Проклятие для ведьмы

– Горько! – захныкал братишка.

Но сразу же замолк, прерванный диким воплем, донесшимся с улицы. За окном было уже совсем темно, и лишь костры освещали окрестности. От испуга Марижа пролила отвар и намочила одежду, но даже не заметила этого. В душе вновь всколыхнулись нехорошие предчувствия. В деревне иногда случались драки, но такого крика Марижа в жизни не слыхала. Истошный, исступленный, жуткий… Крик боли, крик смерти.

– Кто может так кричать?! – воскликнула она, подбегая к окну. Фафик заревел. Руки у девушки задрожали, сердце стремилось выскочить из груди. Страх и неверие все еще боролись друг с другом.

В маленькое окошко было видно множество костров, зажженных у реки – там вовсю готовились к празднику. В самой деревне лишь несколько факелов да звезды освещали улицу – луна на небе еще не взошла. Сквозь испуг Марижа отметила неестественную тишину, опустившуюся на деревню. «Словно покрывалом кто накрыл» – подумала девушка, со страхом вглядываясь в темноту. И тут мимо окна проплыл страшный силуэт: мощная человеческая фигура на огромном, длинношеем звере.

– ААААААААААА! Ведьмы! ВЕДЬМЫ!!! – раздался другой вопль, и Марижа на этот раз узнала, кто кричал. Это был Эйгол – их трактирщик. Звук унесся в сторону реки, и после этого вся деревня огласилась множеством воплей. Марижа кинулась к брату. Прижав его к сердцу, она бросилась к подполу, в надежде спрятать мальца. Фафик разрывался от рева.

– Тише! Тише, Фафик! Прошу тебя! – уговаривала брата Марижа, трясущимися руками пытаясь открыть тяжелую крышку подвала.

***

Рраска плавно покачивалась в седле своего дакора. Они приземлились только у самой деревни, преодолев большую часть пути по воздуху. Ведьма провела рукой по волосам – от ветра они совсем спутались. Что ж, тем лучше. Чем страшнее вид, тем забавнее ведут себя эти глупые крестьяне. Их рабы.

Путь от оплота до этой жалкой деревушки они преодолели за пару часов. Не очень-то любила Рраска столько времени проводить в седле, но ей было не привыкать. Тем более, что впереди ждало стоящее развлечение! Особенно острыми были ощущения, когда селение было давно не пуганое – как здесь. Хотя, если быть точной, эта деревня по какому-то неведомому стечению обстоятельств была не пуганная вообще.

– Великая Ашдот приказала убить каждого второго! Вперед, сестры! – провозгласила она, подняв руку.

Двадцать фурий сметут эту деревню. Да! Этот Скорогод здешние людишки запомнят надолго! Рраска торжествующе расхохоталась, в предвкушении любимой забавы. Все-таки это никогда не надоедает – смотреть, как они кричат и мучаются, как они убегают, как путаются их ноги от дикого ужаса, как страх лишает их последнего разума… а ты их все равно настигаешь и пронзаешь их трепещущие сердца, полные теплой крови. И так происходит всегда! Раз за разом! Раз за разом!!!

Рраска вдохнула аромат спелых яблок и сморщилась. Запахи смерти и крови скоро сменят запахи лета! Деревня огласилась криками ужаса. С минуту Рраска стояла неподвижно, наслаждаясь ласкающими слух звуками, и тут к ним примешался звук не менее приятный. Плач ребенка! Рраска повернулась в сторону ближайшего дома и спешилась с дакора. Тяжелые сапоги глухо стукнулись об утрамбованную землю. Мощным ударом ноги ведьма вышибла крепкую дубовую дверь, вырвав крепление засова из стены. Она вошла в дом. Свет здесь шел только от очага, и углы комнаты терялись во мраке. Но разве это могло служить помехой ведьме? Нет, она видела в темноте лучше, чем кошка и сразу разглядела застывшую от страха фигуру девицы, прижимавшую к груди какой-то поскуливающий комок. Как и все деревенские, селянка нарядилась на этот глупый праздник как смогла. Белая ленточка в волосах, выдала бы ее, даже если бы Рраска не была ведьмой и не видела в темноте. Презрительная и злая усмешка коснулась губ ведьмы, вызвав настоящий оскал.

Полыхающие фиолетовым огнем глаза ведьмы встретились с синими, расширенными от ужаса, глазами девушки. Рраска надвигалась неумолимо. Здесь не нужно было быть ведьмой, чтобы взять причитающееся.

– Отдай мне ребенка, – властно прошипела Рраска, не в силах сдержать дрожи от жажды крови, пронзавшей все ее существо. Она сделала последний шаг вперед и оказалась на расстоянии вытянутой руки от девки и ее поскуливающего комка.

