Гниловатые времена. Очерки эпохи лихолетья

Затем, то же письмо дают второму, третьему, четвертому эксперту и каждый должен проделать то же самое – выразить к исходному материалу свое отношение и зафиксировать его письменно. Экспертов должно быть много – не пять и не шесть, а десятки. Так, последовательно, через головы бедных тружеников мысли «прогоняется» весь имеющийся исходный текстовый материал.

Полученные результаты обобщаются модератором, который в состоянии осмыслить и классифицировать весь полученный от экспертов бред. Затем, определяются числовые характеристики исследуемых текстов, как сейчас помню, при помощи «алгебраической теории полугрупп». Это нужно – как со знанием дела говорил разлюбезный Олег Константинович – чтобы использовать их в системе поддержке принятия решений, которая, несомненно, будет дальнейшим развитием СОКРАТа. Из записок экспертов чуть позже создается обобщающий документ. Его опять пускают «по кругу» и так несколько раз.

Сколько раз нужно все показывать, сколько нужно экспертов, зачем здесь нужны компьютерные технологии – непонятно. Каков алгоритм принятия решений, с этими пресловутыми «алгебраическими полугруппами» и какое отношение все это имеет к документообороту в партийном аппарате – большой вопрос.

На все наши, естественным образом возникавшие вопросы, объяснения давались сбивчивые, противоречивые, а то и вообще, заявлялось, о каком-то, таинственном коммерческим know how. Одним словом, как говаривали классики и основоположники – «сумбур вместо музыки!». Да что говорить – абсолютный бардак царил в нашем отделе. Какое-то время даже не было внятного техзадания и плана текущих работ!

Юрий Васильевич – выходец из партийной среды, однажды не выдержал всего этого бреда на семинаре и экспромтом выдал блестящую лекцию об основных принципах документооборота. О той сложной системе увязок и согласований, которая существовала в партийных структурах. О тех формальных и неформальных бюрократических методах, с помощью которых можно подписать практически любую бумагу, или, наоборот, совершенно официально, угробить нежелательное начинание.

Скорее всего, в тот момент, примерно через полгода после моего поступления на эту работу, Олег уже и сам не знал, как и что надо делать дальше. Бесспорно, его метода имела некий рациональный аспект при решении каких-то узких, специфических задач, возникающих на практике, но, причем здесь партийный аппарат московского Горкома КПСС? Непонятно!

Нет, мы тогда что-то делали. Программисты программировали, лингвисты обобщали речи партийных бонз всех времен и народов. Я создал программу – универсальный генератор речей для партийного функционера. Но уже через полгода работы мне стало очевидным большая степень бесперспективности данной работы.

На мой взгляд, этот проект представлял собой разновидность хорошо известного метода, носящего название контент – анализ и несомненно имел право на жизнь, но под другие задачи и в других условиях. Я не знаю, слышал ли тогда наш самородок-начальничек про мозговой штурм, SWOT – анализ, Дельфи метод и прочие «фенечки» системного анализа, но идеи, декларируемые им, очень напоминали эти замечательные вещи.

Довольно скоро наш славный руководитель в выступлениях на семинарах иссяк, стал повторяться. Его аккуратно освистали. Олег тогда всем ужасно надоел. После этого на семинары стали приглашать докладчиков со стороны, которые читали нам лекции о различных любопытных вещах. Происходило все это в стенах тогдашнего Горкома КПСС, что само по себе представлялось уже весьма забавным.

Тематика выступлений самая разнообразная. Выступавших было много, правда, в памяти моей они не остались, кроме одного – Побиска Георгиевича Кузнецова. К сведению: забавное имя Побиск, расшифровывается так – Поколение Борцов И Строителей Коммунизма….

Побиск Георгиевич Кузнецов – выдающийся советский учёный, видимо один из последних представителей блестящей плеяды Главных Конструкторов СССР, специалист по системам целевого управления и планирования. Он в свое время предложил собственную, альтернативную монетаристскому теорию экономических систем. Она основывалась на принципах физической экономики, созвучных с идеями пресловутого научного хулигана Линдона Ларуша, с которым Побиск, якобы, даже был знаком лично.

