Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

Мы с Валеркой, удивлённо переглянулись, а Леонид задорно спросил: «Ну что братки, готовы повоевать с осами?!». На что я, ответил не раздумывая: «Конечно!». Тогда как Валерка, серьёзно поинтересовался: «Это как?». Тот пояснил: «Вначале, мы сделаем факела, которые пропитаем бензином. Затем оденемся, чтобы осы, не могли нас ужалить, а тётя Роза платками, завяжет нам лица… После этого, мы зажгём факела и выжжем гнездо, под потолком летней кухни!».

Сказано – сделано. Мы зажгли факела и вошли на веранду, с бодрящим напутствием Розы Адамовны: «Устроите пожар, высеку и оторву уши!». Войдя на веранду, Лёня обнаружил неправильный, серый шар возле потолка. Причём осы, недавно расстревоженные мамой, уже успокоились. Поэтому он смело поднял, зажжёный факел. Гнездо задымилось и вспыхнуло, а опаленые насекомые, начали падать на пол. На котором, мы с Валеркой, их дожигали…

Ещё два гнезда, Леонид обнаружил в кладовке и на чердаке, которые мы так же, выжгли без поисшествий. Когда остатки ос, ещё злобно кружили в воздухе, скрипнула входная калитка и во двор вошёл Николай Гурьевич. Как вдруг, он резко остановился и смахивая с переносицы осу, громко закричал: «Ёшь в… вашу мать! Вот же гадина, ужалила!». Его глаза в миг заплыли, а мама ахнув, торопливо схватила влажное полотенце и наложила компресс. Присев на веранде, отец беспомощно пожаловался: «Ну и как теперь, я покажусь в конторе?!».

На этом, наши приключения не закончились. Леонид вспомнил, что он видел большое гнездо, на старой мельнице и мы поспешили туда… Только под стропилами, гнездились не осы, а шершни! После уничтожения их гнезда, один разозлённый шершень, влепил жало Валерке в лоб. Настолько болезненно, что тот упал на задницу. Пришлось нам, вести раненого домой.

Только перед калиткой, Леонид благоразумно исчез и все громы и молнии, за ужаленного, разревевшегося братца, достались мне. Под вечер, наш дом превратился в лазарет. В котором мама, став внимательным доктором, лечила пострадавших, тогда как я, в качестве дежурного санитара, выполнял её поручения.

Глава 3. Туимская Новостройка. Переезд в Копьёво. 1950-1951 годы

Первого сентября, я пошёл учиться в пятый класс, семилетней Арбатской школы и запомнил первый урок, иностранного языка. Когда учительница продекламировала выражение, обучающее германским атиклям: "Дер айне, дер афе, даз кинд".Что означает: та самая, ещё маленькая обезьянка…

В середине сентября, получив новое назначение, мой отец выехал в Орджоникидзевский район Хакассии… Чтобы в посёлке Копьёво, приступить к обязанностям директора Копьёвского леспромхоза и как можно скорее, получить служебное жильё. Поэтому в Арбаты, пожаловал дедушка Гурий и забрал меня в Туим, дожидаться переезда родителей.

После приезда в Туим, я начал учиться с третьей смены, в переполненной центральной школе. Поскольку в Новостройке, была только четырёхлетняя школа, а средняя школа в районе Городка, ещё была не достроена. По этой причине, вместе с прочими школьниками Новостройки, старше двеннадцати лет, я начал по хлипкой лежнёвке, минуя болото и ельник, ходить на занятия в центр.

Первый урок в школе, начинался в пять часов вечера, ещё засветло, а вот последний урок, заканчивался почти в десять часов, когда на улице была, уже кромешная темнота. Из-за чего многие ребята, обзавелись ночными фанарями, в которых использовалась восковая свеча.

