Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая

Ольгерд заверил Василия Иоанновича, что он получит и деньги, и оружие, и коней…

– Ты нам друг, Василий, – сказал Кейстут, подтверждая слова брата, – а мы за друзей стоим горой. Мы поможем тебе собрать сильную дружину, у нас ратных людей много!

«Правду, стало быть, говорят люди про Ольгерда, коль не может он мечом одолеть противника, так пускает в ход подлость и коварство, – подумал Пересвет, скорчившись в душном темном чреве сундука. – И брат его Кейстут из такого же теста!»

Глава третья

Немецкие послы

На другой день в Вильно прибыли послы от Тевтонского ордена. Послов было двое. Это были барон Дитлеф фон Хазе и барон Людвиг фон Оберхаузер. Оба свободно говорили на литовском и русском языках.

Для встречи немецких послов Ольгерд и Кейстут собрали в тронном зале всех своих сыновей, воевод и союзных русских князей. Ольгерд и Кейстут расположились в глубине зала на небольшом возвышении; первый восседал на троне из мореного дуба с подлокотниками, второй сидел рядом на стуле с высокой спинкой. Ольгерд был облачен в длинный темно-вишневый кафтан без воротника, на голове у него была золотая диадема, плечи были укрыты пурпурным плащом. На поясе у Ольгерда висел кинжал, в правой руке он держал золотой жезл, символ власти. Кейстут был одет в жемайтийскую одежду, на нем была туникообразная льняная рубаха с красными наплечниками и такого же цвета узорами на вороте и рукавах, белые льняные штаны, заправленные в красные яловые сапоги. Голову Кейстута венчала золотая зубчатая корона, к узкому поясу у него был прикреплен нож с костяной рукоятью в позолоченных ножнах. В руках у Кейстута была подкова, которую он то разгибал, то сгибал, то скручивал ее чуть ли не в узел, демонстрируя чудовищную силу своих рук.

Послы, стоявшие перед возвышением, внимая речи Ольгерда, с нескрываемым изумлением взирали на то, что вытворяет с подковой Кейстут. При этом на лице у Кейстута не было заметно ни тени напряжения, словно он мял в своих руках кусок воска.

– Я уже требовал у властей Тевтонского ордена выдать мне моего племянника Монвида, негодяя и предателя, – грозным тоном молвил послам Ольгерд. – Ныне я настаиваю на своем требовании третий раз. Монвид причинил мне много зла, он дважды покушался на мою жизнь. Ежели магистр Тевтонского ордена и его советники не выполнят моего требования, то я начну войну с тевтонскими рыцарями. Даю магистру десять дней на раздумье.

– Твое требование несправедливо, князь, – возразил барон Дитлеф фон Хазе. – У литовцев и жемайтов кровная месть считается священной. Твой племянник Монвид мстит тебе за смерть своего отца, которого ты лишил верховной власти в Литве и обрек на скитания. Монвид утверждает, что его отец Явнут умер от яда, подсыпанного ему твоим человеком, князь. Таким образом, Монвид поступает по обычаю своего народа, мстя тебе, князь.

– К тому же Монвид прошел обряд крещения, поэтому он не просто нашел прибежище у нас, но стал нам братом по вере Христовой, – вставил Людвиг фон Оберхаузер. – Орден не выдает собратьев-христиан на расправу язычникам.

Видя, что седые брови Ольгерда гневно сомкнулись на переносье, барон Дитлеф поспешил добавить:

– Мы донесем сказанное тобой, князь, до ушей великого магистра. Мы передадим ему твое требование слово в слово.

– Но нам хотелось бы также поговорить об обмене пленными, – сказал второй посол, переглянувшись с бароном Дитлефом. – Собственно, ради этого мы и приехали в Вильно. Неплохо было бы обсудить и это, князь.