Побиск представлял из себя в высшей степени интересного субъекта. В его жизни имелось много чего примечательного. Военно-морская спецшкола, танковое училище, фронт, командование разведвзводом на фронте, тяжёлое ранение, «антисоветская деятельность», 58 статья и десять лет лагерей, шарага, реабилитация, кандидатская диссертация по химии, заведование лабораторией, уголовное дело, психушка, вызволение из узилища по ходатайству академиков Василия Парина и Акселя Берга.

Этот незауряднейший человек все время явно не вписывался в советскую систему. В семидесятых годах работал в МГПИ, Московском энергетическом институте, Научно-исследовательском институте автоматической аппаратуры. В момент чтения нам лекций числился заместителем начальника отдела АСУ издательства «Правда».

Я сейчас очень жалею лишь о том, что большую часть его лекций просто не воспринял, можно сказать, пропустил мимо ушей. Что поделаешь. Тогда я был весьма глуповатым, сорокалетним балбесом, лишь много позже понявшим, что многое из того, о чем говорил тогда Побиск, действительно воплотилось в реальной жизни.

Мне даже говорили, что на рубеже 80-х и 90-х годов он, как Главный Конструктор, возглавлял проект создания технологии выхода СССР из возможного системного, экономического, социального и идеологического кризисов. Якобы, его работы использовались на практике в начале нулевых годов. Не очень в это верится, хотя – все может быть.

В московском Горкоме КПСС явственно пустели кабинеты. Это было видно невооруженным взглядом Под всяческими предлогами и без оных партийные чиновники в конце 80-х стремились «соскользнуть» с партийных на различные коммерческо-хозяйственные позиции. Периодически появлялись в «коридорах власти» горкома и новые лица, но задерживались они ненадолго. Помню, как один знакомый пожилой партийный бюрократ в порыве откровенности жаловался мне, что не хотят люди заниматься партийной работой, не идут-с.

Тогда повсеместно создавались так называемы «малые предприятия», самые разнообразные и, порою, весьма экзотические. Так некий партийный начальничек, а контактировали мы по работе со многими представителями этого вида двуногих, умудрился учинить фирму под названием, кажется, «Диалог-Визит». Сотворил он ее на основе гостевых домиков горкомовской базы отдыха. Стал возить туда всякую иностранную шушару, обеспечивая ее бухлом, хавчиком, и насколько я помню, даже забавными развлечениями. Такой вот партийный maison de tolerance у него как бы получился.

Через полгода стало ясно, что наш проект находится на грани полного провала. Это начали понимать даже партийные чиновники. Если, в первые месяцы они пугались самого вида компьютеров, то в начале 1989 года вполне резонно стали интересоваться, а чего собственно мы тут, в Горкоме, делаем.

Раньше им можно было показать программу, демонстрирующую развевающийся красный флаг на экране компьютера, и они с умилением расходились по кабинетам. Через год нашего пребывания в стенах партийного заведения такой фокус больше не проходил. Аппаратчики того времени, люди в большинстве своем совсем неглупые, и, поэтому, до них начала доходить мысль о полной бесполезности нашей затеи.

Нет, они ничего не имели против компьютеризации. Они очень хотели иметь офисные программы, системы управления базами данных, сами базы данных, средства коммуникации и прочее. Этого в ЦНИИ «Электроника» не было. Не было тогда таких программных пакетов и у фирмы прародительницы компьютера Электроника-85, которыми оснащался Горком, в компании DEC.

Наша команда, поднатужась, могла бы кое-что сотворить в такой сфере, но время для этого уже было бездарно потеряно. К тому же из закупленных Горкомом тридцати советских компьютеров в исправности удавалось содержать только половину. Руководство Горкома приняло в такой ситуации единственно правильное решение – перейти на IBMовскую технику, договор с нами расторгнуть, а нас в полном составе изринуть со Старой Пощади.

