражение «падший ангел». Если хотите, считайте меня пикирующим ангелом.

– Что значит – «пикирующий»? Вы с кем-то пикируетесь? Говорите язвительности?

– Нет. Пикирующие ангелы – это такие, которые еще надеются выйти из падения. Не совсем падшие, но вплотную приблизившиеся к порогу, хе-хе…

– Церковь ничего о вас не говорит.

– Мы тоже ничего о ней не говорим, – ответила кукла, – наша позиция по этому вопросу пока неясна. Но по мере вашего приближения к Оптиной Пустыни все решится. Если все пройдет как задумано, вас ожидает трогательное возвращение в церковное лоно. Однако не будем предвосхищать события…

– Вы громоздите одну загадку на другую, – сказал Т. – Ответьте мне ясно и без уверток – кто вы такой на самом деле?

Нарисованные глаза куклы моргнули и холодно уставились на Т.

– А кто такой вы? Что вы знаете про самого себя?

Т. пожал плечами.

– Теперь мало. Меня контузило пулей. Но хоть я и потерял память – временно, надеюсь, – я все же остаюсь самим собой.

– Вспомните что-нибудь конкретное о себе самом. Что угодно.

– Например… Например… – Т. нахмурился, а потом нервно засмеялся. – Я думаю, так любого можно поставить в тупик. Велите человеку вспомнить о себе что угодно, и он растеряется.

– Но вы не помните вообще ничего, не так ли?

– Почему, кое-что приходит на ум. Вот Ясная Поляна, например. Беседки, борозда от плуга… Фру-Фру… Так лошадь зовут…

Т. показалось, что кукла растянула рот в деревянной улыбке – хотя устройство ее рта этого не позволяло.

– Ну это уже я за вас начинаю придумывать. Трудно удержаться.

– Послушайте, Ариэль, – сказал Т., – вы, как я понимаю, можете показаться в любом виде, в каком пожелаете. Почему вы решили стать куклой?

– Это намек.

– На что?

– Вы постоянно спрашиваете, кто такой я. Но ни разу не спросили, кто такой вы. Приходится стать для вас зеркалом.

– Вы хотите сказать… – Т. почувствовал неприятный холодок под ложечкой, – что я кукла? Ваша марионетка, игрушка? Которая кажется живой только тогда, когда кукловод дергает ниточки?

Кукла противно захихикала.

– Почти попали. Но ниточки, как вы видите, обрезаны, и марионетка действует как бы сама. Задумайтесь, чем она занята? Дерется, стреляет, ведет беседы со встречными, убегает от какого-то Кнопфа. Но ничего толком не знает ни про себя, ни про этого Кнопфа. Каждую секунду она ведет себя так, словно движется к хорошо известной цели, но стоит ей задуматься об этой цели, и она с ужасом понимает – цель неясна…

– Почему бы вам не перестать морочить мне голову? – спросил Т., сжимая кулаки. – Покажитесь в своем настоящем виде. Можете вы?

– Могу, – сказала кукла после недолгого размышления. – Но вы будете разочарованы.

– Прошу вас, сделайте это.

– Сегодня уже нет времени.

– Тогда в следующий раз. Обещайте.

– Ну что ж, – вздохнула кукла и поглядела куда-то в сторону. – Пожалуй, и покажусь. А сейчас вам следует отдохнуть, граф. Завтрашний день вы почти полностью проведете в седле. Набирайтесь сил и не мучьте себя раздумьями – скоро вы все узнаете и так. Спокойной ночи.

Т. не успел ничего сказать в ответ – руки куклы, только что занятые мелкой жестикуляцией, вдруг бессильно повисли; прямоугольник рта отвалился вниз. Теперь перед Т. чернел просто мертвый кусок дерева с нарисованными пятнами глаз. Т. смотрел на него до тех пор, пока из темноты не появился цыганский барон.

В его руках были два свернутых одеяла.

– Устраивайтесь на ночлег, – сказал он. – Утром вы получите вещи, которые велел передать вам оракул.

– Какие вещи?

– Форму жандармского полковника, – ответил барон. – Его оружие, кошелек с деньгами и коня. И какой это конь… Мне придется сделать над собой усилие, чтобы не перерезать вам горло ночью.

– А откуда у вас форма жандарма? И его лошадь?

– Та Лойко заборол. Не волнуйтесь, граф, все произошло по-честному. Жмура мы по реке пустили, а барахло я хотел приберечь, но уж больно оно горячее, как бы весь табор не запалило. Да и не нужны свободным людям сапоги со шпорами. А вам могут пригодиться. Езжайте, а дальше что-нибудь подвернется. Может статься, и найдете свою Пустынь…

VI

Конь, белый иноходец, действительно оказался превосходным – только чересчур горячим. Сначала он попытался сбросить Т. на землю, но, почуяв опытную руку, подчинился человеческой воле.