Тевтонский орден из года в год предпринимал попытки продвинуться в глубь Жемайтии. Желая закрепиться на землях в междуречье Юры и Дубиссы, крестоносцы прорубали в лесах просеки и возводили крепости близ речных переправ и возле главных дорог. Литовцы и жемайты раз за разом изгоняли тевтонских рыцарей из своих владений, предавая огню их деревянные, наспех возведенные крепости. Однако на реке Митве, притоке Немана, крестоносцы сумели в короткий срок выстроить каменную крепость Митаву. Отсюда немцы и совершали свои вторжения в Жемайтию, сюда они и отступали в случае своих неудач, чтобы перегруппировать свои силы. Митава несколько лет была крайне неприятной занозой для литовских князей. Ольгерду с большим трудом удалось взять штурмом эту немецкую крепость и разрушить ее до основания. Это произошло в прошлом году. В той войне крестоносцы не только лишились своей очень важной крепости на реке Митве, но и потеряли много воинов убитыми и пленными.

Поскольку Тевтонский орден испытывал постоянную нехватку в людях, власти ордена, как правило, предпринимали любые усилия, чтобы вызволить из неволи своих собратьев по оружию и вере. Если у крестоносцев имелись пленные литовцы, то их обменивали на пленных христиан, томившихся в неволе у Ольгерда и Кейстута. Если пленных язычников у немцев не было, тогда власти ордена выкупали своих людей из плена за золото и серебро. Такая практика существовала с той поры, как тевтонские рыцари обосновались на землях пруссов и на берегах Немана.

На этот раз крестоносцам вновь предстояло раскошелиться, чтобы вызволить своих людей из литовского плена. Разбитые в прошлом году Ольгердом крестоносцы с трудом унесли ноги от реки Митвы, им не удалось пленить ни одного литовца. Торгуясь с немецкими послами, Ольгерд потребовал взамен за пленных крестоносцев кроме денег выдать ему также некоторых литовских перебежчиков. И в первую очередь – Монвида.

Немецкие послы не имели полномочий, чтобы сразу дать ответ на требования Ольгерда, поэтому они в тот же день отправились в обратный путь. Над условиями Ольгерда предстояло подумать великому магистру и его советникам, находившимся в Мариенбурге, этой неприступной твердыне тевтонских рыцарей.

Глава четвертая

Ягайло

Теперь уже ни у кого из литовских воевод и русских князей не оставалось сомнений в том, что Ольгерд собирается воевать не с кем-нибудь, а с крестоносцами. И эти переговоры с послами ордена относительно выкупа пленных были обычной уловкой хитрого Ольгерда, который часто за своим миролюбием скрывал подготовку к очередному военному походу. Вот только к какой из немецких крепостей намеревается двинуть свою рать грозный Ольгерд? Об этом даже в ближайшем окружении Ольгерда никто ничего не знал, хотя слухи ходили самые разные. Кто-то из знатных литовцев полагал, что после изгнания крестоносцев с реки Митвы Ольгерду целесообразнее всего было бы продолжить натиск именно на этом направлении, то есть взять в осаду немецкие крепости Георгенбург и Байербург, расположенные близ устья Митвы, впадавшей в Неман. Жемайтийские военачальники из свиты Кейстута поговаривали, что их князь подбивает Ольгерда обрушиться на немецкую крепость Шалауенбург, что в низовьях Немана. В эту крепость-порт по реке Неман со стороны моря каждое лето приходят суда из Европы с грузом оружия и отрядами новых крестоносцев. Кейстут пытался как-то взять Шалауенбург приступом, но ему не хватило сил для этого.

Между пирами и застольями, происходившими ежедневно, Ольгерд и Кейстут постоянно собирали на совещания своих советников и воевод. Причем эти военные советы неизменно собирались в узком составе. Ольгерд выслушивал трех-четырех военачальников, стараясь вызнать их мнение относительно грядущей войны с крестоносцами, затем отпускал их. После чего Ольгерд приглашал на совет других вельмож и опять расспрашивал их о том, как и где удобнее всего было бы совершить вторжение во владения Тевтонского ордена. При этом Ольгерд ни с кем не делился своими замыслами, поскольку от природы он был крайне скрытный человек.

