Игорь Святославич

– Так ты не ответил на мой вопрос, Ярослав. Пытался ли твой брат Святослав отнять невесту у моего Игоря для своего сына?

– Пытался, да токмо без толку, – махнул рукой Ярослав и принялся стаскивать с Манефы платье.

Манефа не сопротивлялась: она знала, на что шла.

– Что же ответил Ярослав Осмомысл твоему брату? – допытывалась Манефа в то время, как Ярослав, завалив её на стол, пытался раздвинуть ей ноги.

– Что ответил?.. То и ответил, мол, он крест целовал твоему покойному супругу при видоках[31 - Видок – свидетель.], а посему… – Ярослав не договорил, соединившись, наконец, своим мужским естеством с распростёртой на столе тёткой.

Манефа едва не вскрикнула от боли.

– Полегче, медведь неуклюжий!

– Почаще занимайся этим, белокожая моя, тогда и больно не будет, – усмехнулся Ярослав.

– А ты наезжай ко мне время от времени, так я и привыкну к ласкам твоим, – отозвалась Манефа.

– Ловлю тебя на слове, сладкая моя! – промолвил Ярослав, делая ритмичные движения своим большим сильным телом.

Манефа давно хотела заловить сластолюбивого Ярослава в свои сети, поскольку знала, что по родовому обычаю он преемник своего брата на столе черниговском. Иметь возможность влиять на податливого Ярослава при распределении уделов для своих сыновей – вот к чему втайне стремилась хитрая Манефа. Изображая перед захмелевшим Ярославом сильную страсть, княгиня глядела в будущее своих сыновей, рано оставшихся без отца, не наделившего их волостями. На пасынка Олега Манефа не надеялась, как, впрочем, и на Бога, рассчитывая лишь на свой ум и женские чары.

Глава шестая. Поход на Киев

Вскоре галичане уехали.

Ефросинья, хоть и всплакнула при прощании на плече у брата, не выглядела огорчённой, оставаясь в Новгороде-Северском, вдали от родителей. Заботливая свекровь с первого же дня стала для неё второй матерью.

Игорь очень скоро обвыкся с тем, что женат, благо в жизни у него не случилось в связи с этим никаких перемен. Он так же жил в своей светёлке на мужской половине терема, а его юная жена разместилась в покоях Манефы, которая запретила сыну даже помышлять о наготе Ефросиньи, не говоря уже о том, чтобы тащить её в постель.

– Не доросла ещё Ефросинья до этого, – выговаривала княгиня сыну и грозила пальцем, – да и ты тоже. Супружество супружеством, но и о теле Ефросиньи подумать надо. Коль станет она детей рожать в столь младые годы, то может зачахнуть раньше срока. И детки у юных матерей рождаются слабые.

Игорь не прекословил матери, лишь усмехался в душе. Знала бы мать про его забавы с Агафьей, небось не усердствовала бы в поучениях.

При первом же тайном свидании вскоре после свадьбы Игорь пылкими признаниями и крепкими объятиями легко доказал Агафье, как ему безразлична Ефросинья и насколько не безразлична ему она, Агафья. Любовники продолжали свои встречи в укромных уголках терема под покровом ночи или в предрассветные часы, когда сон одолевает даже чутких собак.

Олег ни о чём не догадывался, поскольку с женой жил недружно и привык к её постоянной холодности. Служанки Манефы не имели доступа в покои Агафьи. Своих же служанок Агафья меняла столь часто, что, по сути дела, при ней постоянно находились девушки, не успевшие толком обжиться в княжеских хоромах.

Агафья с такой же лёгкостью обманывала свою прислугу, как и нелюбимого мужа.

Но однажды в начале зимы случилось непредвиденное…

Олег был в отлучке, объезжая свои владения по санному пути, творя суд и расправу на местах. Ефросинья лежала с простудой, и Манефа не отходила от неё. Ключница Пелагея отпросилась на несколько дней к своей родне в Трубчевск.

Игорь и Агафья, решив, что случай им благоприятствует, утратили обычную осторожность.

Изнывающие от страсти любовники проникли в комнатушку Пелагеи, хотя знали, что спальня княгини находится за стенкой.

Всё происходило при свете дня. Игорь и Агафья поначалу хотели лишь поласкать друг друга без опаски и разойтись до ночи. Однако единение рук и губ пробудило в них столь неудержимое желание вкусить более сильное наслаждение, что они и не заметили, как оказались без одежд на чужой постели.

