Ее глаза гаснут совсем.
– Да, еще один заказ.
– Пока, Люк…
– До свидания, Люция.
Связь
Пришло время сказать вам главное.
Меня зовут Гена. И благодаря своей бабке-пророчице я чувствую то, что она называла словом «связь».
Приведу пример. Как вы уже поняли, в моей жизни мало хорошего. У меня тяжелая низкооплачиваемая работа, без перспективы карьерного роста. Семья, которую надо кормить и одевать. Престарелые родители в другом городе, о которых надо заботиться. Убогая маленькая квартирка в доме, годящемся только под снос. У меня нет друзей. Есть пени по кредиту за мебель и стиральную машинку. У меня нет любовницы. Есть сломанный сиди проигрыватель в старенькой машине. У меня нет хороших зимних ботинок. Хуже того, я неудачник. Я никогда не выигрываю в лотерею. Раз в месяц я что-нибудь теряю: права, кошелек или ключи от машины. У меня однообразный и редкий секс с женой. Именно на меня упадет единственная сосулька с крыши. Именно меня с ног до головы обрызгает грязью проезжающая машина. Именно меня остановит для проверки документов полицейский.
У меня портится здоровье.
Меня съедают негативные эмоции.
Меня раздражает все.
Или, например, страх. Я боюсь одиночества и в то же время боюсь общества других людей, вынуждающих меня делать то, что я не хочу: отвечать на глупые вопросы, слушать пустые речи и терпеть их раздражающее присутствие в моей жизни. Я боюсь, что моя дочь станет проституткой, а сын – сутенером и что через лет пять они выставят меня из дома, потому что я мешаю им жить. Я боюсь того, что моя жизнь до самого конца будет такой же скучной, однообразной и унылой. Я боюсь признаться себе в том, что она изначально лишена смысла, потому что полна пустых усилий и никчемных трудов, тогда как удовольствие, получаемое взамен, мало и мимолетно.
Я боюсь признаться себе в том, что ничего уже не хочу.
И все это происходит со мной из-за трех людей, которых я ощущаю порой как самого себя.
Один – японец.
Он прикручивает какие-то детали к машинам на конвейере завода «Хонда», а по вечерам любит читать стихи вместе с миниатюрной женой, в маленькой квартирке на двадцать пятом этаже небоскреба. «Старый пруд. Прыжок лягушки. Всплеск воды. И снова тихо. Тишина. И старый пруд».
Второй – пожилой немец, учитель астрономии.
Все, что он делает, – путешествует по миру со своей престарелой женой, записывая на диктофон впечатления и снимая на видеокамеру ночное звездное небо: Бомбея и Рио, Москвы и Рейкьявика, Мехико и Мельбурна, Токио и Каира, Пекина и Вашингтона.
Третий – афроамериканец с косичками, сидящий в тюрьме в одиночной камере.
Его посадили по ошибке, за разбойное нападение, которого он не совершал. Его срок – пожизненный. Он качает мышцы, ест, спит и иногда читает Библию.
Они не делают ничего плохого. Они не знают меня и не желают мне зла. Но они не делают чего-то того, что давно могли бы сделать, и именно из-за этого от меня отвернулась удача, и я страдаю и мучаюсь.
Как я это вижу и чувствую?
Как больной, лежащий на койке с кислородной маской на лице, видит и чувствует человека, перекрывшего ему кислородный кран.
Как человек, сидящий на вершине дерева и любующийся видом на горы и озеро, видит и чувствует лесоруба с бензопилой, внезапно появившегося у основания дерева и стремительно спиливающего ствол.
Вы меня понимаете?
Нет?
Брат
В гараже тесно: почти все место занимают металлические стеллажи и новенький черный джип «Ниссан-Патрол». Брат врет, что машина не его, якобы на этом автомобиле он возит важного чиновника городской мэрии.
Я протискиваюсь в дальний угол, нахожу электрическую розетку, накрываю сзади машину брезентом – от искр.
«Ну, вперед!»
Быстро срезаю кодовый замок. Аккуратно убираю инструмент и полиэтилен.
Закуриваю.
В груди бешено стучит сердце. Как будто там – угольная шахта, и шахтеры колотят об породу огромными тупыми молотками.
«Хочет коровка, хочет кошка, хочет полевой цветок».
Где-то вдалеке лает собака.
«И собака тоже чего-то хочет».
Открываю чемоданчик.
«Вот это да!»
Пачки денег. Купюрами по пятьсот евро. Значит, в каждой – по пятьдесят тысяч. Десять ровненьких стопок. В каждой – по десять пачек.
«Сколько же это?»
От волнения не могу сосчитать.
«Пять миллионов!»
Сбоку какой-то черный маленький приборчик. Что-то среднее между видеокамерой и короткой подзорной трубой. Я трогаю его рукой. Железный! Под ним – кучи бланков паспортов. Красные – Российские. Есть и других цветов, с гербами других стран. В полиэтиленовом пакетике – печати.
Открываю Российский паспорт. Андрей Николаевич Андреев. Фотографии нет. Семьдесят пятого года рождения. Питер, улица Чайковского. Холост. Детей нет.
В этот момент кто-то бесцеремонно дергает входную дверь, закрытую мною на щеколду изнутри. Раз, второй, третий. Потом колотит по ней кулаком.
Не успев даже испугаться, я кладу паспорт в карман куртки, закрываю чемоданчик и засовываю его под стеллаж – как можно дальше.
За дверью раздается рев:
– Твою мать! Братишка, это ты там?
Я облегченно вздыхаю и пробираюсь обратно к двери.
– Да! Сейчас!