Рассветы над Вавилоном

– Умничка, – сладко пропел красавчик и навел оружие на компанию, отойдя немного назад.

Девочки стояли как вкопанные, испуганно уставившись на прибор, а Глеб, вернувший себе мужество, спросил, глядя в добрые глаза мужчины:

– Вы что, хотите нас реструктуризировать?

Тем временем голос в вагоне пригласил всех вышедших подышать пассажиров немедленно вернуться в поезд в связи с тем, что до его отправления осталась одна минута. Однако никто из находившихся в тоннеле перрона станции Нарим не побежал обратно на свое место. Валя и Карина, равно как и Глеб, завороженные черным указательным пальцем реструктуризатора, совсем не торопились вернуться в вагон, несмотря на настойчивые просьбы диктора-автомата.

– Нет, – ответил красавчик, – вовсе нет. Но сделаю это без малейшего сожаления. Если попробуете вернуться в поезд или начнете паниковать и звать на помощь.

– А что… нам делать? – спросила срывающимся голосом Валя.

– Ничего особенного. Поедем покатаемся по Нариму. Да, Димон?

Красавчик посмотрел на коллегу.

– Да, Павлуша! – взвизгнул тот и добавил, глядя на девчонок: – А ну-ка! Пошли к выходу! Бегом!

И троица засеменила к выходу в город.

5

Давид наполнил старое жестяное ведро, найденное им в сенях, холодной водой из-под крана (в доме был местный водопровод) и, пройдя в комнату, вылил его на голову спавшему Прохину. Буров привязал хозяина хаты к кровати его же собственным кожаным ремнем, предварительно снятым с его же брюк, брошенных рядом. Ведро он опрокидывал уже второй раз. Первое не разбудило Прохина, а сейчас тот немного зашевелился, открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд на Бурове.

– Добрый вечер, – поздоровался Давид.

Перевернув ведро и устроив его рядом с изголовьем кровати Прохина, Буров сел на него. Хозяин в свою очередь ничего не ответил, а лишь подергал привязанные к железной перекладине руки, проверяя крепость узла. Кровать, древняя, как и весь дом, что удивительно, выдержала напор Прохина, и тот, успокоившись, снова посмотрел на гостя. Давид поднял с пола валявшийся там черный пакет с одеждой девчонок и повертел его перед глазами пленника.

– Как это у тебя оказалось?

Прохин молчал секунд, наверное, тридцать, а потом проговорил пересохшим от алкоголя и сна ртом:

– Дай воды…

Давид поднялся и через минуту вернулся в комнату с большой чашкой холодной воды. Несколько секунд он смотрел на Прохина, размышляя, а потом, поставив чашку на пол рядом с изголовьем, сел обратно на перевернутое ведро.

– Как это у тебя оказалось? – вновь спросил он, кивнув в сторону пакета.

Прохин закрыл глаза и повернул голову к стене, изображая гордость и предубеждения.

Давид отодвинул ведро в угол и, вытащив из-под Прохина подушку, кинул ее на пол рядом с кроватью хозяина. Затем, подумав немного, забрал и одеяло, постелил его и лег, устроившись головой на подушке. Так они и лежали в абсолютной тишине деревенского дома минут, наверное, пятнадцать, и Буров начал даже подремывать, но тут из пересохшей гортани Прохина раздалось шипение:

– Дай воды…

Звук вывел Давида из состояния полудремы.

– Как это у тебя оказалось?

