В тени другой

Однако Одиссей был не так то прост.

– Сначала Пенелопа. – он твердо заявил – Утряси вопрос со своим братом. Тогда и свадьбы мы сыграем вместе.

Царь Спарты мысленно представил, как он ведет Елену под венец с избранником, как остальные женихи наконец то съезжают со двора и оставляют дом его в покое – к великому восторгу Леды. Как это было бы чудесно. На сей раз Одиссей с большим удовлетворением услышал ответ.

– А это мысль. Что ж, Пенелопа стоит дельного совета.– одобрил Тиндарей такое предложение. – Идем. Идем к Икарию. Тут рядом.

5.Ты выйдешь за меня?.

Дом Икария просторный и приличный, был вполне сопоставим с домом спартанского царя по размерам, убранству и удобствам. Второй этаж имелся с большими комнатами, широкая дубовая лестница туда вела, зал с камином на первом этаже, опять же кухня – все было точь в точь, как в доме брата, с той лишь разницей, пожалуй, что хозяйки только не было. Справлялся сам Икарий. Маленького сына и дочь растил единственную. Души не чаял в маленьком ребенке. Жена Икария так рано умерла, больше жениться он не стал. Так что Пенелопа довольно рано научилась вести хозяйство, за братиком смотрела – все успевала и умела делать. Икарий не мог нарадоваться.

– Конечно, ты прав, Одиссей. Девушки должны выходить замуж. Возле родителей зачем сидеть? Чего высиживать? – оптимистично теперь говорил Тиндарей, как будто тяжкий груз уже свалился с плеч. – Поженим вместе вас. Две пары сразу.

Теперь Одиссею оставалось только энергично поддакивать спартанскому царю.

– Вот это дело, Тиндарей. – поддержал Одиссей – Икария сейчас уговорим. Пообещаем все, что он захочет. А там посмотрим.

Икарий ковырялся в огороде. Пенелопа стояла у плиты. В домашнем скромном платье, фартук выгодно подчеркивал тонюсенькую талию, руки испачканы в муке… Едва она взглянула на вошедших, как Одиссей поплыл, совсем пропал, и тут же утонул в ее глазах.

– Ты выйдешь за меня? – вопрос сорвался сам.

– Вот прямо здесь, сейчас? Так сразу? – опешила красотка. И закраснелась.

– Пенелопа, смотри какой жених тебе нашелся. Сам царь Итаки просит твоей руки. Я лично выступаю сватом. – Тиндарей отрекомендовал Одиссея самым лучшим образом. – Он – сын Лаэрта, внук знаменитого Автолика. Тебе очень повезло.

6.Знаменитый Автолик и сосед его Сизиф

Не станем вдаваться в подробности, что да, Автолик знаменит, не спорим, это безусловно, но чем? Капнем? А, может быть, не стоит? Вдруг случайно выяснится, что-нибудь такое, о чем лучше не знать? Перед нами как раз тот самый случай, когда вообще не нужно разбираться, кто чем прославился, принять на веру утверждение само о знаменитости, и успокоиться на этом.

Все потому, что слава нешуточная шла об этом самом Автолике как о непревзойденном похитителе скота. А проще – вором был дед Одиссея. Ворюгой самым ловким. Никто не мог его поймать за руку. Только одному Сизифу удалось такое. В связи с этим упорно ходят слухи, что Одиссея родила Антиклея, дочь того самого Автолика, и вовсе не от мужа, а от Сизифа. Так получилось.

***

Когда то давным – давно они были хорошими соседями – Автолик и Сизиф. Стада паслись их рядом в предгорьях Истма. И как то так выходило, что стадо Автолика росло день ото дня, а стадо Сизифа уменьшалось с той же завидной скоростью. Что то доказать Сизиф никак не мог.

– Две белые овцы пропали нынче ночью. – сокрушается Сизиф.

Как раз у Автолика прибавилось две черных.

– Смотри – как ни в чем не бывало предлагает Автолик. – Сам видишь, твоих здесь нет. Похоже, волки утащили.

– Рогатых три козы исчезли – опять пропажа у Сизифа на следующее утро.

– Мои все без рогов. Сам убедись, пожалуйста. – любезно предлагает сосед.

Изобретательный Автолик то в белых всех своих животных выкрасит, то в черных, то с рогами намудрит. Так и выходит каждый раз из положения – врет, и не краснеет, предъявить ему решительно нечего. Чист, как младенец.

Между тем стада Автолика все увеличиваются, и каждый раз понимает Сизиф, что очередная пропажа – дело рук приятного соседа. Какие волки? Их никто не видел здесь давненько. Так что все объяснения – лишь наглое вранье. Однако доказать Сизиф ничего не может. Оттого злость и досада копится в душе, план изощренной мести созревает. Он сам хитер – на любого хитреца найдется самый неожиданный, премудрый ход, такой, что этот вор Автолик сядет в лужу на всю оставшуюся жизнь. И знать того не будет. Для начала Сизиф однажды вырезал на нижней стороне копыт оставшихся животных слова – Украдено Автоликом. Потрудиться пришлось конечно, но оно того стоило.

Ночью, как обычно Автолик отправился на кражу скота. Привычка – что тут поделаешь? Утром отпечатки на дороге в улики превратились, а в загонах Автолика Сизиф признал свой скот по меткам на копытах. Свидетелей созвал Сизиф со всей округи – народу набралось изрядно. Похоже, что не одному Сизифу насолил любезный вор Автолик. Всё припомнили люди тем утром наглому соседу. Пока народ скандалил и разбирался с воришкой на заднем дворе, сам Сизиф нагрянул в дом Автолика с парадного крыльца.

