Грустно перестукивают колеса на стыках. Люди в вагоне занялись своими делами. Безрукий вплотную прижался к капитану:
– Вы уж там… – Сжал единственны кулак. – За Сталинград…
Добродеев посуровел:
– Понимаю, солдат. Можешь быть спокоен.
Ему хотелось быстрее покинуть душный вагон.
Глава 2.
Ночью, после тяжелого боя, на фронтовой полосе еще слышны короткие бездумные пулеметные очереди. Иногда в небе нервно дрожат всполохи ракет. Бой был беспощадный – как все на войне.
После этого кровопролитного боя, на краю только что отбитой у фашистов деревеньки, во дворе старенького дома, под навесом, где хранят сено, расположился взвод старшего лейтенанта Родионова. Из пепельных облаков неожиданно выглянула любопытная луна, коротко осветившая холодным светом дворик. А там бойцы занимались своим делом: кто перевязывал раны, кто укладывался спать, сделав из сена постель… Молоденький солдат Сокольников на корточках, прижавшись спиной к откосу навеса, пишет письмо. В перерывах между боями он всегда пишет на Родину. Пишет, и нет конца этому письму. Никто с любопытством, вкрадчиво не спрашивает «кому пишешь?». Но каждый догадывается о душевном страдании парня и не осуждает, а наоборот, старается не мешать.
Рядовой Гуськов снимает сапоги, разматывает портянки, выливает из сапог воду.
– Скорее бы она кончилась… Господи, помоги! Надоела хуже горькой редьки, – сокрушаясь, ворчит солдат.
Здоровенный верзила – сержант Веселов, укладываясь спать, по-мальчишечьи хмыкнул:
– До конца войны, Гуськов, ты еще не одни сапоги истопчешь.
У каждого бойца теснилась в голове мысль о скором конце этой проклятой войны, и рождалось подспудное ощущение, предчувствие мирной жизни. Это предчувствие грело душу и придавало силы для преодоления суровой солдатской жизни. Лейтенант Родионов, закуривая самокрутку, с наслаждением затянулся:
– Через пару недель уже пахать надо… сеять.
Его перебивает Антонюк – востроносый и быстроглазый солдат:
– Вот, Родионов, из тебя агроном так и прет.
– Парует земля, – не обращая внимания на Антонюка, констатирует Родионов.
Крестьянская душа – она и в военное время к земле обращена. И делать как-то по-другому – не получится.
Родионов затянулся глубоко еще раз и погрузился в свои, только ему ведомые тайные думы, которые рисовали мирную довоенную, деревенскую пору.
Отрываясь от письма, Сокольников, принюхиваясь, закрутил головой:
– Ребята! Каким-то тонким ароматом тянет.
Веселов, не раздумывая, подхватывает:
–Так это ж от портянок Гуськова несет. – Он всегда цеплялся к любым неожиданностям, лишь бы подковырнуть своего друга. – Он на скотном дворе в какую-то яму угодил. Говорит – случайно. А по-моему, от фрицев прятался. Знал ведь, что они в эту яму не сунутся. – Все устало смеются. Гуськов обидно захлопал глазами:
– Иди ты, балаболка. – Не мешкая, чтобы избежать надоевших всеобщих насмешек, повернулся к Сокольникову: – Где тут речка-то, далеко?
– Да нет, вон там, – Сокольников показал рукой в темноту.
Гуськов собирает сапоги, портянки и направляется в сторону речки. Веселов не на шутку забеспокоился:
– Куда пошел-то?! Речка в этом месте простреливается.
Гуськов, махнув рукой, молча скрылся в темноте.
– О-о! Всё ему нипочём. – Ворча и матерясь, что может встретиться с шальной пулей, сержант поспешил за Гуськовым.
Глава 3.
Впотьмах, чавкая сапогами по весенней грязи, прижимаясь к церковной ограде, за которой во всполохах ракет угадывается купол церкви, идет капитан Добродеев. Он ищет свою часть. Где-то вдалеке ухнул снаряд. Вдруг из темноты перед ним появляется фигура Веселова. Капитан сразу узнал бойца:
– Веселов, сержант? – Вот так встреча в темноте.
– Товарищ капитан, вы? – искренне обрадовался сержант. – Вы же в госпитале…
– Подлечили, снова в строю, – сдержанно улыбнулся капитан. – Где наши?
– Вот за этим заборчиком. Отдыхают после боя. Пойдемте.
Встреча бойцов и командира была оживленной:
– Товарищ капитан?!
–Наконец-то!
– Как здоровье? Уже поправились?
– Кто умеет – разве долго?
А еще радовались потому, что потери, которые понесли в бою, пополняются вернувшимся надежным командиром.
Добродеев и Родионов крепко обнялись.
Дружба двух командиров давняя, и связала их не война. Они родом из одной деревни, и у обоих сердце с детства прикипело к родной земле. Для них пашня, урожай не пустой звук. И война для обоих – как ненужное безумное занятие. Но враг топчет их землю, поливая ее кровью безвинных. И они сознают, что свою землю надо освобождать от чумы.
Бойцы устали от тяжелого боя, гибели товарищей. Добродеев это понял сразу. Ему хотелось хоть как-то поддержать моральный дух солдат:
– Вы такими темпами продвигаетесь, еле догнал вас. Я уж думал, что к посевной ребята хотят закончить войну. Земля-то заждалась хозяина.
Солдаты, конечно, рады были бы закончить войну хоть сейчас. Но фашист так просто не сдается. Остервенело огрызается гад и на что-то надеется… Капитан и старший лейтенант, негромко разговаривая, отходят в сторонку, чтобы не мешать бойцам отдыхать.
– Вижу был бой суровый, – посерьезнел комбат.
– Товарищ капитан, выбило много бойцов.
– Знаю, Федя. В штабе полка доложили.
– Деревенька-то небольшая, а уперся сволочь… Ладно. – Перешел к личному: – Здоровье-то подремонтировал?