Саблин, как и положено герою революции, дожившему до ежовщины, был расстрелян в 1937 году.
Вышинский и Лихачёв, Подбельский и Шкирятов прожили разные жизни и умерли в разное время, но упокоились все четверо у Кремлёвской стены. От первого осталась дурная слава и кабина маленького спецлифта, от второго – завод, выпускающий автомобили, более пригодные для фронтовых дорог, нежели для мирной жизни, от третьего – название улицы и станции метро (пока их не переименовали), а от последнего не осталось и вовсе ничего.
Поговорить о Маяковском нам ещё представится случай; что же до Булгакова, то пути его персонажей неоднократно пересекутся с маршрутом нашей прогулки.
1. Пушкинская площадь
Сегодняшняя наша прогулка будет связана с великим романом Булгакова, и как же не процитировать любимого автора, стоя возле памятник а Пушкину:
«Вот пример настоящей удачливости… – тут Рюхин встал во весь рост на платформе грузовика и руку поднял, нападая зачем-то на никого не трогающего чугунного человека, – какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе! Но что он сделал? Я не понимаю. Что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою…»? Не понимаю!.. Повезло, повезло! – вдруг ядовито заключил Рюхин и почувствовал, что грузовик под ним шевельнулся, – стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие…»
И ведь действительно – загадка. Что уж там Рюхин с его «взвейтесь да развейтесь» – даже для Анны Ахматовой ответ был не очевиден:
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?..
Сказать, что до Пушкина русской поэзии не было, а существовало разве что русское стихосложение – пожалуй, будет преувеличением. От Тредиаковского до Жуковского российская словесность прошла «дистанцию огромного размера». Но тогда что же такого особенного сделал Пушкин?
Проезд Тверского бульвара. Открытка из коллекции Алексея Рябова,1900-е гг.
Он дал возможность увидеть высшую гармонию – в простоте. Приблизив поэтическую речь к разговорному языку своей эпохи, Пушкин совершил в определённом смысле культурную революцию. Во-первых, круг читателей начал резко расширяться, втягивая в себя людей из разных сословий, а во-вторых, изменилась и сама поэзия. Стихотворцы пушкинской поры осознали, что совсем не обязательно стоять на котурнах с лирой в руках, чтобы быть поэтом. Читая пушкинские строки на фоне того, что писали в те времена, не видеть этого невозможно.
Карамзин:
Престань, мой друг, поэт унылый,
Роптать на скудный жребий свой
И знай, что бедность и покой
Ещё быть могут сердцу милы.
Пушкин:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Жуковский:
Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье,
Как сон пленительный вся жизнь моя текла.
Но я тобой забыт, – где счастья привиденье?
Ах! счастием моим любовь твоя была!
Пушкин:
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Языков:
Сияет яркая полночная луна
На небе голубом; и сон и тишина
Лелеят и хранят мое уединенье.
Люблю я этот час, когда воображенье…
Пушкин:
Сквозь волнистые туманы
Пробирается луна,
На печальные поляны
Льет печально свет она.
До примитивности просто, к тому же автор позволяет себе глагольные рифмы и тавтологию – а по спине мурашки бегут. Возможно ли такое перевести на другие языки?.. Сомнительно. Должно быть, потому и не дано понять иностранцам, что за явление такое – Alexandre Pouchkine.
Ну а мы-то, конечно, с готовностью признаем, что «Пушкин – это наше всё», и ни на миг не усомнимся в том, что нет в русской истории персоны более достойной памятника на самой многолюдной площади российской столицы.
Установке монумента предшествовали долгие хлопоты Жуковского, начатые вскоре после гибели Пушкина и не имевшие успеха, поскольку Николай I разве что терпел своего великого современника, но уж точно не любил, да и не существовало в те времена традиции ставить памятники стихотворцам. Собрать денег по подписке удалось немного, а из казны правительство не выдало ничего, и довольно скоро идея угасла, тем более что установить памятник дозволялось в селе Михайловском – а кто бы его там увидел?
Владимир Орлов. Тверской бульвар, 2009 г.
Вторую попытку в 1855 году предприняли 82 чиновника Министерства иностранных дел, в штате которого поэт числился в юности. Несмотря на то что главой дипломатического ведомства вскоре был назначен князь Горчаков (тёзка Пушкина и его однокашник по первому выпуску лицея), дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. Видимо, у князя своих забот хватало.
Ещё через пять лет новое прошение об установке памятника подали лицеисты пушкинского и более поздних выпусков. На этот раз предполагалось установить монумент уже в Петербурге, среди статуй Летнего сада. К тому времени слава Пушкина уже перевешивала все претензии к нему со стороны властей, и потому разрешение было дано, но опять-таки только разрешение – не деньги. Объявленный сбор средств позволил набрать около 130 тысяч рублей. Располагая такой суммой, уже можно было приступить к практическим действиям, но тогда, видимо, не было личности, обладавшей достаточным весом в обществе и готовой взять на себя организацию конкурса и множество прочих забот.