Дыхание девушки перешло в судорожные всхлипы. Ведьма схватила мальчика за руку и резко дернула на себя, отшвыривая одновременно с этим ошалевшую от страха крестьянку. Голова ребенка резко мотнулась назад, издав едва слышный хруст. Девка отлетела, ударившись головой о стену. Она сползла вниз и больше не шевелилась. Осмотрев подозрительно обмякшее тело мальчика, ведьма сказала с досадой:

– Сдох, чтоб его взяли демоны.

После этого она бросила мертвого ребенка на пол, будто он был сломанной куклой. Ведьма принюхалась. Похоже инстинкт не подвел ее, и она сразу же зашла в дом жрицы. Здесь везде чувствовались отголоски ее силы. Чтож, скоро эта тварь лишится и силы, и жизни, не будь она Рраска, приближенная помощница Владычицы!

– Это ты здесь, Рраска? – раздался грубый голос со стороны двери.

– Да, я. Чего тебе, Дамирга? – со злобой рявкнула Рраска.

Дамирга зашла в дом и огляделась с нехорошей усмешкой. Она была почти одного роста с Рраской, но немного до нее не дотягивала, беря шириной плеч и мощным торсом. Волосы она предпочитала убирать в высокий хвост, чтобы, они не пачкались в крови… Рраска даже не пыталась скрыть свое презрение к Дамирге.

– Убила ребенка? И девку тоже? Великая Ашдот будет недовольна тобой!

– И не надейся выслужиться перед Владычицей, Дамирга! Девка жива, а малец все равно был слишком большой.

Дамирга в ответ лишь недовольно сверкнула взглядом, а потом сказала, как ни в чем не бывало:

– Святилище где-то в лесу. В деревне мы почти закончили. Оставили пару здоровых мужиков и всех баб, способных рожать. Дети собраны.

– Я разберусь со Святилищем. Сожгите тут все, – приказала Рраска Дамирге так, словно та была пустым местом. Пусть знает свое истинное положение! Они все лишь следуют за Рраской, она же – ведет их!

Не обращая больше внимания на Дамиргу, Рраска вышла из дома и направилась к дакору. Святилище дуба, действительно, было в лесу – это Рраска чувствовала ясно. В три минуты она долетела до опушки и приземлилась. Без страха вошла ведьма под темные покровы леса. Ее саму впору было бояться самому лютому зверю. Да что там говорить, ведьма чувствовала, как все живое вокруг нее сжимается и умолкает. Ни птица не пискнула пока она шла по Дриму, ни лист не шелохнулся… Чем дальше она шла, тем сильнее чувствовала биение совершаемого жрицей ритуала. Эта тварь серьезно выросла за последний год, раньше она не была способна на такое. Теперь этому придет конец, и последнее Святилище паскудного Торпа будет предано огню! А сколькие отрекутся от этого бога, узнав об участи, постигшей Вислу? Может быть, даже последние его приверженцы. При этой мысли Рраске захотелось торжествующе расхохотаться! Вскоре о нем совершенно забудут. Ведь намного проще жить, платя, кроме обычного оброка, скромную дань в виде пары младенцев в год и более ничем не рисковать. Скоро так будут думать в каждой деревне. А жрицы Торпа – если такие остались! – уже гонимы повсеместно!

Чутье не подвело Рраску. Она шла точно к Святилищу. Да и мудрено было здесь заблудиться – такой мощный поток силы фурия не встречала уже давно. Владычица будет довольна своей помощницей. Сердце жрицы полнилось силой и Верховной ведьме оно явно придется по вкусу. Королеве – королевское угощение! Эти грязные крестьяне уже настолько измельчали, что даже рядовой сестре их ведьминской общины сложно насытиться, съев сердце простого деревенского жителя. Ни силы в этих сердцах нет, ни жажды жизни. Преснятина, одним словом.

Вскоре она вышла на поляну, в центре которой горел большой шар света теплого желтоватого оттенка. В центре шара рос дуб и именно он издавал это дивное сияние. Рраска лишь брезгливо скривила губы – ей не слишком-то хотелось входить в освещенный круг.

Ведьма презрительно ухмыльнулась, подумав, что светлый бог так и не увидит сегодня россыпь горящих лучин на поляне у Святилища дуба. Ах, сколько молитв он сегодня не услышит… Зато ведьмы наслушались достаточно предсмертных воплей и бесполезных стенаний!

– Дерва! – крикнула она, остановившись на границе ореола.

Из-за дуба вышла немолодая женщина с мягкими чертами лица. Одета она была в длинное ритуальное одеяние белого цвета. Едва она появилась, как свет распространился дальше и накрыл пришедшую ведьму, открыв ее жесткие, хищные черты лица, кожаный доспех, копну спутанных волос и дикий взгляд фиолетовых глаз. Зрачки ведьмы сузились, превратившись в две вертикальные полоски. Если бы она могла видеть себя со стороны, то непомерно возрадовалась бы и возгордилась. Ведь это в ней проявилась мизерная капля сомгирской крови.