Привыкшие всё делать быстро, на этот раз Игорь и Агафья захотели продлить удовольствие, полагая, что запертая на крючок дверь убережёт их от внезапного вторжения. К тому же перед этим у них был вынужденный большой перерыв в ласках.

Два нагих тела пребывали в совершенно недвусмысленной позе, когда на пороге светлицы возникла Манефа с ножом в руке, которым она сняла крючок с петли, просунув его в узкую щель между дверью и косяком. Из-за плеча Манефы выглядывало любопытное веснушчатое лицо одной из её челядинок.

– А мне Боженка молвит, что из светёлки Пелагеиной стоны какие-то доносятся, – громко сказала княгиня. – Так вот кто тут стонет! Не обессудьте, голубки, что нарушаю ваше уединение.

Увидев княгиню, Агафья испуганно вскрикнула, в ужасе закрыв лицо руками.

Игорь, тяжело дыша, уселся на край постели, не смея взглянуть на мать. Торопливым движением он прикрыл одеялом свою наготу.

– Ступай прочь, Боженка, – бросила Манефа служанке. – Гляди, никому ни слова, коль не хочешь битой быть!

Рабыня мигом исчезла.

– Нехорошо, сыне, – осуждающе произнесла княгиня. – Супруга твоя почти в беспамятстве лежит, а ты в это время прелюбодействуешь! И с кем?! С женой брата! Видел бы такое отец твой!

Манефа тяжело вздохнула и вышла, затворив за собой дверь.

Олегу княгиня ничего не сказала и внешне была всё так же приветлива с Агафьей. Однако в настроении Манефы случилась резкая перемена. Если до этого ей нравилось опекать Игоря, то теперь в разговорах с Олегом и его думными боярами она постоянно настаивала на том, что пора дать Игорю стол княжеский.

– В волости твоей, Олег, городов хватает и помимо Новгорода-Северского, – говорила княгиня. – Вот и дай Игорю в удел Курск, иль Трубчевск, либо городок Рыльск. Пора Игорю в княжескую багряницу рядиться, засиделся он под боком у старшего брата!

– Не к лицу Игорю в Рыльске князем сидеть, шибко мал сей городок, – размышляя вслух, ответил Олег. – И Трубчевск не многим больше Рыльска. Курск – славный город, но стоит на самой степной границе; чтоб сидеть там князем, нужно опытным воителем быть: половцы враг опасный. Дам-ка я Игорю Путивль, где сам княжил когда-то.

Манефа одобрила такое решение. Путивль – город не маленький и укреплён хорошо. И от Новгорода-Северского недалече.

Когда Ефросинья оправилась от болезни, Игорь отправился на княжение в Путивль. Олег выделил брату из своей молодшей дружины тридцать воинов, каждый из которых имел коня и полное вооружение.

Стояли трескучие рождественские морозы. Над Путивлем плыл торжественный колокольный звон, возвещающий о том, что в далёком-далёком прошлом в этот день Сын Божий пришёл на землю.

Из высокого окна княжеского терема были видны крыши домов, укрытые снегом, деревянные маковки церквей с православными крестами. Хоромы бояр теснились ближе к детинцу, жилища людей небогатых расползлись по склонам холма и вдоль оврага до самых крепостных стен.

Олегов посадник, перед тем как покинуть Путивль, показал Игорю всё его имение: кладовые, медовухи, конюшни, амбары… Челядь с любопытством взирала на молодого князя и на его безусых дружинников. Рабыни шептались украдкой, разглядывая свою юную госпожу – Ефросинью.

«Ну вот и я стал князем!» – с горделивым самодовольством подумал Игорь, первый раз усевшись на княжеский трон с высокой спинкой и узкими подлокотниками.

Путивльские бояре, знакомясь со своим князем, незаметно подмечали для себя все его достоинства и недостатки. Потом судачили между собой:

– Хоть и молод князь наш, но не глуп. С первого дня своего вокняжения все недоимки простил и всех должников из кабалы вызволил. По всему видать, хочет милосердным в народе прослыть.

– Не глуп, говоришь! А монахов бродячих зачем привечает?

– Так они ему книги переписывают.

– Ишь какой! Бороды ещё не отрастил, а уже мудрым стать хочет.

– Игорь не токмо монахов привечает. Сколь отроков смышлёных к себе в дружину набрал. И как их воинскому ремеслу обучает, видели?

– Вот именно! Игорь взял в свою дружину Олеговых отроков, а нашими сыновьями побрезговал. Разве это дело?