Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

После войны, в станице осталось много следов, пребывания оккупационной власти и оставшихся в земле, Германских трофеев. Которые в мальчишеской среде, имели устоявшуюся, номинальную ценность и выгодно обменивались. Так например, огнестрельная единица, повреждённого Германского оружия, оценивалось в два, железных креста.

Именно на таком условии, я обменял соседу, обгорелый экземпляр винтовки, выкопанной в огороде. Были у меня, ещё и другие трофеи… Стальная немецкая каска с куцыми рожками, покорёженный штык и множество пистолетных гильз, а также несколько медалей! Правда каким путём, мне досталась большая часть, этих трофейных богатств, лучше умолчать.

В тысяча девятьсот сорок втором году, со слов соседки, в пяти километрах от станицы, начался бой… Через сутки, его раскаты затихли. Победили немцы. После чего, направляясь на северо-восток, из станицы выехали Советские службы и учреждения. И на несколько дней, в оставшемся без милиции Лабинске, воцарилось безвластие.

Население станицы, бросилось грабить склады и магазины, из которых не успели вывезти, товары широкого потребления и продукты. После чего, началась оккупация. Прибывавшие солдаты вермахта, только наблюдали за мародёрством, но не вмешивались…

Ровно до тех пор, пока знающий русский язык, германский офицер, не подъехал к центральному магазину и вскинув пистолет, матерно не закричал: «Бессовестные суки! За посёлком в степи, лежат ваши раненные солдаты! Им нужна неотложная, медицинская помощь! Прекратите грабёж, буду стрелять!».

По его приказу, солдаты окружили бесчинствующих жителей и погнали на поле, отгремевшей битвы… Где заставили согнанных мародёров, ложить раненых Красноармейцев на носилки и нести домой, на лечение. Как ни странно, но немцы требовали укладывать раненых, на чистые постели! Угрожая нерадивым хозяевам, применением табельного оружия… Видимо поэтому, ни один из жителей, впоследствии не обвинил Германских военных в жестокости. Хотя зрелые, правдивые Лабинцы, не единожды рассказывали, о зверствах наёмных полицаев!

В самую холодную пору, в конце января, мы с Валеркой, надумали найти то поле, чтобы накопать новых трофеев. Поскольку старшие ребята, не единожды рассказывали о том, что находили там, неразорвавшиеся снаряды, гранаты, патроны и прочее снаряжение… Мы тепло оделись в пальто и валенки, а потому не замечая хилого морозца, уверенно ступая по хлопьям тонкого, недавно выпавшего снега, направились в поле.

Искали мы долго, только желанного места не нашли, а перед ранними, зимними сумеркам, окончательно заблудились… Братишка очень устал и начал хныкать, отказываясь идти. Всё же, мы вышли на дорогу и с наступлением темноты, пришли домой.

Конечно, нам попало от мамы. Поскольку родители всполошились и подняли на наши поиски, с десяток конторских рабочих! Мы знали, что заслужили справедливого наказания… Только случилось невероятное! Наш отец, воротившись с поисков, лёг отдыхать.

В лихую годину, люди начали рассказывать страшные истории о людоедстве. Например о том, что жившая неподалёку, семейная пара, варила холодец из костей, завлечённых в гости, маленьких детей. Мол, их взяли на рынке, вместе с погаными яствами. Тем не менее, рассказчики не называли имён злодеев, а наша мама, в ответ на наш с Валеркой, уточняющий вопрос, уклончиво изрекла: «Их брали рядом, с вас достаточно!».

Может эти враки, придумали хитрые взрослые, чтобы напугать своих, вольно бегающих по улицам, непослушных отпрысков? Ведь не секрет, что из-за послевоенной разрухи и голода, в стране процветал, лихой бандитизм…

Так однажды, когда у нас в гостях, ночевал дядя Витя, приехавший из Малой Лабы, к нам пытались вломится разбойники. Я проснулся от звука, прогремевшего выстрела. И вместе с мамой, испуганно уставился, на струйку дыма, поднимающуюся из отцовского, служебного пистолета «ТТ». В ответ, по ставням ударили и тоже выстрелили, после чего всё стихло.

