Слово о Рэйки. Книга третья. Элегия Рэйки

Дорога сначала была пустынной, но на полпути к дому он встретил человека в чистых светлых одеждах, идущего ему навстречу. Его лицо было закрыто капюшоном. Они остановились и разговорились.

Монах в слезах стал рассказывать этому человеку свою историю. Он плакал, что его сердце разрывалось и разрывается от беспокойства за родителей, а теперь еще к этому добавились душевные муки от того, что он бросил монастырь. Когда монах выговорился и немного успокоился, то попросил встреченного им человека рассказать ему свою историю.

Человек в светлых одеждах сбросил капюшон, и монах увидел ясное красивое молодое лицо. И тот ему сказал, что он ангел-хранитель, который был послан Богом, чтобы охранять и помогать родителям монаха, пока тот пребывал в монастыре. Родители его живы, здоровы, находятся в полном достатке и очень радуются за своего сына, который живет и трудится монастыре и приносит свои молитвы Богу. Теперь же, когда монах поддался бесовским наваждениям, бросил монастырь и возвращается к родителям, то ему, ангелу, делать у них больше нечего и он идет в святую обитель на место монаха.

Когда монах услышал эти слова, он понял, что Бог никогда не оставляет своей заботой тех, кто верит в Него. Он совершенно успокоился. Потом встал на молитву, попросил прощения у Бога за свои необоснованные страхи. Затем попросил прощения у ангела и сказал, что, если можно, он хотел бы вернуться в монастырь. На том и порешили: монах пошел обратно в монастырь, а ангел-хранитель моментально вернулся к родителям монаха, снова взяв их под свое крыло. Впоследствии и монах, и его родители достойно завершили свои земные странствия и испытания.

Весна и старуха

Была поздняя весна. Конец мая. Погода стояла прекрасная, солнце сияло на чистейшем голубом небе. Дул нежный теплый ласкающий ветерок. От былой зимы не осталось и следа. Вся зелень пышно распустилась и сияла изумрудным цветом под лучами солнца.

Мне нужно было доехать к родственникам, живущим на другом конце города. Обычно я ездила через центр с двумя пересадками. Это было не очень удобно и достаточно долго – почти полтора часа. Но в этот день я вспомнила, как мне говорили, что в тот микрорайон можно добраться по окружной железной дороге. Она тянулась от моего дома практически напрямую в те места. Поезда ходили по ней примерно каждый час, и, если знать их расписание, то ехать надо было всего двадцать минут по окраине города. Я видела нужную мне станцию недалеко от своего дома. И, хотя я не знала расписание, но решила прогуляться, благо, что время у меня было, погода стояла прекрасная, а идти к станции нужно было через хороший парк, полный свежей зелени.

Я, не спеша, прошлась по парку, наслаждаясь благоуханием свежей листвы, распустившихся почек, зацветающей черемухи. Вокруг звенела тишина. Городского шума совершенно не было слышно, зато вовсю распевали птицы. Все было, как в настоящем лесу, наполненном щебетанием и неясным, но веселым жужжанием. Настроение у меня было великолепное. Казалось, что невозможно надышаться весенним ароматом.

Хотя я и шла очень медленно, однако все же вскоре подошла к станции. Как только она появилась сквозь деревья, то я увидела отходящий от нее поезд. Он ушел буквально, как говорится, «из-под моего носа», но это ничуть меня не огорчило и нисколько не поколебало моего настроения. Я восприняла случившееся как благоприятную возможность еще целый час подышать прекрасным лесным воздухом и погреться в лучах весеннего солнца.

Я поднялась на платформу, чтобы узнать расписание и купить билет. И как только я сделала по ней первые шаги, так услышала сзади тяжелый топот, пыхтение и глухое ворчание. Все это грубым диссонансом нарушало волшебную тишину окружающего пространства. Я обернулась, чтобы взглянуть на того человека, который производит столь неуклюжий шум.