Такой человек появился и принялся за дело в 1870 году. Им стал Яков Карлович Грот, вице-президент Российской академии наук и тоже воспитанник лицея. Он организовал новую подписку, увеличившую сумму собранных средств ещё на 106 тысяч рублей.
В открытом конкурсе проектов памятника победу одержал Александр Михайлович Опекушин, сын ярославского крестьянина, потомственный лепщик (в тех местах, где он родился, многие крепостные не были земледельцами, а занимались отхожим промыслом, владея ремёслами каменотёсов, лепщиков и штукатуров). С разрешения помещицы отправленный на учёбу в Петербург, будущий скульптор продемонстрировал там не только способности, но и большую целеустремлённость – и в рисовальной школе, и в скульптурной мастерской он завершал курс обучения на год быстрее, чем другие ученики. Работая как каторжный, он скопил 500 рублей, и за эту сумму помещица Ольхина отпустила его на волю.
Однако свобода – фактор для жизни пусть и необходимый, но недостаточный. Нужна ещё и хоть маленькая толика удачи. За неимением лучшего несколько лет приходилось считать удачей возможность работать помощником у скульптора Микешина. Собственно, Михаил Микешин был художником-баталистом и не владел техникой ваяния и лепки, но зато в качестве учителя рисования великих княжон обладал связями в высших сферах. Нарисовать прекрасные эскизы памятника он мог, но вот для воплощения своих идей в бронзе ему требовались помощники, одним из которых и стал Опекушин. Вместе они создали памятник тысячелетия России в Новгороде и памятник Екатерине II в Петербурге.
Конкурс на создание памятника Пушкину явился для Опекушина прекрасным шансом проявить себя в самостоятельной работе. Это был не выигрыш в лотерею, а настоящая битва. Конкурс проходил в три тура в течение нескольких лет, и в нём приняли участие практически все видные скульпторы того времени. Даже Марк Антокольский, давно уже переселившийся в Европу, не упустил случая поучаствовать в завершающем туре. Он проанализировал обсуждавшиеся в прессе ошибки других конкурсантов, сделал выводы и очень быстро представил свой вариант – но не модель памятника, а скорее концептуальный макет многофигурной композиции, сопровождавшийся письменным пояснением автора. Такой подход к участию в конкурсе напоминал кавалерийскую атаку, поддержанную артиллерией: международная известность Антокольского обеспечила ему весьма благожелательные оценки критиков и прессы. В газетах развернулась полемика, изрядно потрепавшая нервы всем участникам конкурса, в особенности обоим фаворитам.
Члены жюри оказались в растерянности: они ведь понимали, что этот памятник – на века, но ни один из вариантов не удовлетворял их полностью. Например, Иван Крамской о работе Опекушина отозвался так: «Это не фигура поэта, но приличный статский человек – вот и всё», а модель Антокольского при всей симпатии к автору назвал «памятником не Пушкину, а самому себе», намекая на чрезмерно заметное авторское честолюбие.
Как бы то ни было, первое место всё же досталось Опекушину, он приступил к работе над отливкой и постаментом, и через пять лет состоялось торжественное открытие памятника. Произошло это 6 июня 1880 года, в день рождения Александра Сергеевича и через сорок три года после его гибели.
К тому времени образ Пушкина-поэта давно уже заслонил в сознании читающей публики образ Пушкина-человека. Но видеть разницу было уже практически некому. Например, из лицеистов пушкинского выпуска в день открытия памятника оставались в живых только двое – канцлер князь Горчаков и стaтс-сeкрeтaрь Гoсудaрствeннoгo сoвeтa Комовский. Первый из них на открытие памятника не приехал по причине болезни, второй же был на торжестве одним из почётных гостей, но памятником остался недоволен: «Как ни рассматривал я со всех сторон, ничего напоминающего – никакого восторженного нашего по эта я, к сожалению, не нашел вовсе в какой-то грустной, поникшей фигуре, в которой желал изобразить его потомству почтенный художник».
Памятник А.С. Пушкину на Тверском бульваре. Открытка из коллекции Александра Кукушкина, 1900–1910 гг.
Хотя Комовский, по прозвищу Лиса не особенно тесно общался с Пушкиным ни в лицейские годы, ни позже – в каком-то смысле он всё-таки прав: в этом задумчиво-печальном бронзовом человеке совершенно не ощущается обладатель африканского темперамента. Лицеист Пушкин, гордившийся прозвищем «Обезьяна с тигром», и в зрелые годы ничуть не утратил живости натуры. Обладая сложным характером и непоседливым темпераментом Близнеца, в частной жизни поэт был дамским угодником, картёжником и задирой, готовым вызвать к барьеру хоть известного бретёра, хоть незнакомца в театре за сделанное замечание по поводу чересчур шумной манеры выражать скуку во время спектакля. Впрочем, в большинстве случаев не Пушкин посылал секундантов, а у него требовали сатисфакции за чересчур обидные эпиграммы или шутки.
В гостиной свиньи, тараканы