Время шло. Ближе к весне, я подружился с сероглазой, русоволосой одноклассницей Аллой. Помимо хорошей успеваемости, Острянская прекрасно рисовала акварельными красками. Пухленькая, розовощёкая подруга, несколько раз приходила ко мне в гости и выводила кистью, на альбомных листах, зелёные листья дубов, алые цветы и стебли растений. Тогда как я, предпочитал рисовать цветными карандашами, улыбчивые лица людей и машины.

Валерка постоянно крутился рядом и вмешивался в наши разговоры. Назойливо привлекая, к себе внимание, миловидной гостьи. Вот почему, я начал подозревать, что он влюбился в Аллу… Хотя сам братец, это категорически отрицал!

Разоблачила тайную любовь Валерки, наша двоюродная сестра Антонина, которая недавно приехала к нам, вместе с маминой мачехой, тётей Феней Роженцовой. К этому времени, она превратилась в во взрослую, красивую девушку и снисходительно взирала на нас, с высоты пятнадцати лет.

Тем не менее, затеяв ворожбу на спичках, она предупредила: «Ваши невесты, живут в тех сторонах Белого света, куда повернутся с поклоном, ваши спичечные огарки!». Валерка держал, горящую спичку, до тех пор, пока огонёк не прижёг, его пальцы. Тогда забывшись от боли, он отбросил спичку и выкрикнул: «Алка Оштряншкая!».

Теперь тайное, стало явным. Вопреки тому, что братец неразборчиво фальшивил, не выговаривая звук «с»… Из чего выходит, что мы проявили братское единодушие. Ведь в сонных грёзах, я часто летал в облаках, на двухместном истребителе. Разумеется, вместе с Аллой!

В конце зимы, отец перевез разобранный сруб, нашего дома из Малой Лабы в станицу Лабинскую. После чего, в свободное от работы время, он начал его собирать заново, вместе с мамой. Поэтому мы с Валеркой, немного покрутившись на строительстве, радостно отправлялись, на вольготные прогулки.

Лабинская зима, закончилась удивительно быстро. Ночные заморозки с подмёрзшими лужами, простояли всего две недели, а потом началась, дождливая оттепель. Да! Кубанская зима, оказалось неожиданно уступчива, в отличие от крайне упрямой, Сибирской сестрицы…

Глава 6. Город Лабинск. 1947 год

Весной станицу Лабинскую, переименовали в город Лабинск. Правда статус города, ничего не изменил в нашей Кубанской, повседневной жизни. Родители достроили дом и во второй половине лета, мы в него заселились. Гуляя на новой улице, я познакомился с соседской девочкой Светой, которая запомнилась мне, по трём причинам…

Во-первых потому, что на правах члена семьи, в Светкином доме, обитала немецкая овчарка! Во-вторых из-за того, что у неё были, необычные акварельные краски. В наборе которых, была секция, с серебряной краской. Тогда как третья причина, разорвала наши со Светкой, приятельские отношения… Ведь родители постоянно, ставили мне в пример, эту прилежную девочку! Попрекая в ветреной безалаберности…

Вот история, Светкиной популярности… Посреди бела дня, когда родители были на работе, в двери дома, постучал подозрительный мужчина. Когда девочка открыла дверь, тот сказал, что его послал за деньгами, её отец. Светлана не поверила незнакомцу, но сделав вид, что пошла за деньгами, выпустила овчарку. Та, прогнала жулика, а моя мама, с тех пор, начала восторгаться поступком девочки!

Лето запомнилось мне влажной, удушающей жарой, от которой не было спасения. Петли, металлические предметы и пружины кроватей, всё время ржавели. Поэтому мама, регулярно их смазывала, техническим вазелином. Жили мы по-прежнему впроголодь… Поскольку сказывалось, отсутствие прошлогодних запасов. Роза Адамовна, экономила на всём…

Мы никогда не выбрасывали, картофельные очистки! Вместе с ними, мама изредка заводила тесто и выпекала хлеб. По сей день, я не могу нормально есть, картофельные пирожки, ощущая привкус, того Лабинского хлеба. В пищу шло всё… Наши с Валеркой желудки, переваривали подсолнечный жмых, абрикосовые косточки и тыквенную кашу, без масла.