Это была женщина, на которой были одеты, наверное, все имеющиеся у нее юбки. Голова повязана темным платком, почти полностью закрывающим лицо и глаза. Через плечо наперевес у нее висели две огромные, видавшие виды сумки, и еще две точно такие же она несла в руках. По ее бесформенным одеяниям и укутанному платком лицу было практически невозможно более или менее точно определить ее возраст. Ей могло быть и семьдесят лет, а, может быть, и только пятьдесят.

Она, видимо, очень торопилась на поезд, но опоздала, и это совершенно выбило ее из равновесия. Даже тогда, когда она еще не взошла на платформу, до меня уже отчетливо доносилось ее громкое ворчание и причитания. Когда же она подошла ближе, то ей понадобилось всего несколько фраз, чтобы обругать всех, начиная с машиниста поезда, который, видите ли, не мог задержаться на две минуты, и заканчивая правительством, которое держит народ в нищете.

Я узнала расписание – поезд должен был быть через час, – и купила билет. Затем встала посередине платформы и, прикрыв глаза, подставила лицо солнцу. На платформе больше никого, кроме нас двоих, не было. Старуха остановилась неподалеку от меня, непрерывно продолжая свое раздраженное бурчание.

В течение дальнейших двадцати пяти или тридцати минут она продолжала свой монолог, сначала, видимо, подсознательно пытаясь привлечь мое внимание и втянуть в диалог. Но затем, видя, что я не реагирую на ее причитания, она прекратили эти попытки и стала просто разговаривать вслух. Это даже не был ее разговор с самой собой, а некое истечение какого-то ее внутреннего раздражения. Оно то усиливалось, то ослабевало, наполняясь самыми разнообразными оттенками: от легкой досады до откровенной злобы. Среди благоухания весны, солнечного света, живой звенящей тишины, которых она совершенно не замечала, ее поведение было подобно чаду и копоти старой автомобильной шины, горящей у дороги. До меня то тише, то громче доносились ее бессвязные восклицания.

Я стояла, наслаждаясь весной, воздухом, солнцем. Ее присутствие нисколько мне не мешало. И, несмотря на ее порой довольно-таки громкие раздраженные бормотания, я их не слышала. Весна полностью охватила мое существо, я давно не испытывала такого наслаждения и гармонии с природой.

Минут через тридцать-сорок на платформе стали появляться другие люди, и каждому вновь приходящему эта старуха принималась рассказывать о том, как она опоздала на поезд, какие плохие люди машинисты, как плохо организовано движение; она ругала всех, кто был, по ее предположению, в этом виноват. Как только какой-либо человек отвечал на ее слова, так ее жалобы тут же усиливались, и тот уже и не знал, как отвязаться от ее назойливости.

Подошел поезд. Он состоял всего из двух вагонов, прицепленных к маленькому маневровому тепловозу. Старуха вошла в первый вагон, я – во второй. На некоторое время я перестала слышать ее ворчание. Пассажиров было достаточно много и, соответственно, свободных мест – мало. Видимо поэтому вскоре старуха появилась в моем вагоне. Сев на лавочке, она тут же начала рассказывать соседям историю своего опоздания. Потом в ее разговоре появилась новая тема: она стала беспокоиться и расспрашивать всех о том, а остановится ли поезд на той станции, которая ей нужна. Ей ответили, что он остановится и что волноваться ей по этому поводу совершенно не нужно.

Я сидела у окна. Поезд тронулся и через некоторое время вкатился в лес. Деревья были так близко от колеи, что некоторые ветви касались вагонов и даже захлестывали в открытые окна. Каждый раз они вносили аромат распустившихся почек. Поезд шел столь бесшумно, что в вагоне было слышно пение птиц. Лучи солнца время от времени пестро падали сквозь листву на пассажиров и стены вагона. И я видела многие улыбки на лицах людей в тот момент, когда они попадали им в глаза. Это было очень приятно – как будто легкий солнечный массаж разглаживал морщины и снимал усталость с лиц людей. И только одна эта бедная женщина, казалось, не замечала вокруг никакого весеннего очарования.