Там Антиклея нежилась в кровати – одна – одинешенька. Муж ее Лаэрт, едва поднялся шум, сразу присоединился к участию в разбирательствах на стороне Автолика, как зять. Сизиф воспользовался – и хозяйка дома с ним ложе разделила – спросонья не сразу поняла – совсем не руки мужа ее ласкают, а разобравшись, отпускать Сизифа не хотела, ощутила настоящее блаженство, подставила нечаянному гостю все, что только можно и желала лишь одного – чтобы подольше не закончился абсолютно неожиданный визит Сизифа в ее постель. Прекрасно знала, что не муж вторгается к ней в лоно, однако сладко было так, что с мужем не сравнится. Оттого никаких угрызений совести Антиклея не испытывала. Напротив. Побежала провожать Сизифа к входным дверям, и там, в тесноте предбанника, загородила выход своим рыхлым телом, быстро задрала тунику, предоставив гостю напоследок еще раз насладиться ее прелестями – прямо стоя отдалась ему жена Лаэрта.

И без того утомленному Сизифу еще раз пришлось потрудиться, чтобы осталась довольна красавица. Словно жирную сочную курочку на вертел насадил Сизиф пышнотелую Антиклею, спиной к стене прислонил, чтобы легче справляться с весом очаровательной женщины. Собрав все последние силы углубился Сизиф в пухлые прелести ненасытной красотки.

Так он трудился в предбаннике, а ссора на заднем дворе шла своим чередом. Антиклея верещала едва ли не в голос, льнула к Сизифу, изгибалась, стонала с каждым сладким и мощным проникновением вглубь ее пышного тела. Сизиф оросил ее снова – чтобы наверняка зацепилась в ней память – не зря же Сизиф так старался все утро. Усилия оправдались – в положенный срок родился сынок его – Одиссей. Внук Автолика и вроде как сын Лаэрта.

– Вот пусть и кормит, пусть растит моего ребенка. Теперь хоть обворуйся, Автолик, ненаглядный соседушка. Сколько ни украдешь – все добро достанется моему сыну. – доволен был Сизиф.

7.Наследство

Однако Одиссею досталось не так уж много материальных благ. Затерянный клочок земли на самом краю света в далеком далеке – задворки мира. Ионическое море омывает живописный островок Итака. Торговые пути – все мимо, жителей не много на острове – сплошная голытьба. Правда климат мягкий. Но плодородной земли совсем в обрез – огороды, оливковые рощицы на каменистой почве, да небольшие пастбища. Народ рыбачил в основном – так выживали. Хорошей лодке были несказанно рады – хранили как зеницу ока ту лодочку, передавали ценнейшим наследством. Картину Итака представляла собой весьма печальную.

Однако Одиссей не падал духом – построил дом, повсюду насажал красивейших растений, чтобы радовали глаз, и объявил себя царем Итаки. Умел подход найти к любому человеку и выгоду извлечь. Источники пресной воды присвоил себе сразу – быстро островитяне признали Одиссея царем. Добился своего.

Оставалось только царицу завести. Желательно такую, чтобы соотечественники все дружно ахнули. С красавицей-женой авторитет Одиссея взлетит и укрепится навсегда. Для этого не плохо было бы Елену Прекрасную добыть.

Поэтому он объявился в Спарте. И только здесь, освоившись и оглядевшись, стал соображать – как? каким образом? Кто отдаст такую девушку практически за нищего? Но, может попытаться найти другую, не менее красивую, но без рекламы, что завышает стоимость невесты настолько, что Одиссею никак не потянуть.

До сих пор Одиссей оставался небогатым, если больше не сказать. Как уже упоминалось, благ не так уж много досталось Одиссею. Но, что касается духовного наследства – здесь было все в порядке. Кровь отъявленного вора, а так же кровь хитреца, которого земля еще не видела – они соединились. Причудливый коктейль, что тек теперь по венам Одиссея, смесь гремучая и гены его достойных предков, определили дальнейшую судьбу героя. Хитроумный Одиссей – так знают его люди всех времен, с этой яркой характеристикой он и вошел в историю.

8.В доме Икария

Сейчас наш Одиссей остался тет-а-тет с хорошенькой девицей на кухне дома ее отца, Тиндарей же устремился к брату. Икарий пропалывал капусту в огороде, никого не ждал и очень удивился визиту брата. Когда Тиндарей объяснил зачем он здесь, то удивился еще больше.

– Никаких мужей. И слушать не хочу. Ей рано замуж. – короткие рубленные фразы сотрясли воздух.

На самом деле Пенелопе давно пора уж было. По меркам всей Эллады пятнадцать лет – самый что ни на есть брачный возраст для любой девицы. А Пенелопе семнадцать исполнилось недавно.

– Почему? – не понял Тиндарей – Она Елены старше на два года.

– И что? – в коротеньком вопросе категоричное “нет” зазвучало вполне отчетливо.

– Как долго ты намерен держать дочь при себе, Икарий? – увещевал брата Тиндарей – Счастья женского ее лишаешь. Останется одна – ты будешь виноват. Взгляни.

Оба брата уставились туда, где в полумраке кухни целовалась парочка. Одиссей обнял свою желанную невесту, руками вел по телу прильнувшей к нему девушки, тунику ей задрал и попку нежную тревожил первой в ее жизни мужской лаской.

– А говоришь – ей рано – улыбнулся Тиндарей.

– Пенелопа. Не медля прекрати. Немедленно.

Икарий оставил в покое грядку, ворвался на кухню, закричал -

– Ты что делаешь? Как смеешь касаться дочери моей?

– Икарий, он просит ее руки – вошел следом Тиндарей. – У Одиссея честные намерения. Соглашайся. Он – царь Итаки. Дочь твоя царицей станет.

Но на Икария его слова не произвели ожидаемого впечатления.