На одном из таких совещаний произошла ссора между сыновьями Ольгерда. Это было никому не в диковинку, поскольку старшие сыновья Ольгерда от ныне покойной витебской княжны Марии Ярославны жили крайне недружно с младшими сыновьями Ольгерда от его нынешней жены тверской княжны Ульяны Александровны. Вражда между сводными братьями Ольгердовичами лишь обострилась с той поры, как Ольгерд приблизил к себе Ягайлу, не скрывая того, что он прочит своего первенца от тверской княжны в наследники литовского трона. До этого Ольгерд собирался сделать своим преемником на троне Вигунда, своего первенца от Марии Ярославны. Вигунд разочаровал Ольгерда тем, что рано вышел из-под отцовской опеки, принял православную веру, и вообще он слишком часто оспаривает отцовское мнение. Многие среди литовской знати симпатизировали Вигунду, который обладал цепким умом и полководческими способностями. Утвердившись князем в Полоцке, Вигунд умело сдерживал натиск ливонских рыцарей на северные окраины Литовского княжества. Со своими восточными соседями Смоленском и Новгородом Вигунд старался не воевать, наоборот, он втягивал смоленских князей и новгородцев, как своих союзников, в распри с Ливонским орденом.

По мнению многих литовских вельмож, Вигунд более других сыновей Ольгерда годится в наследники трона. В свои сорок лет Вигунд уже имеет немалый военный и управленческий опыт, являясь надежной опорой для Ольгерда. А то, что Вигунд порой упрям и своеволен, так и сам Ольгерд был таким же в его годы!

Ягайле было всего двадцать лет. Это был бледный стройный юноша не очень крепкого здоровья, не обладающий даже мало-мальскими военными дарованиями, зато имеющий, как и его отец, поразительные способности к освоению различных иноземных языков. Ольгерд мог свободно разговаривать на шести языках. При этом Ольгерд не умел ни читать, ни писать, как и его брат Кейстут. Ягайло же уже к шестнадцати годам овладел латынью и русской грамотой, благодаря ученым монахам, прибывшим в Литву из Твери в свите его матери Ульяны Александровны. Получился забавный парадокс: язычник Ягайло был неплохо образован для своего времени, а принявший православие Вигунд мог с трудом написать на бумаге собственное имя. Впрочем, в тогдашней Литве почти вся знать была неграмотна. Литовцы и жемайты не имели собственной письменности, а вводить у себя в стране латинский алфавит или кириллицу гордые подданные Ольгерда и Кейстута считали ниже своего достоинства.

Грамотными были и младшие родные братья Ягайлы, среди которых только Лингвен допускался на военные советы и пиршества знати, так как он был моложе Ягайлы всего на один год. Остальные пятеро отпрысков Ольгерда от тверской княжны еще не достигли совершеннолетия. Они жили вместе с матерью в Витебске.

В склоке на военном совете участвовали, с одной стороны, Ягайло и Лингвен, а с другой – их возмужалые сводные братья Вигунд и Корибут. Взаимная неприязнь между Вигундом и Ягайлой постоянно доводила их до яростных перепалок. Эти двое ненавидели друг друга, несмотря на родственную кровь, текущую у них в жилах. Вигунд считал Ягайлу полным ничтожеством уже только потому, что тот не мог без посторонней помощи сесть в седло, не умел мастерски владеть мечом и тем более не умел командовать в сече даже сотней воинов. «Читать книжонки и писать латинские каракули на бумаге может всякий жалкий монах, пользы от этого мало, – частенько говорил Вигунд, – а вот научиться водить в сражение конные и пешие полки, побеждать и обращать в бегство крестоносцев – этому сможет научиться далеко не всякий!»

Ягайло за глаза называл Вигунда мужланом за его безграмотность и косноязычие. К тому же Вигунд был широкоплеч, но коротконог и имел привычку ходить по-мужицки вразвалку. Вигунд был вспыльчив и в ярости сразу же хватался за кинжал. Хотя Вигунд вполне мог убить человека и голыми руками, ибо обладал большой физической силой. По этой причине Ягайло побаивался Вигунда и никогда не осмеливался спорить с ним, если при этом не присутствовал князь Ольгерд.

Вот и на военном совете Ягайло позволил себе понасмехаться над Вигундом, который, не зная немецкого языка, не мог прочитать названия городов, сел и крепостей на карте крестоносцев, захваченной Ольгердом в крепости Митаве. Рассерженный Вигунд хотел было ударить Ягайлу своим могучим кулаком, но Ольгерд вовремя вмешался и не позволил ему это сделать. Осмелевший Ягайло бросил Вигунду, мол, тот не только безграмотен, но еще и ведет себя по-мужицки, находясь в собрании знатных людей. Лингвен, всегда и во всем смотревший в рот Ягайле, стал смеяться над Вигундом.