Потом она почему-то пересела на другую лавочку, и теперь уже новые пассажиры выслушивали ту же самую историю и отвечали на вопрос о том, остановится ли поезд на нужной ей станции. Затем она снова пересела, и там все повторилось. Так она прошла почти по всему вагону и везде распространяла свое раздражение и недоверие.

В вагоне стало жарко, и старуха сняла с головы свой платок. Взглянув на нее, я поняла, что ей не более сорока лет, а то и меньше. Однако морщины вечного недовольства и раздражения и наполненные ожесточением глаза, так исказили ее лицо, что она выглядела на все семьдесят, а то и восемьдесят лет. Ни одной, сколько-нибудь спокойной фразы от нее так никто и не услышал. Наполненные злостью слова непроизвольно сочились из нее ядом как вода из плохо закрывающегося крана.

Наконец поезд остановился у какой-то станции. Эта женщина снова взгромоздила на себя все свои сумки и под те же самые ворчания вышла из вагона.

Поезд пошел дальше. Я продолжала спокойно наслаждаться весной.

    Наталия, мастер, Москва

Армейские переживания

Приближалось восемнадцатилетие моего сына. Он был достаточно здоров для того, чтобы быть призванным в армию. Вы сами знаете, что сейчас представляет собой служба в армии, поэтому понятно, что у него не было никакого желания в ней служить. Как и многие другие молодые люди, он даже предполагал, что будет бегать и прятаться от призыва.

Я и отец с ним поговорили и сказали ему, что это не очень хорошее решение. Мы предложили ему перестать беспокоиться по этому поводу и довериться тому, что будет происходить. Он немного поерзал, но согласился. На том и порешили. Жизнь пошла так, как она шла.

За месяц до очередного призывного периода сыну исполнилось восемнадцать лет. 17 ноября в 16 часов ему пришла повестка, что 18 ноября в 8 часов утра ему уже предлагалось прибыть в военкомат для призыва на службу. Времени ни для сборов, ни для прощания с друзьями и родственниками практически не оставалось. Это, наверное, было и хорошо, что особо раздумывать и разгуливать ему не пришлось. Мы очень быстро собрали близких и его друзей на прощальную вечеринку. Утром поехали в военкомат.

Отец настоял на том, чтобы перед военкоматом сын заехал в какую-нибудь церковь и получил благословение у священника на службу в армии. Но было ранее утро, и не все церкви работали, так что благословение удалось получить только в третьей церкви. После чего мы уже поехали в военкомат, а оттуда сына повезли на призывной пункт.

Мы с мужем немного беспокоились – куда его направят? Я хотела дать Рэйки на ситуацию, чтоб направили не в очень опасные места, но муж мне запретил, сказав: «Именно сегодня – не беспокойся. Пусть будет так, как положено по промыслу Божию». Ближе к вечеру сын позвонил и сообщил, что направляют в пограничные войска на финскую границу. Мы обрадовались, что он будет служить в спокойном месте.

Его служба началась с учебки.

Итак, место-то спокойное, но все проблемы мы носим в самих себе. Не прошло и нескольких недель, как выяснилось, что характер у нашего сына еще «гражданский», свободолюбивый, а это для службы в армии совершенно не годится. Там нужны совсем другие качества. Поэтому у сына начались неприятности. В итоге, даже в спокойном месте его служба стала очень сложной. После учебки его грозили направить на самую дальнюю и заброшенную точку, где он должен был бы «трубить» без всяких увольнений и в самых тяжелых условиях. А финская граница-то очень длинная, и самые дальние точки на ней – на самом Севере, это – не сахар.

У меня с мужем снова появился повод для волнений. Я опять подумала дать Рэйки на гармонизацию ситуации, но муж снова отсоветовал, сказав, что надо доверять жизни, мы не можем по каждому поводу подкладывать «подушечку Рэйки» под своего сына. Я стала с молитвами за себя и за сына давать Рэйки самой себе.

Через некоторое время нам позвонили из военкомата. Муж был дома, и весь разговор был с ним. У него спросили, действительно ли наш сын служит в армии в пограничных войсках. У мужа екнуло сердце, но как он потом сказал, он мгновенно отогнал от себя всякие страхи. Муж это подтвердил, и сам спросил: «А в чем дело?»