– Девчонок двух и парня подвозил… – прохрипел пленник. – На Ленинградском подошли… Дай воды, будь человеком. Тяжело говорить…

Буров встал и поднес чашку к губам Прохина. Тот жадно осушил ее в три больших глотка и продолжил рассказ:

– Покатайте, просят, над Москвой. У нас, мол, еще два часа до поезда. Минут тридцать катал их. Потом на вокзал вернулись. На Казанский, правда. Там одна такая рыженькая была… Лысенькая почти… Она и говорит, подождите, мол, нас на стоянке минут пять, у нас к вам дело будет… Работа, мол… Ушли. Вернулись через десять минут. Одеты по-другому. Переоделись. Девчонки в смысле. Парень в том же… Пакет мне протягивают, вот этот… Повозите, мол, с собой… Что это, спрашиваю? Они честно ответили: так, мол, и так, родители бдительные, жучков понатыркали… За людей не считают… Денег дали… Рыжая эта… Щедрая девка. Ну я и взял пакет. А у меня смена-то как раз закончилась. Я в деревню и поехал.

– А зачем закопал?

– Не знаю зачем… Честно… Подумал, пусть в лесу будет, может, не найдут. Я-то обещал девчонкам, что покатаю их жучков. А меня Васек зацепил…

– А что за парень с ними?

– Парень как парень. Студент.

– Как зовут?

– Не помню. Честно. Они его называли как-то, но у меня на имена память вообще не фурычит. Дай попить, а?

– Еще что-нибудь запомнил? Может, говорили что, пока ты их катал? Вспоминай, Прохин, а то ведь не отвяжу… Так и останешься привязанным к кровати, без самогона и воды… Что хуже-то?

Прохин нахмурился и угрюмо задышал, оценивая серьезность блефа. Притих на пару минут, а потом выдал хриплую и нервную тираду:

– Они маршрут еще поменяли! Это я четко из их разговоров понял. Говорили, что жучки снимут и маршрут поменяют. Они не дети, мол. Не надо, мол, их контролировать. Но с вокзала того же самого, с Казанского, только позже… Вот и думай… Больше ничего не говорили. Дай воды, а?

– Сам возьмешь, – сказал Давид.

Отвязав Прохина, он сделал несколько шагов к двери. В сенях остановился, задумавшись, и, вернувшись обратно в комнату, поднял с пола черный пакет с одеждой девочек и только потом покинул дом таксиста. Тот же не шевелился, внимательно наблюдая за своим странным незваным гостем. И лишь когда дверь за Давидом захлопнулась, Прохин, покряхтывая, слез с кровати и, слегка пошатываясь, направился на водопой.

Буров не стал пользоваться приглашением Светлогорова, а быстрым шагом, почти бегом, устремился к оставленному перед въездом в деревню аэромобилю. Сев в него, через пару минут он с такой же оперативностью, как и в перемещениях, настроил бортовой компьютер на автопилот: полеты в вечерне-ночное время без включенного в онлайн-режиме электронного диспетчера были запрещены. Таким образом, еще через три минуты Давид потихонечку тронулся с места, выводя машину на чуть более ровную поверхность дороги, с которой было гораздо удобнее осуществить взлет; тут звонким сигналом входящего видеозвонка запищала лежавшая на пассажирском сидении книжка. Буров, практически не отвлекаясь от движения, правой рукой принял вызов, чуть прибавив звук с панели управления аэромобилем, синхронизированной с его гаджетом. Раздался знакомый еще со старой службы и давно не беспокоивший его голос теперь уже полковника Стасова:

– Дава, где ты?

– В Бокситогорске, товарищ полковник. Чуть за. В Питер вылетаю.

– Что, Бокситогорск действительно существует?

– Нет, товарищ полковник. Существует исключительно наше весьма субъективное представление о нем.

– Я тебя не вижу.

– Очки попробуй надеть, Стас.

– Не паясничай.

– Неудобно, я за рулем. Если прямо очень надо, подожди минуту, сейчас попробую переключить на бортовую камеру.

– Да не, это я так. В Питер прилетишь, зайди ко мне, а? Добро?

– Стас, тороплюсь. Мне в Москву надо. Форс-мажорик.

Давид наконец выбрал более или менее гладкую поверхность и, взлетев, направил машину на запад, а выйдя на нужную высоту, включил режим автопилотирования. Освободив руки, взял книжку и улыбнулся Стасу. Тот же в ответ нахмурил круглое. крупное, безукоризненно выбритое лицо.