Тогда Вигунд встал из-за стола и удалился с совета, хлопнув дверью. Вслед за ним ушел с совета и Корибут Ольгердович.

Эта склока вскоре стала известна всему войску, так как Вигунд едва не отдал приказ своей дружине возвращаться обратно в Полоцк. Лишь после уговоров родных братьев Федора, Константина и Корибута Вигунд оставил свое знамя среди стягов объединенного литовского войска. Но с этого дня Вигунд демонстративно не появлялся ни на застольях, ни на военных советах, если там же находился Ягайло.

* * *

Корибут Ольгердович со своей ближайшей свитой встал на постой в доме виленской родни боярина Ерденя. В соседнем доме расположился Вигунд Ольгердович со своими старшими дружинниками. Однажды вечером Корибут Ольгердович засиделся в гостях у Вигунда. Присутствовал при этом разговоре двух братьев Ольгердовичей и Пересвет как телохранитель Корибута.

Неожиданно в самый разгар беседы пришел еще один гость, и не кто-нибудь, а сам Ягайло.

Едва переступив порог светлицы, Ягайло насмешливо произнес:

– Ну что, братья, обсуждаете, как бы половчее сжить меня со света, а?

Вигунд и Корибут, сидящие за столом с яствами, невольно смутились и переглянулись. Они и впрямь только что говорили о том, каким способом лучше всего прикончить Ягайлу, не проливая его крови и не привлекая к себе подозрений. Вигунд предлагал пустить в дело яд, а Корибут склонялся к умело подстроенному несчастному случаю.

– О чем ты, брат? – изобразил удивление Корибут. – Как ты мог подумать такое?!

– Присаживайся к нам, коль пришел, – проворчал Вигунд, недружелюбно взирая на Ягайлу. – Ты же, чай, не просто так сюда заявился, но по какому-то делу.

Ягайло сбросил с себя соболью шубу и шапку с меховой опушкой. Его сопровождали два телохранителя, которые уселись на скамью у входа, не снимая с себя шапок и теплых плащей, под которыми поблескивали железные кольчуги и угадывались очертания висящих на поясе мечей.

– Отец наш пожелал, чтобы я замирился с тобой, брат, – сказал Ягайло, садясь к столу и взглянув в глаза Вигунду. – Поэтому я и пришел сюда.

– А по своей воле ты не пришел бы? – криво усмехнулся Вигунд.

– Конечно, не пришел бы, – без колебаний подтвердил Ягайло. – Нам же не о чем с тобой толковать, брат.

– Отчего же? – Вигунд налил в чашу хмельного меду для Ягайлы. – Нам с тобой есть о чем потолковать, братец. Хотя бы о том, что ты рано начал задирать нос. Литовская знать проявляет к тебе почтение, ибо ты постоянно трешься возле нашего отца. Но ведь наш отец не вечен…

Вигунд поднял свою чашу с хмельным медом, многозначительно подмигнув Ягайле.

Видя, что Вигунд и Корибут взялись за свои чеканные кубки с хмельным питьем, Ягайло жестом подозвал к себе Пересвета, который сидел на стуле у стены, увешанной оружием. Едва Пересвет приблизился, Ягайло подал ему свою чашу, велев сделать глоток из нее.

Пересвет с недоумением посмотрел на Ягайлу, потом на Корибута.

– Ты что, не понимаешь по-литовски? – сказал Ягайло, взглянув на Пересвета. Он повторил свою просьбу на русском языке.

– Пей, друже, – обратился к Пересвету Корибут. – Уважь нашего недоверчивого гостя.

Пересвет отпил из чаши, после чего поставил ее на стол. Вернувшись на свое прежнее место, Пересвет с каким-то неприязненным любопытством стал разглядывать Ягайлу, который в отличие от своих сводных братьев хмельной мед пил по чуть-чуть, а к яствам на столе и вовсе не притрагивался.