В воскресный день, вместе с бабушкой Антонидой, я тоже отправился в промтоварный магазин, чтобы выбрать себе желанный фонарь. Только продавщица, нам буднично сообщила, что все светильники раскупили школьники, ещё на прошлой неделе…

Успокаивая меня дома, дедушка Гурий пообещал, что закажет самодельный фонарь в рудничной мастерской. Так что, через три оговоренных дня, я получил в пользование, сделанный из листовой жести, квадратный ночник. Который на угловых стыках, был искусно пропаян и плотно закрывался дверцей с фигурной защёлкой. Из-за стального блеска, он выглядел изумительно, в отличие от невзрачного большинства, своих крашеных собратьев.

Следующим вечером, я прихватил светильник с собой и по примеру других учеников, спрятал его перед школой, в полесье. Каково же было моё удивление, когда после школьных занятий, его в нычке не оказалось! Я заметался по округе, расспрашивая ребят о пропаже, но вопреки настойчивым поискам, ночник безвозвратно исчез…

Мои слёзы не помогли. Гурий Иванович наотрез отказался, заказывать новый фонарь! Правда наши вечерние хождения через лес, вскоре закончились. Поскольку начальство рудника, выделило просторный дом в Новостройке, под временные классы. В которых помимо школьных парт, ещё не оказалось учителя немецкого языка. Что в последствии, негативно отразилось на моей успеваемости.

В конце сентября, произошло ещё одно, неоднозначное событие. Многие заметили, что за болотом на косогоре, недалеко от электростанции, возник забор с колючей проволокой, появились деревянные вышки и засновали люди… Которые к концу отября, завершили возведение деревянных бараков. После чего, махнув рукой в направлении тамошнего строительства, Гурий Иванович обронил: «Под зэков построили! Это лагерь…».

По ночам, с вышек охранников, начали взлетать осветительные ракеты, а интенсивность строительства возросла… Так что вскоре, по краю заболченой, речной низины, начинаясь от разъезда и далее в лагерь, взвилась узкоколейная, железная дорога! По которой перевозя вагоны и платформы, поехали словно игрушечные, маленькие паровозики.

Возле железнодорожных путей, пролегла наспех сооружённая, а потому лишь местами подсыпанная, гравийная дорога. По которой вооружённые солдаты, начали водить людей в чёрной и коричневой робе. Кроме того, на вершине горы, правее электростанции, зеки начали возводить кирпичное здание, медной обогатительной фабрики.

Потому что шеелит, или вольфрамовая руда, которая интенсивно добывалась в местной шахте, во время Великой отечественной войны, уже заканчивалась и начальство области, через создание новых рабочих мест, решило задействовать полностью, высвобождающийся трудовой ресурс. Невзирая на отсутствие строительной техники, возведение здания и монтаж оборудования, там закончили быстро. Видимо потому, что у Вождя страны, небыло затруднений с набором арестантов.

В этот приезд к прародителям, я окончательно обнаглел… Так как, наворовав махорки у деда, я начал прятаться в старой закопушке, на склоне горы и курить! Копируя Валентина, племянника наших соседей Вотиновых. Который будучи на два года меня старше, метко стрелял из двустволки, двадцать четвёртого калибра, аккуратно крутил цибарки и всегда заходил в гости, приглашая меня, поохотиться вместе.

Поэтому задыхаясь и кашляя, я курил до позеленения! После чего шатаясь, спускался вниз… Боже мой, какая это была мука! Меня тошнило и рвало, но я хотел научиться, непринуждённо курить вместе с братом Леонидом и соседом Валентином… Мне до сих пор непонятно, ну почему страдая тогда, я не отказался от этого пагубного занятия?! Чёрт знает что…

В глазах взрослых, детские хитрости прозрачны, как родниковая вода, поэтому Гурий Иванович легко догадался, что я начал курить. Конечно, он меня очень любил! Поэтому никогда не рукоприкладствовал, однако строго предупредил: «Анатолий, поступай как хочешь… Только знай, если ты не прекратишь курить, я напишу Николаю!». Дело приняло нешуточный оборот… Мне было хорошо известно, что если отец узнает об этом, то беспощадно выпорет! Вот почему, я дал честное слово деду, что перестану курить и выполнил обещание.