– Дерва, я убила твоего сына, – мстительно пропела она, впитывая в себя по крупице всю меру причиненной ее словами боли.

В ответ жрица ничего не сказала, и лишь сияние дуба немного померкло. Подбодренная ведьма сделала шаг навстречу женщине, схватила ее за горло и с дьявольской силой швырнула к корням дерева. Дерва упала, тихо охнув. Она смотрела прямо в глаза ведьме, и ее страх сменялся сосредоточенным смирением.

– Где твой бог, Дерва? – спросила Рраска, склонившись над поверженной женщиной. – Скоро о нем все забудут. Так же, как и о тебе!

Ведьма вытащила кривой раздвоенный кинжал и замахнулась, собираясь пронзить грудь Дервы, чтобы вырезать ее сердце. Неожиданно жрица поймала, занесенную для удара руку, и, глядя прямо в глаза Рраски, произнесла:

– Торпа не забудут. ТЫ не дашь этому свершиться. Я отдаю тебе свой дар, Рраска – дочь света.

После этих слов, сил сдерживать мощь ведьмы у жрицы не осталось, и кинжал опустился, пронзив грудную клетку слева от центра. Все было кончено – Дерва умерла. В ужасе Рраска смотрела на мертвую женщину, не в силах отвести взгляда от ее сияющих, даже после смерти, глаз. Дрожащей рукой выдернула она кинжал из груди жрицы, забыв о том, что хотела вырезать сердце. Сияние дуба меркло, ввергая окружающий лес во тьму. Постепенно он совершенно угас, и лишь труп жрицы немного светился. Рраска встала с колен. «Как она могла?» – вертелось в голове. «Она не могла достичь такого уровня. Это невозможно…» Лихорадочно ведьма ощупывала себя в поисках страшных изменений, которые могло навлечь проклятие, произнесенное жрицей перед смертью. Да-да именно проклятие. Ничем иным для ведьмы эти слова быть не могли.

Все оставалось как прежде и все же что-то изменилось. Страх. Страх, которого раньше не было, появился вдруг в темной душе ведьмы. Она гнала его от себя, но он не проходил.

Рраска быстрым шагом пошла обратно в сторону деревни. Выйдя на опушку, она увидела, что Висла уже догорает, а ведьмы ждут ее возвращения, готовые в любой момент сорваться с места и улететь к оплоту. Сделав над собой усилие, Рраска загнала появившийся страх как можно глубже, села на дакора и полетела к своим товаркам. Те при виде предводительницы взмыли в небо, и Рраска увидела маленьких пленников, привязанных к спинам дакоров. Ведьмы выстроились косяком и прянули в сторону оплота. Рраска же тем временем сделала последний круг над деревней. Зависнув прямо по центру, она уколола раздвоенным кинжалом палец и уронила каплю темной, густой крови на многострадальную землю.

– Проклинаю! – мстительно прошипела она, злобно сверкнув глазами, и направила ящера вслед за остальными ведьмами. Вскоре летучий отряд скрылся за горизонтом, оставив о себе несмываемую память внизу.

ГЛАВА 3

Прекрасный город Златоград раскинулся на холмах. Он был подобен златотканому парчовому покрывалу, и ясное утреннее солнце играло на нем яркими бликами. Поистине, это было великолепное зрелище, достойное ласкать взор самого короля – Его Величества Арния Второго Милдента. Но не только венценосным особам был приятен открывающийся вид. Со всего мира люди приезжали в столицу Молении лишь затем, чтобы насладиться волнующими пейзажами. Горожане, особенно те, что владели наиболее высокими постройками, уже давно приспособились пускать на крыши охочих до прекрасных зрелищ гостей столицы и брать с них за это немалую мзду. И надо сказать, что даже великосветские вельможи порой не чурались этого способа подзаработать, а используемые крыши не простояли пустыми ни одного, даже самого пасмурного дня.

А взглянуть действительно было на что! Не зря столица Моленского королевства называлась Златоградом, ведь добрая половина его старых построек, возведенных еще при прапрадеде нынешнего короля – Алфидуке, была покрыта золочеными листами железа, или черепицей, выкрашенной золотой краской. Такова уж была прихоть монаршего пращура, вернувшегося из очередного военного похода с обозом доверху наполненным, золотыми слитками и драгоценными камнями.

