Вечная мерзлота

– От, зараза! Знает, что не велю так, а вот я тебя! – Она растопырила ладонь и посунулась к Севе. – Как меня надо звать?

– Баба говорит, тетя Нина нельзя! Надо – Нина Семеновна!

– Из ума твоя баба давно выжила… – Ветрякова вынула хлеб, большой кусок свинины, капусту выкатила на стол. – На-ка, хлебца… – отрезала горбушку и подала Севке. Она его любила.

– Спасибо! – Сева крепко взял хлеб и повернулся к матери с вопросом в глазах.

– Водичкой полей, да сахаром посыпь! – Нина обрывала грязные верхние капустные листы и все улыбалась Севке. – Ну, сахарком! Вкуснятина будет, за уши не отто?щишь!

Сева протянул хлеб матери. Асю бросило в краску, она выключила керогаз и накрыла булькающий бачок крышкой. Мыльным паром пахло на всю кухню.

– Спасибо, Нин, у нас как раз сахар кончился, ешь так, Сева!

– Опять без денег сидишь? – Нина ловко обрезала мясо с кости, она с первого дня покровительственно отнеслась к непрактичной интеллигентке-пианистке. – С Клавкой так и не поговорила?

Ася улыбнулась виновато и качнула головой.

– Что убудет тебя? Она позавчера опять с тем хахалем была! Погоны-то на нем немаленькие! Поговори с ней, она баба неглупая, шепнет в нужный момент! – Нина подмигнула со значением. – Он тебя куда хочешь может устроить! А так-то никуда не возьмут, это ясно.

– Да-а… – Асе не хотелось продолжать тему, она присела к Севе, заправила рубашку в трусы.

– Что, да-а? На-ка, хоть суп свари… – Она положила на край стола кость, на которой осталось немного мяса, посмотрела на нее и доложила кусок сала. Зашептала, нагнувшись. – Что, так уж не любишь, этих-то? – Нина поерзала подбородком по плечу, где должны быть погоны.

– Да почему не люблю…

– Мой тоже не любит… – Нина говорила вполголоса, прислушиваясь к тишине коридора. – А чего? Всем жить надо. Будешь у них на машинке стучать, что тут такого?

Ася молчала.

– Нет, ты скажи! Чего волчицей смотришь?

– Не хочу я там работать, – шепнула Ася, с нескрываемой досадой.

– Нет, ну одно слово – пианистка! Работа у них такая! Ты не будешь, другая будет!

– Пусть без меня… Иди проверь бабушку… – Ася подтолкнула Севу из кухни.

Нина выглянула в коридор, поставила миску с мясом под кран и открыла воду.

– Мой тоже, как напьется, такое, дурак порет, видел я их, орет, на фронте! – Нина говорила почти беззвучно, одними губами. – А с Клавкой поговори, она хоть и шалава деревенская, а помочь может. В ресторанах сотни просиживает со своим…

Хлопнула наружная дверь, женщины замолчали, Ася по знакомому пыхтению поняла, что разувается Коля, поблагодарила за мясо и пошла в комнату.

– Мам, можно я к Сашке пойду, ему гитару купили…

– Ты трико порвал! Коля! – Ася повернула его спиной, проверяя с другой стороны.

– Я сам зашью, ерунда… Тренер сказал, на первенство района меня поставит…

– Снимай, зашью, и не забывай, пожалуйста, у тебя больше ничего спортивного нет.

– Я помню. Где взяла мясо? – Коля понюхал кость.

– Я сегодня печатать иду в театр, ты сможешь там поиграть!

– Мам, я Сашке обещал, он нот не знает… не хочу я на фортепьяно…

– Николай! – раздался неожиданно громкий голос из-за ширмы.

– Да, баб! – Коля зашел к ней.

– Твой отец был блестящий пианист! С Обориным, с Шостаковичем играли в четыре руки! Ты это понимаешь?!

– Баб, ты это говорила! Я просто хочу на гитаре…

– Не перебивай! – Наталья Алексеевна помолчала. – Мать твоя тоже замечательно играла… Ты – внук профессора Консерватории, наконец! Я не понимаю, почему тебе не стыдно?! Собирайся и иди с матерью, в Вахтанговском хороший инструмент!

Коля громко и тяжело вздохнул и вышел из-за ширмы.

– И не вздыхай! Музыка – это прекрасно! А от футбола у тебя вылетают мозги! Как это можно, биться головой о мяч! А главное – зачем?!