Третьего декабря, мне исполнилось десять лет… Кроме того, началась возрастная перестройка моего организма. Поэтому в спорах с бабушкой, я стал дерзок и несговорчив. Требуя во время еды, вместо супов и борщей, исключительно свежей сметаны, перемешанной со смородиновым вареньем! Потому что видел, что наша корова доится хорошо и электрический сепаратор, крутится ежедневно.

Терпение бабушки Антониды иссякло и после нового года, к нам приехала мама, чтобы увезти меня в Копьёво, где начал работать отец. Не желая уезжать из Туима, я начал сопротивляться и попытался ударить мать, громко закричав: «Вы за один день, хотите из тигра, сделать человека!». Правда Роза Адамовна не растерялась и влепив мне затрещину, дополнительно прошлась по тылам, а Антонида Прокопьевна тяжело вздохнув, посетовала: «Вот оно как… Выходит внучек, ты у меня в тигра превратился…». В итоге, мне пришлось бесславно капитулировать и ехать в неизвестный Копьёво.

В подростковой напористости, неуёмной импульсивности и стремлении настоять, есть нечто наивное, неконтролируемое разумом, привнесённое из детства… Тем не менее, я уже начал понимать взаимную связь, предметных явлений. Конечно, не принимая в расчёт, такие отвлечённые понятия, как социально-политические явления или ценность денежных единиц.

Подростковый разум, формирует мозг. Который в период активного роста, гормонально и эмоционально перегружен, а потому ещё не готов, к логическому мышлению. Именно поэтому, об отроках, требующих к себе незаслуженного уважения, взрослые говорят: «Упрям, потому что полноцветной жизни не видит… Только белое или чёрное!». Или так: «В моём глазу соринку видит, а в своём бревна не замечает!».

В самоуверенном тщеславии, я походил на естествоиспытателя-учёного, который в семнадцатом веке, уверился в том, что картина мира определена и понятна. Только потом, последовала череда новых открытий, а преданные широкой огласке, работы Рентгена, Резенфорда, Максвелла и Планка, перевернули научный мир!

Копьёво, четырёхтысячный посёлок городского типа, распологался возле железной дороги, на берегу Чулымской протоки. В нём работало четыре предприятия. Леспромхоз, с нижним складом древисины. Железнодрожная станция со стареньким вокзалом, ещё царской постройки. Автотранспортное предприятие и Отдел Рабочего Снабжения, со своими складами, конторой и магазином.

Железная дорога, делила посёлок на две части. Его западная часть, условно называлась Трансконторой, а восточная Лесобазой. В тысяча девятьсот пятдесят втором году, возле Трансконторы, расстроился Белорусский район. В котором сперва, построили дома ссыльные немцы поволжья, затем калмыки, литовцы и белорусы. Которые в обязательном порядке, еженедельно отмечались в комендатуре.

Самым крупным предприятием посёлка, был Копьёвский леспромхоз. В котором под началом отца, небольшой коллектив конторы, руководил заготовкой леса, обеспечивал всем необходимым, имеющееся производство и оформлял отгрузку продукции. В леспромхозе был механический цех, кузница, электростанция и три шпалорезных цеха, а при нижнем складе, работали пилорамы. В нашем семейном альбоме, есть фотография конторы Копьёвского Лесного Промышленного Хозяйства, а также одного, из его многочисленных цехов.

Предприятие было крупное, поэтому вскоре, его перееименовали в Копьёвский Лесокомбинат. Причём на шпалозаводе, как и на пилорамах, работа велась в три смены. На железнодорожной станции, постоянно велась отгрузка шахтных стоек, бруса и горбыля, а в тупике нижнего склада, в полувагоны закладывали круглый лес.

