– Зачем пожаловали? – вместо приветствия проворчал старец.
– Мы пришли просить вашей помощи, – ласково отозвалась Марайна. – Мой муж умер, но алхимики его воскресили. – Она положила руку мне на плечо, хорошо играя свою роль. – Мы хотим узнать, что с ним сделали.
– Выходи, – буркнул гном и указал ей на дверь.
Уголок моего рта приподнялся в ухмылке. Что-то подсказывало: шаман видел ее насквозь, и эта ложь была лишней. Марайна расправила плечи, хмыкнула и удалилась.
– Садись, – велел он мне, когда дверь за спиной закрылась.
Я присел, скрестив ноги. Пол испещряли всевозможные руны, выцарапанные прямо в камне.
Старый шаман поднялся и приблизился. Он посмотрел мне в глаза, а его черные зрачки с золотыми крапинками не внушали доверия. На пухлых щеках красовались шрамы, изображавшие рунные письмена. Он обошел меня со спины, приложил руку к позвоночнику. И даже через плотную ткань рубахи ощущалось тепло от его рук. Шаман затараторил заклинание на древнем языке, а я сидел неподвижно.
Его слова сливались в единый невнятный шепот. В груди разлилось тепло, я чувствовал артефакт, заточенный в груди. Он заставлял мое сердце биться чаще. По телу разлилась энергия, и мне захотелось резко встать и начать чем-то заниматься, я еле сдерживался, чтобы сидеть на месте. Руки задрожали от перенапряжения. И, когда я был готов вскочить и убраться отсюда, шаман замолк и убрал от меня руку.
– В тебе находится большой магический источник. Очень тонкая работа, – с отрешенным взглядом проговорил старик.
– Но разве можно источник запихнуть в артефакт? – Я обернулся к шаману и посмотрел на него с недоумением.
– Можно запихнуть усилитель для источника души. Хм, – он нахмурился, – я знаю Лаэля уже несколько зим. И будь в его душе источник, заметил бы… Но как такое возможно? – пробурчал шаман и принялся наворачивать круги по комнате.
– Я помню свою смерть.
– Тогда кто ты такой и откуда взялся? – недовольно пробурчал гном.
– Не знаю, – я замотала головой, взгляд устремился в пол, – но хотел бы вспомнить.
– Хм… – Шаман обернулся к стеллажу со склянками, наполненными россыпью всевозможных трав.
Я молча наблюдал, как старый гном в меховой накидке перебирал одну склянку за другой, принюхивался и высыпал некоторые травы в ступу. Молол их, приговаривая себе под нос очередное заклинание. Горький травяной запах комнату. Тембр голоса шамана нарастал. Стертые до песчинок травы в ступе загорелись, и гном поднес ее ближе ко мне.
Голова закружилась, а травянистая горечь ощущалась на языке. Тело расслабилось, как во сне. Не чувствуя ни рук, ни ног, я боком свалился на каменный пол. Мир вокруг закружился, его окутал серый дым горящих здесь растений. Слова заклинания шамана били молотом по голове, врезались в сознание. Хотелось закричать от безысходности, но тело мне не подчинялось. Дикая боль пронзила позвоночник и мучила меня целых десять ударов судорожно сжимавшегося сердца, будто душа вырывалась из тела.
А когда она отступила, то пришло облегчение. Серая дымка развеялась, и я увидел нависшего шамана. Его черные глаза пристально смотрели в пространство надо мной. К телу постепенно возвращалась подвижность. Я смог откашляться.
– Что это было? – прохрипел я, поднимаясь с пола.
– У тебя изрядно потрепанная душа. Она скована сильными плетениями заклинаний. Они приковывают ее к этому телу. Одно из них и держит закрытой твою память.
– А можно их развеять?
– По одному нельзя. Невозможно, ибо заклинания переплетаются друг с другом.
– А все разом не убрать?
– Можно, – с тенью иронии ответил гном, – но тогда твоя душа отправится за грань.
– Хочешь сказать, что от смерти меня отделяет всего одно заклинание? – Тело застыло на месте, мышцы напряглись.
– Да, но ему требуется так много магической энергии, что в тебя поместили усиливающий артефакт.
– А другие два зачем?
– Там жизненные силы. Будешь жить, пока они не опустошатся.
– И на сколько мне их хватит? – Я ожидал худшего, и это улавливалось в моей интонации.
– Ну смотря как тратить будешь, – гном развел руками. – Ныне там хватит энергии еще дважды тебя воскресить. И будь ты крестьянином, тебе бы их хватило лет на сто. Но ты же воин, как и Лаэль.
– Думаешь, в его теле я не могу быть кем-то другим? Если у меня есть магический источник, то почему бы мне не стать магом?
– Пока заклинания сковывают твой источник, не можешь. – Он бросил ехидную усмешку. – Но ты можешь использовать усилитель для другой магии, заключенной в артефакты.
– Как магические доспехи, – прошептал я, вспоминая непробиваемый доспех противника на тренировке в «доме магии».
– Хороший выбор для воина. Отведи чародейку к кузнецам, они сидят через два прохода в сторону выхода, и вместе они смогут создать для тебя доспех.
Я не был уверен, что он мне нужен, но поблагодарил шамана за возможность:
– Спасибо, но…
– Иди сейчас, пока им новую партию руды не привезли. – Его взгляд настаивал. – Если ты собираешься биться за свободу всех порабощенных рас, то мы тебе поможем.
Я смотрел на него немигающим взглядом. Не мог сходу определить, каким вижу свое неизбежное будущее.
– Ты пришел к нам, – продолжил старец, – и мы были добры к тебе. Но если ты не собираешься отплатить нам тем же, то уходи. – Его пристальный взгляд обратился к моим глазам.
– Нет, я помогу вам. Но не могу обещать, что не умру раньше, чем это получится. – Я понимал, что ожившему мертвецу деваться некуда, особенно когда его ищет полкоролевства, чтобы сделать рабом, отнимающим земли у мирных народов.
– Этот ответ меня устраивает, Лаэль. – Он указал рукой на дверь.
Я кивнул и поднялся с пола. Приблизился к двери, но обернулся и сказал:
– После воскрешения мне дали имя Грэм.
Гном едва заметно кивнул, но мне этого было достаточно, и я вышел из подземной обители шамана.
Марайна ждала у выхода в главный тоннель пещеры. Завидев меня, отбросила знакомый презрительный взгляд и спросила:
– Что он тебе поведал?
– Ну, во мне зашит артефакт-усилитель, и чтобы было что усиливать, мы пойдем к кузнецам. – Я недобро улыбнулся ей.
– Зачем? – Она приподняла брови и скрестила руки на груди.
– Чтобы ты помогла гномам выковать для меня магический доспех. Ведь меня создали как воина. И именно воин нужен твоему правителю.
Она не с меня сводила пристального взгляда. Ей понадобилась целая сотня ударов сердца на размышления.