11

Игарская протока была чистой ото льда, у пристаней и на рейде стояло немало судов. «Полярный» медленно двигался к пристани Енисейского пароходства, гудками здоровался по дороге. Небольшой портовый буксир «Смелый» маневрировал с двумя длинными баржами. Баржи были порожние, высоко стояли над водой, пароходик мелким муравьем суетился возле. Всю прошлую навигацию отработал Белов подменным капитаном в Игарском порту. На этом вот «Смелом». Загудел длинно, приветствуя товарища.

Сразу за пристанью пароходства стояла трюмовая баржа «Ермачиха», построенная специально под заключенных. Их как раз и разгружали. Темно-серая река из людей лилась из широкого носового люка на берег, и медленно, нарушая закон всемирного тяготения, текла в гору.

На рейде стояла ее родная сестра, деревянная, почти стометровой длины и широкая, баржа «Фатьяниха». Внутри баржа была огромной тюремной камерой – трюм без переборок, вдоль бортов и посередине – сплошные нары в три и четыре яруса – «Фатьяниха» вмещала несколько тысяч человек. Сейчас она была пустая – трюмы распахнуты, бойцы без оружия завтракали на палубе возле шкиперского домика, кормили собак.

Белов переоделся и направился в город.

Было около восьми, он поднимался широкой лестницей с перилами к красивому зданию речного вокзала. Решил сначала зайти в контору Строительства, не терпелось узнать, куда его направят, опасался, что оставят в Ермаково или здесь в Игарке на маневрах. «Полярный», конечно, был не самым мощным буксиром, но по мореходности мог и на Диксон ходить. Белову хотелось простора.

Контору Северного Управления МВД СССР начинали строить в начале марта, когда он улетал в Красноярск принимать «Полярный». А еще две улицы нового жилья для офицеров и вольнонаемных. Поговаривали, Управление будет заправлять всеми Заполярными стройками, экспортом леса и Северным морским путем. Организация была очень богатая, это было понятно по самолетам, которые прибывали и прибывали в город. Привозили начальство и специалистов. Много больших полковников ходили по Игарке, вечером в ресторане места не найти было.

От речного вокзала перекладывали дорогу – снимали сгнившие и поломанные доски и стелили новые. Тротуары уже починили, они пахли свежим деревом, Белов шел и чувствовал под ногами хорошую крепкую работу. Мостки через ручьи и овраги ставили с перилами, под ними еще лежал снег, вытаивал зимний мусор. На каждом шагу попадались привычные таблички: «Не курить!» и «No smoking!» для иностранцев, впервые попавших в город, где всё – дороги, тротуары, дома – было деревянное. То тут, то там, под охраной стрелков, зэки тесали топорами опорные бревна, пилили доски, копали ямы под столбы. Неужели освещение поведут? – не верил глазам Белов, вспоминая темные полярные ночи. На месте старого кинотеатра «Октябрь» строилось большое здание с колоннами. Сносились ветхие торговые ларьки, которые в народе звали по-простому – «балки?[30 - Бало?к – небольшой жилой домик вроде сарая. На Енисее и сейчас торговые ларьки называют балками.]», и ставили новые.

Двухэтажное здание Северного Управления бросалось в глаза свежим сосновым брусом, но больше – не по-северному огромными, в два человеческих роста, сверкающими на солнце окнами. «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина, вперед к победе коммунизма!» – красный транспарант был растянут вдоль всего здания между первым и вторым этажами. Белов зашел за угол и нацепил орден, это иногда помогало.

В Управлении кое-что еще доделывали, пахло свежими стружками, вставляли окна в коридоре, но на дверях уже были приколочены таблички. Белов нашел «Отдел водного транспорта» и, постучав, вошел.

Через сорок минут он, довольный, сбегал по широкому крыльцу – его срочно отправляли в низовья. Даже продуктовые деньги выдали на два месяца вперед. Диспетчер оказался толковым интеллигентным дядькой не из местных. Расконвоированный, похоже…

Беловы имели отдельную комнату в длинном бараке. Вход в него был с торца, сразу направо была общая кухня, Белов поздоровался с соседкой, стоявшей у плиты.

– Ой, Сан Саныч, ты откуда? – удивилась жена знакомого капитана, выглядывая в коридор. – Моего там не видел?

– Не видел, Катя… Я из Ермаково!