Однажды с Валеркой, мы отравились старыми, абрикосовыми косточками и маме пришлось нас отпаивать, взятым у соседей, парным молоком. Брату было легче переносить голод. Ведь его неплохо кормили, в детском садике. Тем не менее, когда мы садились ужинать, он делал несчастную мордочку и показывая нам, половину ладошки, канючил: «Хочу есть! Нам дали хлебца, во-от столечко!».

Первый класс, я закончил с похвальной грамотой. Мама гордилась моими успехами и в обязательном порядке, показывала всем гостям, памятный бланк. Только я сам, обладая хорошей памятью, вовсе не считал, что получил наградной лист, за исключительную усидчивость и трудолюбие.

Ближе к лету, в глубокой тайне от отца, тётя Феня Роженцова, при мамином участии, повела нас в церковь. Деревянное строение которой, было окрашено масляной краской, поэтому не произвело на нас, с братцем Валеркой, никакого впечатления. Зато внутреннее убранство, нас восхитило!

Мы глазели на яркие, торжественные одежды священнослужителя и настороженно озираясь, разглядывали затенённое убранство, оштукатуренных стен. На которых висели картины, с изображениями загорелых, бородатых личностей, в свободных одеждах.

Торжественная мелодия, льющаяся из-за занавеса, усилила наш восторг. После непонятной речи, нас омыли в купели и окропили святой водой, попутно очекрыжив, по завитку волос… Затем осенили знамением и повесили на наши шеи, простенькие крестики на верёвочках. Которые Роза Адамовна, как только мы покинули здание церкви, сняла с нас и спрятала в сумочке.

Во дворе дома, одной маминой знакомой, на нас повязали пионерские галстуки и тут же завели фотографироваться. Изготовленный в мастерской, памятный снимок, до сих пор хранится в одном из четырёх, семейных фотоальбомов. Которые мой сын Виктор, однажды увёз в Заполярный город Норильск… Тем не менее я хорошо помню, что на моём галстуке, красовался специальный зажим из алюминия с тремя язычками пламени, а на Валеркином пионерский значок.

Выйдя из фотомастерской мы начали ждать старших, разглядывая дворовых кур. Валерка был одет в красный, пошитый мамой, лыжный костюм, а потому невесть откуда взявшийся, злобный петух, напал на него! Я же, испуганно заскочив на крыльцо, наблюдал за невероятным боем, с безопасного расстояния. Кидаясь на яркую курточку, петух высоко подпрыгивал и бил братца, своими шпорами…

Валерка громко кричал и пятясь, отбивался руками. Заслышав вопли, на улицу выскочила мама и прогнала обидчика, а соседка ругаясь, заперла распалённого петуха в курятник. Царапины всхлипывающего брата, обработали жгучим йодом, да только он разрыдался пуще прежнего!

Потом братец не раз, запасшись длинным прутом, прогуливался неподалёку… Надеясь отстегать, зазевавшегося петуха! Через несколько лет, проживая в посёлке Копьёво, мы обнаружили Лабинские крестики, в ящике старенького комода и втайне от мамы, их выбросили. Глупые дети…

После сборки сруба, нашего дома, мне запомнилась общественная «помочь», оказанная родителям. Собрались соседи, знакомые и сослуживцы отца. Которые босыми ногами, размешивали глину, коровий навоз и песок, а потом обмазывали густой смесью, наружный сруб.

В тоже время, искусные штукатуры, выравнивали внутренние стены, по набитой дранке, более жидким раствором. В первый день, дом был полностью обмазан, а на следующий день, побелен снаружи и до конца, оштукатурен внутри. Правда я, не застал переезд… Ведь мне, выпала завидная перемога, ехать в пионерский лагерь!

Путёвку на два месяца, мне выхлопотал в тресте отец, стараясь облегчить семье, бремя постоянного недоедания. В начале июня, на пионерский сбор, меня повезла мама. Примерно с час, мы спускались вниз, по пыльной дороге, на старой полуторке. Подпрыгивая на шатких скамейках, подвешенных на крючках, к деревянным бортам.

Пионерский лагерь, располагался на равнине, рядом с неизвестной мне, кубанской деревней. Я немного трусил, так как впервые в жизни, должен был остаться в обществе, чужих людей. Поэтому уговаривал маму, приехать за мной, как можно раньше.