Никакое бла-бла-бла нашего шефа Олега Константиновича это обстоятельство уже изменить не смогло. Грустно и жалко. Особенно спецбуфета. Как бы то ни было, мы кормились в голодное перестроечное время в нем почти два года. Пришлось в полном составе перебазироваться в здание ЦНИИ «Электроника» на проспекте Вернадского.

Там мы, тем более никому не были нужны. У всех подразделений института в структуре работ давно имелись свои собственные проекты, уютные «научные норки» и «экологические ниши». Из них запомнился лишь один проект с забавным названием «Компьютер и детство».

Руководство же нашего отдела в панике хваталась тогда за любую соломинку. Таковой можно считать «экологический» проект – совместная советско-болгарская работа. Под него нам дали какие-то деньги еще на полгода и болгарские компьютеры Правец 16 в лизинг.

В чем заключался смысл той «экологической» работы, я не понимал ни тогда, ни, тем более сейчас. В памяти остались лишь неописуемые мучения, перенесенные сотрудниками нашего подразделения при написании «экологического» отчета и чувство полного разочарования в руководстве.

Что же, свои ошибки надо признавать… С работой в ЦНИИ «Электроника» мне не повезло.

ЦНИИ «Электроника» – взгляд через годы

«Что толку быть собой, не ведая стыда,

Когда пятнадцать баб резвятся у пруда

Нагие поезда, пустые города

Пришедшие, увы, в упадок навсегда!»

    Борис Гребенщиков

Теперь немного о самом Центральном научно-исследовательском институте – «ЦНИИ «Электроника». Его создали еще в «лохматом» 1964 году. Советская плановая система всегда была крайне забюрократиризирована. Она требовала массу бумаг – отчетов, методик, регламентов и прочего. Эти бумажные потоки в бесчисленном количестве «варились» в недрах Министерств, удушая собой всякую живую мысль.

Чтобы хоть как-то справиться таким бумажным «молохом», министерствам пришлось создавать конторы, прикрывающиеся личинами научно – исследовательских институтов. Они эти бумаги и «выдавали на-гора». Бесчисленный поток, отчетов, справок обзоров. Возможно, сами эти НИИ и являлись главными потребителями подобной «научной» продукции, которая, на мой взгляд, была весьма слабо востребована в реальной жизни.

Официально организация, где я тогда работал, занималась «осуществлением всесторонней оценки процессов, происходящих в электронной промышленности, решением экономических проблем развития отечественной электроники, информационно-аналитическим обеспечением научных исследований, разработок и производства изделий электронной техники». То есть, не пришей к чему-то рукав….

Эта деятельность, нудная, кропотливая, бумажная – требовала большой усидчивости, аккуратности и прилежания. Вполне естественно, что основной контингент тружеников института – процентов, думаю на восемьдесят-девяносто, составляли милые дамы, иногда нормальные женщины, иногда тетки, а по большей части просто бабы.

Над таким бабьим царством, как некие предметы в проруби, возвышались плешивые начальственные макушки мужичков, руководителей отделений, отделов и лабораторий. Возглавлял сей «научный институт» Юрий Борисович, доктор наук, профессор и прочее, прочее, прочее. Он, вообщем то, неплохой мужик предпенсионного возраста, большей частью озабоченный делами кафедры в учебном ВУЗе, которой также заведовал.

Тогда у меня создалось явственное впечатление, что Борисыч в тот момент «дискурс уже не фильтровал» и пребывал в некой растерянности от всех тех событий, что разворачивались в стране. Он их не понимал и не принимал. Все эти модели хозрасчета (и первая, и вторая и третья) и иная прочая чушь были для него чужды и неприятны.

Другой яркой личностью институтского ланшафта, мог считаться Борис Николаевич – институтский парторг, стареющий светский лев, красавец в безупречном костюме, с сияющими брильянтовыми запонками, и с трубкой, раскуриваемой, при каждом удобном случае. Вот этот тип чувствовал в женском коллективе-малиннике, как рыбка во вкусной воде.

Почему заказ на автоматизацию партийных органов тогда выдали ЦНИИ «Электроника» и поныне для меня большая загадка. Ну, не имелось в этой организации ни опыта, ни достаточного количества подготовленных специалистов, чтобы решать такие задачи. Скорее всего, то злополучное объявление в газете, по которому я нанялся на работу, как раз и стало следствием подобного положения вещей и криком административной души!