Кругляк с делян, вырубленный вдоль побережий Белого и Чёрного Июса, сплавляли вниз по течению, до складской запани, которая улавливала брёвна, в районе железнодорожного тупика. Поэтому на реке Чулым, ежегодно сооружались направляющие боны и дамбы. Молевой лес из запани, поднимался на берег, двумя электромеханическими болиндерами-бревнотасками, массивные направляющие которых, поднимались из воды и заходили на территорию склада.

Через равные промежутки, к закольцованным цепям болиндеров, приводимых в движение мощными электроматорами, были прикреплены квадратные траверсы, с колёсиками от шахтных вагонеток, в верхней части которых, были закреплены стальные зубья, зацепляющие брёвна.

На территории склада, возле болиндеров, были сооружены эстакады со скатами и мостками, на которых отцепляя поднявшиеся брёвна, стояли рабочие. После сортировки, брёвна скатывались в разные кучи и складировались сушиться, в высокие штабеля. Чтобы в зимний период, обеспечивать работой пилорамы, шпалозавод и частное строительство.

В нашем леспромхозе, почти не было тракторов и машин, но тем не менее, с помощью лошадей, государственный план выполнялся исправно. В период летних каникул, многие подростки Копьёво, подрабатывали коногонами на сплаве. Причём проворным наездникам, позволяли работать в тягловых двойках, на нижнем складе…

Надев на лошадей хомуты с постромками, да с деревянными вальками, к которым подвязывались цепи, оканчивающиеся штырями-ветлюгами, свободно вращающимися в кольцевых захватах, ребята садились верхом и трогались одновременно, но после того, как складские рабочие, крепко забив кувалдами острые вертлюга в торцы брёвен, отходили в стороны. Таким образом, раз за разом, понужая нерасторопных лошадей плёткой, они затягивали вращающиеся брёвна, по крутым покатам на верх, выстраивая высокие штабеля.

Электролебёдок в леспромхозе не было, а бензопила «Дружба-2», появилась в цехах, только в конце тысяча девятьсот пятдесят пятого года. Мужчин после войны осталось мало, так что на разделочных площадках шпалозавода, хватая брёвна мозолистыми руками, да выражаясь отборным матом, трудились загрубевшие женщины. Которые помимо мужских, тёмно-синих комбинезонов с кирзовыми сапогами, носили зимой валенки с ватными штанами, подпоясанные телогрейки и шапки-ушанки.

Вот когда, Министерство Лесной Промышленности СССР, из-за высокого травматизма на предприятиях Красноярского края, начало механизацию рабочих мест. Чтобы избавить трудящихся, от негативных последствий тяжёлого, неквалифицированного труда.

Время шло, поколение тридцатых годов выросло и начало ходить на танцы. Причём вопрос о том, где повальсировать влюблённым, никого не занимал… Так как в субботний вечер, клубы Трансконторы и Лесобазы, были открыты. Кроме того, детских площадок, где можно было поиграть и потренироваться, в Копьёво хватало, а вместительных стадионов, для занятий лёгкой атлетикой, волейболом и футболом, было тоже два!

Несколько слов, важно сказать о Копьёвском автотранспортном предприятии, которое осуществляло грузоперевозки не только в Орджоникидзевском районе Хакассии, но и по всей области. В первую чередь, оно обслуживало Саралинские золотые прииски, управляющим которых в 1920-х годах, был мой дедушка Гурий Иванович. Кроме того, Копьёвское АТП обслуживало рудничный посёлок Главстан и вывозило строевой лес, из Саралинского участка. Завозило продукты питания на лесной участок, под названием Хутор, а также в посёлок Устинкино.

По приезду в Копьёво, мы подселились к семье Токаревых, у которых был большой дом, размером десять на десять метров, с прилегающим огородом. Вместе с ними, мы прожили половину 1951 года, в ожидании дня, когда предшественник отца, освободит ведомственный дом. В семье дяди Миши и тёти Лены Токаревых, было четверо детей. Их старший сын Владимир, тогда сидел, а с нами быстро подружился Генка, который вместе с весёлой сестрицей Тамарой, приглядывал за своим младшим братом, моим тёзкой Анатолием.