Началась утренняя перекличка, на которой прибывших ребят, разбили на отряды и звенья. Вот когда выяснилось, что я оказался самым молодым, членом пионерской дружины! По существу, не являясь пионером, из-за юного возраста. Правда красный галстук, носить мне пришлось…

Вскоре, у ребят появились первые, ответственные поручения. Только мне, пока ничего не доверяли, даже дежурства в спальне… Тем не менее, на утренней зарядке, мне не было стыдно. Поскольку при своей, жилистой худобе и двадцати четырёх килограммах веса, я подтягивался до девяти раз… Поминая добром, прошлогодние тренировки в Малой Лабе.

По утрам, мы начали вставать, под звуки пионерского горна, играющего побудку, а через неделю, вся кипучая жизнь лагеря, начала регламентироваться его сигналами. Под обеденный сигнал горна, мы придумали созвучную кричалку: «Бери ложку! Бери бак. Ложки нету… Хлебай так!». Горнистом был веснушчатый, рыжий парнишка, чуть выше меня ростом. Не примечательный мальчик, мгновенно краснеющий от смущения…

Только как, он трубил! Поднимая начищенный, до медного блеска горн, он преображался… Становился стройнее, значительнее и выше! После чего, из горна раздавался насыщенный, волнительно звенящий, чистый звук.

В один солнечный, июньский день, с позволения пионервожатой, я начал воодушевлённо дуть, в манящий горн. Правда заслышав ответные, хриплые звуки, растерянно отступился… Нежданно осознав, что мне не удастся протрубить так, как это виртуозно делает, рыжий мальчик-горнист.

Поначалу в лагере, я носил алый, пионерский галстук. Который из тонкого шёлка, мне заботливо сшила мама. Тогда как, у прочих ребят, галстуки были из красной, хлопчатобумажной ткани. Гладкая ткань Розы Адамовны, разительно отличалась, от грубого кумача… Как жар-птица, от воробья! Только я, не хотел выделяться и обменял пламенеющий шёлк, на неказистый, тёмно-красный галстук. Приплатив довольному соседу, аж целых три рубля!

Кормили в лагере, не просто хорошо, а превосходно! Все продукты, нам привозили из тамошней деревни. В которую за ненадобностью, нас не водили. Мы жили за забором, на просторной территории и не желали большего… Мне очень понравилась, пионерская жизнь! Я ел, спал и весело играл. Вожатые обучали ребят, разным видам спорта, а наши футбольные команды «Крылья Советов» и «Динамо», зарабатывали в послеобеденных матчах, новые очки в сезонном первенстве.

После вечерней линейки, старшие зажигали большой, пионерский костёр. Возле которого еженедельно, разыгрывались творческие сценки. Девочки выходили к огню и подпевая звонкими голосами, танцевали в национальных костюмах. Пара строчек, одной из тех песен, помнится мне, даже сейчас: «Синие, серые, карие, чёрные или лазурные, как бирюза… Строгие, грустные или задорные, милые сердцу глаза».

Через несколько дней, ребята сказали, что в лагерь приехала Роза Адамовна, проведать меня. Только спешить, я не стал… «Подойду шагом! – скрывая радостное волнение, подумал я. – Не стану бежать, словно маленький!». Моё сдержанное поведение, немного обескуражило маму… Зато в следующий приезд, порядком наскучавшись, я без оглядки, бросился в её объятия!

Двадцать четыре дня, первого сезона в пионерском лагере, пролетели как один день. Там я привык нормально питаться, а дома меня ждала прежняя, тыквенная каша, без масла и приправ… Я с ненавистью глядел, на приторно сладкое, однако не слащёное варево. Мне не хотелось её есть, но в доме, больше ничего не было. Желудок бунтовал и частый понос, не прекращался…

На второй сезон в лагерь, я поехал с мучительными, кишечными коликами. Когда по требованию, полуторка остановилась, я выскочил из кузова и на глазах мальчишек и девчонок, пристроился в придорожном кустарнике. Второй конфуз, случился глубокой ночью. Я неожиданно проснулся, с резью в животе и понял, что не успею добежать в туалет. Покачиваясь, я устремился во двор, а сзади текло…

Мне до сих пор, вспоминается брезгливое выражение лица, дежурного воспитателя. Который стоя на крыльце, встретил меня из туалета и показав пальцем, на длинную цепочку, жиденьких лепёшек, тихо сказал: «Убери это!». И не дожидаясь ответа, возвратился в дежурку.