Троя. История первая

– Это все из-за этих… Явились непонятно откуда… Что там не жилось спокойно? – с досадой продолжал первый собеседник.

– Да хоть бы спросили у кого, поинтересовались – сколько зарабатываете? Если есть возможность получать больше, зачем снижать планку? Тут на пять драхм в неделю не вот разбежишься, а эти, поди ж ты, готовы работать за три. – старик возмущенно всплеснул руками – А на три разве проживешь? – и сам себе ответил – Нет, конечно.

– А хозяину только того и надо. Обрадовался, гад. Даже разговаривать не хочет. Идите, говорит, ищите, где лучше. А куда пойдешь?

– Ему это выгодно. Нанял их за бесценок, а местных припугнул – не возмущайтесь мол. Желающих нынче много. Только крикни. – с пониманием дела объяснял старик.

– Вот до чего дожили. Говорил я тебе еще когда – помнишь?– надо прикопить деньжат, да дело свое открыть – лавку взять на рынке, а не потянешь, так хотя бы лодку свою купить. Да ты все боялся – не рискуй, мол, прогоришь, жену, детишек чем кормить будешь? По миру пойдете… Послушал я тебя, а зря.

Да кто знал, что доживем до такого? Теперь конечно уж дураку понятно – лучше самому быть хозяином, пусть маленького дела, чем зависеть от такого произвола. Чуть выразил – и вполне справедливо, между прочим – свое неудовольствие – пожалте за ворота.

– Конечно, у него богатство и власть, как захочет, так и будет. Ему и дела нет до твоей справедливости. Нынче только тот и прав, кто имеет деньги.

Чудовище жадно ловило каждое слово. Его маленький мозг, привыкший разбираться лишь в жирности пищи и океанских течениях, с трудом воспринимал услышанное и совершенно упустил главное, поняв только одно – чтобы быть свободным, нужно стать богатым. Тогда я буду приказывать, а подчиняться станут другие – думало чудовище. Буду делать, что захочу. Вот разбогатею – и плевать на Посейдона. Стану жить в свое удовольствие. А то дергает меня без конца – сделай то, сделай это. Даже не поинтересуется, зараза, может, мне некогда? Может, у меня дел полно? Или душа не лежит? И ведь хочешь – не хочешь, а приходится подчиняться. Хозяин – одно слово. Но ничего, эти мудрые люди, сами того не зная, объяснили мне, что делать – нужно стать хозяином – до чего все просто. Да, но как разбогатеть? И что для этого нужно делать? И тут чудовище осенило. Сколько раз оно проплывало мимо затонувших кораблей, трюмы которых были полны драгоценных грузов. Да тут недалеко, в бухточке по соседству валяется одно. Даже в песок врасти не успело. Скорее туда, вдруг кто-нибудь меня опередит. От этой мысли чудовищу стало не по себе. Оно резко поднялось, стряхивая насмерть перепуганных людей, и поспешило к воде. С той поры оно копило свои богатства, день за днем, год за годом, но, к большому сожалению, никто из морских обитателей не мог подсказать, сколько их нужно и когда же сокровищ будет достаточно, чтобы объявить независимость. Мало того, увлекшись собирательством, чудовище не могло остановиться. Когда в одной пещере стало тесно, оно перебралось в другую, более просторную, и все складывало свои подводные трофеи, перебирало, сортировало их, получая несказанное удовольствие от созерцания своих богатств. Настанет день, и я стану свободным благодаря всему этому, мечтало чудовище, запуская когтистые лапы в сундуки с добром, совершенно не представляя себе механизма обретения этой самой свободы, а потому по первому требованию бога всех морей, переданному с юркой пятнистой рыбкой, чудовище предстало перед ним, ожидая приказаний.

– Ну вот что. – после недолгих раздумий сказал Посейдон – Отправляйся к берегам Трои. Поплавай там в реке, побуянь немного… Народ попугай. Не забудь – там два порта, так что тебе придется потрудиться.

Бог сидел, развалившись в роскошном кресле, отделанном перламутровыми ракушками, закинув ногу на ногу, барабаня пальцами по подлокотникам.

– Твоя задача получить дочку царя. Все равно какую… Но желательно покрасивее. Сюда доставишь – и можешь быть свободным.

Посейдон ухмыльнулся в косматую бороду, представляя, что он сделает с дочерью своего обидчика. Если бы троянский царь мог знать об этих планах, он сразу и без лишних разговоров отдал все богатства своего славного города.

***

Что может быть живописнее теплого погожего денька в троянском порту? Глубокие зеленые воды Скамандра неторопливо катятся вдоль берега, солнышко сушит сети, расставленные на песке, народ суетится у причалов, какой-то подвыпивший морячок горланит песню, разомлевшая от жары старая собака подвывает ему, вокруг раздаются смешки.

