Белая волчица. Солдат ненависти

Фильм снят на документальной основе, но фильм кончается, где Константин Заслонов уходит в партизанский отряд.

В фильме нет его как партизана в лесах, в фильме он подпольщик в городе.

При одном только упоминании его имени немцев просто трясло от ужаса, они объявили за него огромную награду. Да, вот это был герой.

Благодаря его действиям, немцы потеряли тысячи, если не десятки тысяч солдат, а уж материальный ущерб вообще заоблачный.

Константин Заслонов был очень крупным партизанским командиром.

Анна Константиновна грустно улыбнулась:

– А я была рядовой партизанкой, каких были тысячи. Вы, наверное, смотрите на меня сейчас – дородная женщина. А в те времена я была совсем маленькая и худая, меня в отряде называли пигалица.

Как вы, наверное, понимаете, то, что здесь написано, – это всего лишь малая часть партизанской деятельности Мелешко.

И тут Анна Константиновна сказала:

– Зато я была знакома с Машеровым. В те времена он был одним из руководителей партизанского движения Белоруссии. Я знала его, он знал меня.

– Машеров, так он сейчас генеральный секретарь коммунистической партии Белоруссии, – сказал кто-то из учеников в классе.

Когда я оказался в Минске вместе с мамой, то именно тогда мама стала рассказывать мне свои истории похождений вместе с бабушкой.

Вы читали истории о дезертирах в лесу, о зернохранилище, о заводе в Чапаевске, о крынке холодного молока.

Все эти истории рассказала моя мама в городе Минске.

И ещё мама поведала мне, семилетнему мальчику, правду о моей бабушке.

Из слов мамы я понял, что фамилия Цибик – это фальшивка.

На самом деле настоящая фамилия бабушки – Бочкова или Бочкарёва. Она сочеталась браком с военным из Монголии, который учился в Москве в академии имени Фрунзе.

После заключения брака в Твери или в Москве она приняла фамилию мужа Дашзевег, а затем они уехали в Монголию.

Моя мама сказала, что родилась 18 октября 1930 г. в городе Улан-Баторе в Монголии. С этого времени и по 1934 г. моя мама и её мама проживали в Монголии.

В 1934 г. они переехали в Москву и жили по адресу 2-й Зачатьевский переулок, дом 11, который принадлежал посольству Монголии.

Вот такую удивительную историю поведала моя мама своему семилетнему сыну в городе Минске.

В 1937 г. Тимур Дашзевег был арестован за контрреволюционную деятельность. Он был расстрелян как враг народа.

После этого моя мама помнила, как её и её маму выгнали из монгольского посольства и они оказались на улице.

Хотя маме в 1937 г. было всего семь лет, она хорошо помнит все эти события.

Она рассказывала, что в монгольском посольстве у неё было много друзей среди детей, они играли вместе, веселились. Мама рассказывала, что тогда ее звали Наран Дашзевег, это было её настоящее имя.

Вы представляете, как я, семилетний мальчик, был потрясён всеми этими рассказами своей мамы.

Конечно, я много не понимал, но многое всё же понимал.

Сейчас, вспоминая то далёкое время, я не мог понять другое: как, имея такую биографию, моя бабушка не села в лагерь лет на десять.

Семилетний мальчик многого не знал, но спустя 30-40 лет после этих событий я уже знал очень много о том страшном времени.

Каким образом, имея такого мужа, а самое главное, такой приговор, – а если вспомнить, в каких преступлениях обвинили Тимура Дашзевега, самое интересное, что он признался во всех этих государственных преступлениях, – его жена не была репрессирована?

Через много десятилетий после этих событий окончательно было выяснено, что происходило в это время. Из этого следует: если репрессировали таких фигур, как крупные военные и большие чиновники, то серьёзным репрессиям подвергались их жёны и родственники.

Жён арестовывали и сажали в тюрьму вслед за своими мужьями. Всё это носило массовый характер. Тем удивительнее, что жену заместителя министра обороны МНР не арестовали и не посадили в тюрьму.

– После того как расстреляли папу, нас выселили из монгольского посольства, – поведала мама.

Мама рассказывала, что они поселились где-то в подвале, а потом в сарае, где проживали до 1939 г.:

– А потом нам дали по ходатайству комнату на улице Остоженка, д. 1/4, кв. 4, где мы жили до начала войны 22 июня 1941 г. Во время войны нас насильственно эвакуировали из Москвы, и мы пошли странствовать по просторам нашей Родины.

Всю эту историю мне поведала мама в Минске.

Моя мама сошлась со своим любовником ещё до Минска, когда жила на станции Зеленоградской. Любовник был из Белоруссии.

В общем, в один прекрасный день моя мама похитила меня, своего сына, и мы уехали в Минск, а бабушка осталась в Зеленоградской.

Я уже писал, что много десятилетий спустя вся эта авантюра с поездкой в Минск вызывает у меня подозрение: а не подсунула ли любовника-белоруса моей маме моя бабушка?

Конечно, это только предположение.

Так или иначе, но мама и её любовник неплохо устроились в Минске. Потом мама перетащила меня, и мы стали жить все вместе. Моя мама, её любовник и я.

Конечно, я напомнил маме о существовании папы, но мама заявила, что «это моё дело».

Потом я пошёл во второй класс, и классной руководительницей оказалась Анна Константиновна. Моя мама подружилась с Мелешко, они стали большими подругами.

Потом в Минск приехал мой папа. Моя мама и мой папа развелись в Минске, расторгли брак между собой.

Жизнь в Минске

На улицах были порядок и дисциплина. Пьяных на улицах почти не было. Если были пьяные и рядом появлялись милиционеры, то пьяные прямо на улицах трезвели.

Как я потом узнал из разговоров людей, если пьяных ловили на улице города, то их потом очень интенсивно обрабатывали в милиции.

Среди тех, кто попадал в милицию пьяным, за милиционерами утвердилось прозвище гестапо, и не зря.

Спустя многие десятилетия, уже в годы перестройки, много стало известно из того, что раньше скрывали.

Во время перестройки были выявлены чудовищные отклонения от социалистической законности во всех среднеазиатских республиках.