Нервная Елена Токарева, была худой женщиной, полной противоположностью кряжистого мужа, который отработав пятидневку на запани, пропадал в выходные, на любимой рыбалке. Поэтому вскоре, мы с Валеркой привыкли к тому, что краснолицый дядя Миша, возвращается домой не только с приличным уловом, но и в лёгком подпитии, а тётя Лена неудержимо язвит, за что бывает бита…

Дети Токаревых взрослели и учились в школе, без контроля взрослых, так как их работающие родители, всегда были заняты. Тем не менее, целеустремлённый и изобретательный Генка, приобрёл слесарные навыки самостоятельно. Мастеря лучшие на улице луки, стрелы и рогатки. Кроме того, его самопальные поджиги, походя на старинные шомполки, заряжались порохом и дробью, через сделанные из куска трубы, короткие дула…

Геннадий мастерил надёжные поджиги, трубки которых в задней части, по известным дворовым правилам, были залиты свинцом и прочно прикреплены, к деревянной изложнице приклада гвоздями и толстой проволокой, поэтому на зависть другим ребятам округи, они отменно били по воробьям. Благодаря Генкиным стараниям, наши поджиги не взрывались и не травмировали глаз, а служили долго.

Под его руководством, мы однажды целых два дня, терпеливо шили парашют из матрасовок, который затем испытывали, прыгая с высокого сарая. Кроме того, мы часто видели, как из изогнутых стволов, найденых в берёзовых колках, Генка выстругивает цельные, хоккейные клюшки.

Время от времени, огород Токаревых, превращался в испытательный полигон. Надев защитный тулуп и подняв воротник, один из нас, в качестве мишени, вставал спиной к другим в конце огорода. После этого ребята-стрельцы, с учётом поправок на ветер, стреляли из новых луков, тупыми стрелами. Испытания оружия считались успешными, только в том случае, если выпущеные стрелы, кучно и сильно, били в тулуп.

Невысокая Тамара Токарева, ничем особенным не выделялась, в отличие от своего младшего братца Толика, который хитрил с благочестивым выражением лица, за что тётей Славой, переехавшей вместе с нами в Копьёво, он был прозван Исусиком. Мы с Валеркой, да с тёзкой Толиком, иногда устраивали шутливые потасовки. На которые Генка, будучи всего на год старше меня, взирал с удовольствием, но сам участия, опасливо не принимал. Так как год назад, он нечаянно убил, своего товарища на охоте.

Я уже говорил, что в те годы, строгостей с приобретением, ношением и хранением огнестрельного оружия, не было. Поэтому в доме рыбака и охотника, дяди Миши Токарева, его было предостаточно. Позапрошлой осенью, родные братья Владимир и Геннадий, вместе с другом Султановым, отправились на охоту, чтобы взять утки…

Владимир пошёл окольным путём, а Генка затеял спор с другом, желая выстрелить из тозовки первым. Тем не менее, Султанов не хотел уступать и начал вырывать винтовку из Генкиных рук, ухватившись за ствол. В какой-то миг, тозовка выстрелила и Султанов упал, сражённый мелкокалиберной пулей.

Заслышав Генкины крики о помощи, из леса прибежал Владимир, но убедившись в том, что товарищ мёртв, он горестно запаниковал. Дурманящий ужас, не лучший советчик. Поэтому братья, под впечатлением дворовых небылиц о том, что в милиции умеют переснимать образ убийцы, запечатлённый в глазах мертвеца, совершили аффективное непотребство…

На третий день, Султанова обнаружили в лесу, с прострелянным сердцем. Следователь быстро установил причину его смерти, но несмотря на то, что невольным убийцей стал Геннадий, посадили Владимира, выколовшего трупу глаза. Когда мы переехали в Копьёво, Владимир сидел второй год, а когда вышел на свободу, то психически не восстановился.