Мелкий чиновник с озадаченным видом считает мешки, неровные ряды которых свалены на ближнем причале под навесом, что-то записывает и снова начинает считать. Портовый кабак переполнен – на открытой террасе в ожидании своих судов отдыхают купцы, бородатые, тучные, потные, в длинных тяжелых одеждах. Возле крутятся местные шлюшки, изрядно потасканные, щедро размалеванные – они выделяются среди прочих своей развязностью и вызывающим смехом. Оживление вносят показавшиеся вдалеке корабли; безветренный денек не позволяет воспользоваться парусами, ряды весел взлетают вверх, синхронно опускаясь в воду, суда скользят по зеленой глади, становясь все ближе, вырисовываясь отчетливо – в порту возникает оживление, кто-то из купцов уже покинул террасу, и нахальные грузчики в последний раз пытаются торговаться о плате с владельцем прибывающего судна.

Обычно дружелюбная дворняга, неизменно встречавшая все суда, вдруг зарычала, ощетинилась и завыла, поджав хвост. Пес заметался в поисках убежища, умоляющий взгляд искал защиты – собака бросилась прочь из порта к большому удивлению зевак.

– Да что это с ней?

Но уже другой протягивал руку вперед.

– Смотрите, смотрите, что там?

А там, впереди, творилось нечто непонятное. До сих пор спокойная вода вздыбилась пенной волною, судно, шедшее вторым, вдруг подпрыгнуло, словно неведомая сила вытолкнула его в воздух, но сразу упало вниз, подняв тучу брызг, опасно накренившись и зачерпнув воды. Груз посыпался в реку, увлекая людей, они барахтались в воде среди тюков и сломанных весел. Мощная лапа поднялась из воды, ухватила корабль за причудливо изогнутый нос, и резко потянула вниз – судно встало вертикально и быстро погрузилось в глубокие воды Скамандра.

Народ в порту ахнул и завизжал, все толпились у причалов, тщетно гадая о причине столь неожиданной катастрофы. Но, когда на поверхность поднялась круглая блестящая окровавленная голова и открыла зубастую пасть, вопросов больше не было. На глазах у обитателей порта чудовище метнулась к другому кораблю, быстро настигло его, несмотря на отчаянные усилия команды. Сильный удар сотряс судно, расколов его надвое. Вокруг обломков плавали люди, чудовище подбирало их ужасной пастью, заглатывая живьем. Оно не спеша выныривало, снова погружалось, ожидая, когда уцепившиеся за остатки корабля матросы окажутся в воде. Крики о помощи смешались с ударами плоского хвоста, волны топили спасавшихся вплавь – лишь нескольким счастливчикам удалось добраться до берега. Множество рук протянулись на помощь, потрясенные зрители возбужденно обсуждали происходящее, женщины взвизгивали всякий раз, как только новая жертва оказывалась в пасти. Расправа заняла не многим более получаса, и вскоре взбаламученная река успокоилась, обломки прибило к берегу, а люди все стояли, заворожено вглядываясь в воду.

– Чудовище, чудовище появилось в Скамандре.

– Это проклятие холма Ата обрушилось на нас.

Удивительное дело – разыгравшаяся трагедия не заставила завсегдатаев порта разойтись, разбежаться кто куда, напротив, они толпились у самого причала, стараясь рассмотреть получше, что происходит в воде. Гибель чужеземных судов и незнакомых людей была лишь зрелищем, пусть жестоким и кровавым, но всего лишь чужим кошмаром, не касавшимся непосредственно самих троянцев. Только купцы с мрачными лицами подсчитывали убытки. Все изменилось, как только чудовище вышло на берег. Народ, сбивая и опрокидывая друг друга, помчался прочь, едва когтистые лапы ухватились за деревянные поручни причала. Огромная масса переливалась на солнце, блестя чешуей, чудовище неуклюже продвинулось вперед, сошло на берег, отдышалось и неожиданно проворно двинулось по территории порта. Если бы кому-нибудь пришло в голову понаблюдать за ним, этот смелый человек весьма удивился бы, увидев, как самозабвенно чудище потрошило складированные тюки. Острый коготь моментально разрезал мешковину, содержимое выспалось на землю, а затем следующий мешок подвергался такой же участи. Поиски сокровищ продолжались.