Знающие люди облекли исторические события в красивые словеса и получившуюся легенду рассказывали в многочисленных питейных заведениях все тем же гостям столицы, что по вечерам пропивали привезенные с собой денежки. Естественно за вознаграждение, а порой и под аккомпанемент какого-нибудь сладкозвучного музыкального инструмента. А суть истории была такова: так уж вышло, что в те времена еще не существовало ни Златограда, ни Гордона – королевского замка, и король, находясь в поиске места для новой столицы, натолкнулся на эти чудесные холмы. Произошло все это в ясный солнечный день, и Алфидуку, не склонному к какой бы то ни было чувствительности воину, так понравилось это место, что даже вышибло у него скупую мужскую слезу. Вроде как в лучах золотого солнечного света он узрел будущий город, раскинувшийся среди холмов… И так глубоко запала та картинка в сердце короля, что повелел он основать здесь свою столицу и назвать ее Зелтодол, что в переводе со старомоленского языка означало – Золотые Холмы. Ну, а во время очередного пира монарху вдруг пришла в голову мысль, что неплохо бы сделать холмы и вправду золотыми, чтобы тем самым и увековечить свое имя, и сохранить золоченость холмов, которые теперь, были покрыты множественными строениями. Тогда-то и повелел грозный Алфедук каждому верноподданному позолотить крышу своего дома. Его сподвижники, те которым посчастливилось вернуться из пресловутого похода, оказались столь же удачливы, как и их король. Каждый рыцарь привез с собой по телеге доверху набитой золотом, вследствие чего ни один из них не нашел достойной причины, чтобы отказать прихоти монарха. А спустя годы гордый своим творением король сказал: «Пусть в небе не будет солнца, вместо него будет сиять крыша моего замка!»

***

Спустя столетия Зелтодол переименовался в Златоград. Город за это время значительно разросся, претерпев при этом существенные изменения. Без них обошлась только старая часть Златограда, которая теснилась вокруг королевского замка. А его громада, надо сказать, занимала целый холм, и не было лучшего места для услаждения своего взгляда открывающимся видом, кроме самой высокой башни Гордона – Смотровой. Но это место было открыто только самым почтенным гостям нынешнего короля – Арния Второго, например, посланцам соседних королевств, прибывших для решения дел государственной важности.

А еще Смотровая башня была излюбленным местом принца Орлиана, когда он был совсем ребенком. Особенно теплыми были те его воспоминания, в которых вместе с маленьким принцем в башню поднималась его мать – королева Лесания. Самым ярким из тех моментов был ее последний день рождения. Королева была прекрасна, хоть и сильно исхудала. Казалось, на ее лице остались только одни голубые глаза – настолько они были огромны и мерцали лихорадочным блеском. В тот вечер она оделась в бархатное темно-синее платье, которое удивительно сочеталось с цветом ее кожи и немного округляло ставшую угловатой фигуру. Из украшений королева отдала предпочтение любимой диадеме с голубыми топазами, да нескольким кольцам, которые едва держались на тонких пальчиках. После праздничного ужина она взяла сына за руку и повела его в место, где они больше всего любили бывать вместе. Это было только их время. Они поднялись в Смотровую башню, и ночной город оказался перед ними как на ладони. Платье Лесании сливалось с окружающей ночью, а диадема и глаза сверкали подобно звездам. Рядом с Орлианом мама не казалась такой печальной, какой ее видели в последнее время. Она ласково улыбалась и старалась рассмешить маленького сынишку. Принцу тогда не исполнилось еще и пяти лет, но мальчик очень любил мать и бережно хранил в памяти, связанные с ней воспоминания.

С тех пор Орлиан иногда приходил сюда. Это место навевало на него умиротворение, смывая все печали и невзгоды. К сожалению, в последнее время у принца все реже получалось появляться здесь.

Вот и сегодня у него никак не получалось посетить башню при всем его желании. День был в самом разгаре, в небе не было ни облачка, и солнце щедро изливало на землю свое тепло. Принц стоял в крытой галерее, выходящей на один из внутренних дворов Гордона. Стоило ему перевести свой взгляд вдаль, и он сполна мог бы насладиться чарующим видом Златограда. Орлиан задумчиво скрестил руки на груди. Принц давно привык не замечать золотую мишуру города, видя только то, что хотел увидеть: внутри стен замка, на плацу тренировались его солдаты. Это была его личная гвардия, в которую принимали лишь самых преданных и умелых воинов. Золотые орлы – вот как он назвал свою маленькую армию. Едва принцу исполнилось четырнадцать лет – возраст, когда мальчик начинал считаться мужчиной, отец сделал сыну подарок, отдав под его начало целую сотню солдат. Они были гордостью Орлиана.

С тех пор прошло одиннадцать лет. И теперь Золотые орлы превратились в элитное воинское подразделение, попасть в которое было далеко не так просто. И все же их численность за прошедшие годы значительно возросла.