Нет, конечно, аж с начала семидесятых, в институте происходила какая-то возня на стезе электронно-вычислительной техники и методов обработки информации. Что-то там делалось по автоматизированной обработке учетно-статистических форм, отраслевой АСУ научно-технической информации, разным справочникам и базам данных. В Горкоме же стояли задачи совсем иного масштаба и другого уровня сложности.

Почему решение их было отдано Министерству Электронной промышленности мне до сих пор не понятно. В СССР существовали организации, которые, пусть криво, пусть косо, но эту работу сделать смогли бы. Тот же НИИ «Восход», например. Думаю, сложившиеся обстоятельства стали результатом какой-то изощренной бюрократической интриги, с блеском проведенной Министерством. Все это проявилось для меня со всей очевидностью практически сразу же по трудоустройству в ЦНИИ «Электроника».

Все «успехи» нашего отдела на момент моего прихода в фирму заключались в установке тридцати персональных компьютеров марки «Электроника МС 0585». Это клон американского DEC Professional, который не слишком успешно пытался освоить воронежский завод «Процессор». К тому же в Горкоме половина из этих компьютеров сразу же сломались.

Два компьютера – в которых «начинка» была целиком родная, американская, поставили в предбаннике у московского персека Левы Зайкова. Их соединили кабелем, и эта конструкция гордо именовалась «локальной вычислительной сетью». Остальные аппараты рассовали по отделам Горкома и использовали как пишущие машинки. Всё!!!

Нет, выглядело это очень даже гламурненько. Солидные аппараты, цветные дисплеи, для того времени вполне достаточно, чтобы на первых порах пустить «пыль в глаза» партийному бюрократу средней руки. Отсутствовало главное – необходимое программное обеспечение. Его даже украсть не у кого было! Сам первоисточник, фирма DEC, и та, «прокололась» именно на этом, на софте. У них ничего толкового, подходящего для таких задач тоже не имелось. В результате чего, американские «товарищи» с фирмы DEC, не выдержав конкуренции с IBM, вскоре сами также накрылись «медным тазом».

А пока, мой новый приятель Игорь Лохмотов был вынужден постоянно разъезжать по стране с громадным чемоданом. Он возил в нем вышедшие из строя платы от компьютеров и прочие причиндалы. Ему приходилось посещать заводы изготовители запасных частей и обменивать сломавшиеся узлы и агрегаты на то, что могло считаться работоспособным. Потом, чертыхаясь и проклиная все на свете, приводил злополучные воронежские компьютеры в чувство, заставляя их работать хоть, как ни будь…

Недели через две после начала моей работы на новом месте в ЦНИИ Электроника началась компания выборов в Совет Трудового Коллектива. Это начинание, видимо, было одним из пунктов плана Михаила Горбачева по разрушению советской системы управления государством. Все происходило в условиях абсолютной, разнузданной демократии тех лет. Как я уже писал ранее, коллектив в ЦНИИ был «бабский», естественным путем разделявшийся на несколько непримиримо враждующих группировок.

Из-за чего враждовали милые дамы, видимо, они и сами не очень понимали. Впрочем, в любой биологической популяции особи женского пола борются за внимание мужиков. При этом женщине не так важно, что она делает, много существеннее, как она при этом выглядит. Мужиков в институте было мало, наперечет. Поэтому склок и скандалов, не только явных, но и притушенных, скрытых – много.

К возможности всем желающим баллотироваться в Совет Трудового Коллектива я отнесся как к еще одной забаве «времен перестройки». Тогда прошло лишь неполных две недели с момента начала работы в этой организации. Меня никто не знал, и я практически не с кем не был знаком. Да и особо не хотел никого знать.

Подача своей кандидатуры на выборы в СТК, правда, одобренная руководством отдела, представлялось, не более чем очередным мелким хулиганством, подобным моим приключениям в секте ивановцев. Однако вскоре все повернулось неожиданной стороной.