Чудовище очень мало беспокоило, как ему найти намеченную жертву, оно совершенно справедливо полагало, что это проблема троянцев, как можно скорее узнать, зачем оно явилось под Трою. Как узнают – сами отдадут девушку – зачем мне напрягаться? А я покамест порезвлюсь, сочетая приятное с полезным, раз пришлось плыть сюда. Так думал этот монстр, расположившись на высоком берегу рано утром, задремав в высокой траве среди васильков и ромашек. Сладкий сон был бесцеремонно прерван группой молодых людей. Что произошло дальше – известно. Уцелевшие всадники мчались в город, когда чудовище сползло в реку и направилось в сторону порта. Водичка оказалась приятной во всех отношениях – мягкой и прохладной. Чудовище с удовольствием нырнуло как можно глубже, прошлось по дну – солнечные блики где-то там, высоко вверху отразили небо, голубое, безоблачное. Монстр легко оттолкнулся, подняв тучи ила, заскользил на брюхе, закрыв от удовольствия глаза и прибавил скорости. Через миг голова больно ударилась обо что-то твердое и, судя по всему, деревянное. Шишка внушительных размеров вскочила моментально, из ссадины сочилась кровь, в голове зазвенело. В бешенстве монстр принялся крушить корабли, калеча, поедая людей и успокоился лишь, когда в опустевшем порту был учинен полный разгром.

***

Происшествия этого дня взбудоражили Трою. Пока перепуганные люди стекались к дворцовой площади, моля богов о спасении и требуя от властей решительных действий, оставшиеся в живых дети троянского царя, бледные, растрепанные, входили в отцовский кабинет. В этот момент Лаомедонт склонился над бумагами, погрузившись в расчеты, и не сразу поднял голову, когда Гесиона первой ворвалась в комнату и бросилась к отцу. Он обнял ее, бледную, дрожащую, свою плачущую девочку, прижал к себе, провел рукою по волосам.

– Ну что ты, что случилось, дорогая? – сердце заныло в недобром предчувствии.

– Отец. – только и смогла промолвить она. И уткнулась мокрым лицом в отцовское плечо.

Он еще надеялся, вопреки всему надеялся, что это всего лишь неожиданный каприз, и сейчас все пройдет, что она утрет слезы и улыбнется своей милой улыбкой. Но следом за ней в дверях появились сыновья. Он слушал их взволнованный сбивчивый рассказ с застывшим от ужаса выражением лица – бог мой, да может ли это быть. До него не сразу доходил смысл их слов, он отказывался верить услышанному. Какой-то монстр, непонятно откуда взявшийся, убил его детей. Как же это. Лаомедонт неподвижным взглядом уставился прямо перед собой. Погибли, погибли – его мальчики погибли и ничего здесь поделать нельзя. Этого просто не может быть. Я, наверное, не понял. Но снова и снова до него доносились, словно сквозь сон, голоса его детей.

– Мы едва спаслись, отец.

Лаомедонт очнулся. Он вскочил, зашагал по комнате – мысли забегали в беспорядке сбиваясь и путаясь. Гикетаон, Тифон и Гесиона молчали. А что еще можно было прибавить к сказанному? Гесиона всхлипывала, на глазах у братьев блестели слезы. Нужно собрать всю стражу, вооружить людей, послать в бой. Какой бой? Как ни странно, но в Трое до сих пор не было хоть сколько-нибудь обученной армии, способной защитить город и уж тем более, справиться с чудовищем. Такой невероятный просчет предыдущего правителя Лаомедонт пытался компенсировать строительством укреплений – армия была еще только в проекте. Я опоздал. Вот она – беда, настоящая беда обрушилась на Трою, а встретить ее во всеоружии, дать ей достойный отпор невозможно. Именно поэтому рвет сейчас царь последние волосы на своей голове. Именно поэтому мечется он в бессильной ярости по кабинету, натыкаясь на мебель, опрокидывая стулья. Невозможно. Отомстить за погибших детей – невозможно, уничтожить чудовище – невозможно, выходит, оно и впредь безнаказанно станет бродить вокруг города и делать, что ему заблагорассудится? Царь ясно понимал это. Боги, за что вы караете меня?

– Ты слышишь, что творится на улице?

Стримона осторожно открыла дверь – она еще не знала, что случилось с ее детьми. Поблекшая, располневшая женщина мало напоминала ту красотку, что когда-то покорила сердце молодого Лаомедонта. Жалкие остатки рано растаявшей красоты еще угадывались в правильных чертах лица, но темные круги под глазами портили его безнадежно. Изобилие украшений лишь подчеркивало морщины и увядающую кожу. Высокий голос обнажал истеричные ноты, Стримона могла в любой момент и по любому поводу закатить скандал, добиваясь таким образом желанного результата – муж уступал ей всегда, лишь бы наконец установилась тишина и покой.

– В городе что-то случилось. – она решительно вошла, огляделась, и заподозрив неладное, взвизгнула – Что это с вами? Что произошло?

Дети опустили глаза под пытливым взглядом. Ощущение несчастья зримо висело в душной комнате. Стримона подошла к окну, резким движением распахнула створки.

– Посмотрите, какая толпа. Что вы молчите?