Дело оказалось в том, что приближались выборы в Думу, и один из высокопоставленных военных чиновников, имевший отношение к пограничным войскам, решил баллотироваться на выборах в нее. Ему захотелось во время предвыборной кампании побывать в семье какого-нибудь военнослужащего-пограничника. Из военкомата звонили по нескольким семьям, чтобы подобрать подходящую. Выбор остановился на нас.

И вот еще через неделю в нашу квартиру приехал генерал-пограничник со свитой помощников журналистов и киношников. Мы никогда в жизни не могли себе представить, что окажемся в центре внимания. Встреча прошла, как говорится, на высоком уровне. Потом сюжет о ней показали по телевизору по общесоюзной программе, видели даже наши родственники из другого города. Они прямо «обалдели» от этого.

Ну, эта внешняя мишура нас не особенно волновала. На встрече мы говорили, что всем довольны, сын служит хорошо. В конце генерал спросил, нет ли у нас каких-либо просьб за сына. Мы сказали, что просьб особых нет, вот только хорошо бы было, если бы его перевели в какое-нибудь другое место, поближе, так как мы летом хотели бы навестить его, а далеко ехать – очень неудобно. Конечно, не в Москву, чтобы он был под крылом у родителей (ведь должен же он чему-то научиться в армии), но и не далеко на Севере. Генерал заверил нас, что с этим проблем нет, и даже пообещал нам содействие в поездке.

Все так и произошло. После учебки сына направили в Сортавальский погранотряд. А это уже достаточно цивилизованное место. Летом мы к нему приехали в гости. Содействие генерала в этой поездке было очень хорошим. Сын получил пятидневный отпуск, который мы провели в этом старинном городе Сортавала и на Валааме.

Кстати, познакомились там с одной женщиной, она тоже приезжала к своему сыну. Как она сказала, ей пришлось дать взятку в две тысячи долларов, чтобы ее сына послали служить в это место.

В дальнейшем, вся служба сына прошла как бы под неким «генеральским прикрытием»: никто к нему особо не придирался. А как только я начинала беспокоится о нем, я тут же с молитвой проводила с собой сеанс Рэйки.

Вот так: «Именно сегодня – не беспокойся!»

Сын благополучно завершил службу в армии.

    Алина, вторая ступень, Москва

Экзамен – это, прежде всего, спокойствие

(рассказ-быль)

Я недавно прошел обучение и начал работать машинистом на московском метрополитене.

Это – предприятие серьезное, там очень ответственно подходят к подготовке своих работников, особенно тех, кто занят вождением поездов. Поэтому периодически машинистам приходится сдавать экзамены на подтверждение своей квалификации.

Вот и мне пришлось сдавать экзамен на вождение электропоезда: сначала «в два лица». «В два лица» – это означает, что машинист работает с помощником. Я соответственно постарался хорошо подготовиться к экзамену, поэтому перед экзаменом я чувствовал себя совершенно спокойно. Но перед самым экзаменом я узнал, что один из двух человек в составе экзаменационной комиссии будет очень для меня неприятным. Еще во время обучения у нас с ним не сложились отношения, и он при всяком удобном случае пытался меня «подставить». И вот я узнал, что он будет принимать у меня экзамен.

Я занервничал, но потом вспомнил, что у меня есть первая ступень Рэйки, и провел с собой сеанс. Это принесло мне успокоение.

Каково же было мое удивление, когда сразу после начала экзамена это неприятный для меня человек куда-то вышел из класса. Он отсутствовал все время, пока я сдавал экзамен. Я сдал его легко и получил отличную отметку. Выходя из класса, я столкнулся с ним нос к носу. Так после меня он вернулся в комиссию и доставил много неприятностей другим участникам экзамена. Я был уверен, что это Рэйки удалила этого человека с экзамена и таким образом помогла мне.

Прошло некоторое время, я набрался опыта, и мне снова предстоял экзамен: на вождение «в одно лицо». Это более высокая категория, когда машинист ведет метросостав один, без помощника.