– Скажите ей – глухо отозвался Лаомедонт и отвел глаза.

Гесиона тихо подошла к матери, взяла ее за руки, Тифон ласково обнял мать – они все еще не решались произнести те слова, что заставят бесконечно страдать эту женщину, дети жалели ее, оттягивая момент, когда сказать все же придется.

– Мама, понимаешь, мама…

Крик сотряс стены и вырвался наружу – Стримона упала без чувств на руки старшего сына. И, вторя этому отчаянному крику, до несчастной царской семьи донеслось с улицы:

– Чудовище, чудовище напало на город – спасайся, кто может.

Спустя десять минут запыхавшийся слуга обстоятельно докладывал Лаомедонту, что он видел и слышал на площади. По всему выходило, что этот монстр, безжалостно расправившийся с детьми царя, успел натворить новых бед. Троянский царь медлил – потрясенный утренней трагедией, он не находил в себе сил выйти к людям, ожидавшим его перед дворцом. А между тем время шло, оно бежало, все ускоряясь с той самой минуты, когда заплаканные дети унесли на руках бесчувственную Стримону, и Лаомедонт остался один. Вот участь правителя – мои сыновья погибли и вот, вместо того, чтобы оплакивать их, дать волю своему горю, я вынужден думать о том, чтобы спасти город, спасти других людей, которых я, может быть, даже не знаю, но, только лишь потому, что они троянцы, я должен сделать это. О, горечь власти. Ты не оставляешь места для личного в угоду общему делу и берешь самую высокую плату за право обладать тобой. Я не могу оплакать моих сыновей, я не могу сказать – гори все синим пламенем, мне все равно (раз они погибли), что будет со всеми вами – мне должно думать, как спасать других, спасать свою Трою.

10. Гесиона

Уже над городом сгустились сумерки и окружавшая дворец толпа значительно поредела, а вопрос что же делать так и не был решен. Сегодня Лаомедонт не нашел в себе сил выйти к народу. Люди неуверенно топтались на месте – объединенные общей бедой, не имея ни малейшего понятия, как противостоять свалившемуся в одночасье несчастью, они сразу вспомнили о проклятии холма Ата, о том, что сам Аполлон когда-то предостерегал их отцов и дедов, и что теперь делать им самим, столь опрометчиво забывшим эти предостережения.

Народ искал помощи здесь и сейчас, хотя и понимал – справиться с чудовищем не под силу ни их не в меру растолстевшему изнеженному царю, ни спешно набиравшемуся по этому случаю троянскому ополчению. Слишком мало внимания уделялось прежде властями Трои защите города – военные игры светской молодежи больше походили на азартные состязания, чем на планомерную продуманную подготовку отрядов обороны.

Илион изначально задумывался как открытый для всех – мирный торговый город, который к тому же защищают сами боги, а потому совсем недавно был уверен в своей исключительности и неуязвимости. И пусть далеко не все жители Илиона жили богато, зато все единодушно верили – уж с ними-то никогда ничего не случится. А когда это все-таки произошло, и богатые, и бедные оказались не готовы противостоять беде.

Троянский царь больше своих подданных был подавлен случившимся. И, тем не менее, нужно было что-то решать, действовать, согласно сложившейся ситуации. Это хорошо сказать, но как действовать, когда руки сами опускаются, и нет никакой уверенности в успехе? И вообще, не известно, как противостоять этому монстру, что топит корабли и пожирает людей? Лаомедонт растерянно ходил из угла в угол по рабочему кабинету, что находился на втором этаже дворца. Здесь окна как раз выходили на площадь, царь то и дело бросал растерянный взгляд на толпившихся на улице людей. Невероятным усилием воли он, наконец, заставил себя забыть о семейном горе и думал теперь как троянский царь, но ни одной спасительной мысли так до сих пор и не появилось.

– Что я им скажу? Что я не знаю, как защитить их? А кто должен знать? Кто, если не я? Как стану оправдываться? И кто примет мои оправданья? Там, где надо действовать решительно, нет места долгим объясненьям. Ну почему у меня не было достаточно времени, чтобы организовать хоть сколько-нибудь серьезное войско и кому это теперь докажешь? Еще отцу стоило позаботиться обо всем этом, вместо того, чтобы надеяться на богов. Хорошо еще, теперь Трою защищают стены, а то не известно, может чудище уже разгуливало по улицам города, если бы не эти укрепления.

Пухлое лицо Лаомедонта мрачнело все больше. Он вспотел от беспрестанного хождения, диадема съехала на бок, руки бесцельно теребили края одежды. Царь вздрагивал от каждого стука в дверь – этот стук означал лишь одно – новый гонец принес плохие вести. Опять чудовище проглотило живьем подвернувшихся людей или потопило торговые суда.