Дневник мамы

Этот период был самым счастливым в нашей жизни, но он оказался таким коротким.

Мама наша все чаще стала жаловаться на усталость и общую слабость. Отец не обращал на это внимание. Бабушка не могла, а, вернее, не хотела помочь ей. Время проходило, для моей матери без сна и отдыха в тяжелом изнурительном труде, подрывало ее силы и здоровье.

В это период был арестован брат мамы Александр и находился он в волостной тюрьме. Мама очень переживала за его судьбу и ходила осенью, в слякоть, навешать его за 25 километров. Возвращалась вся промерзшая и мокрая, подолгу не могла согреться и успокоиться.

Так время и те ужасные условия, которые сложились у нашей семьи, делали свое грязное и преступное дело, которое остановить или даже задержать никто не мог. Условия и нечеловеческий труд усугубились еще тем, что в какой-то год был большой град. Он выбил все посевы, урожай не собрали. Пришел голод. Я помню, что ели жмых от перегонки льняного масла и всякую другую пакость. Все это уложило мою мать в постель, с которой она не могла подняться. Впоследствии доктора признали туберкулез. Надежды на выздоровление не осталось. Отец ходил как «в воду опущенный», все валилось у него из рук. В доме воцарилось уныние и какая-то мертвая тишина, нарушаемая только нашими шалостями.

Мы росли и ничего не понимали, были слишком малы и требовали забот, в которых нуждаются все дети в нашем возрасте. О нас заботились, как могли. Мама болела, лежала в постели. Моя сестренка уже ходила. Я с ней играла, и мы ни разу не подумали, что мешаем больной матери и что у нас ее скоро не будет.

О!!! Если бы это случилось несколько позже! Сколько бед можно было избежать! Кто жил сиротой, тот знает, какая это трудная жизнь. Сиротство оставляет неизгладимый, глубокий след на всю жизнь.

Мамы нет

Была поздняя осень. Шли последние дни ноября. Осень в наших местах бывает затяжная и мокрая. Неделями идут дожди. Бывает так, что дождей нет и солнца не видно. По небу плывут тяжелые серо-черные тучи и кажется, что они всей своей громадой упадут на землю и задавят все живое. Или месяцами моросит мелкий надоедливый дождик. Небо серое, неприветливое, все в каком-то мокром полумраке. Деревья стоят понурые, с не опавшими листьями и как-бы жалуются на природу: «Довольно, хватит нас поливать! Пусть будут морозы».

А ударит первый морозный день и обязательно с ветром. Тогда ветер становится полновластным хозяином всего. Земля замерзла, а ветер несет по ней кучу пыли, песка или колючего мелкого снега.

Так наступает зима. Замерзают реки. Деревья покрываются инеем. Выпадает первый пушистый снежок.

Пушкин любил осень, а я ее не люблю, не понимаю в ней красоты. Мне кажется, что осенью кончается все. Увядают цветы и деревья. Природа о чем-то грустит и сожалеет. Всегда разделяла Пушкинские строки:

«Приближалась довольно скучная пора,

Стоял ноябрь уж у двора».

Это был день именно такой, когда земля впервые после продолжительного дождя покрылась тонким, хрупким слоем льда. Выл ветер, гнал по полям колючие мелкие снежинки. Было холодно, пасмурно и скучно.

В нашей избе отчетливо было слышно протяжное завывание ветра, а в окна как бы кто-то стучался, говоря:

–К вам идет беда! Беда большая и злая, которую не умолишь и не упросишь пощадить, и не задаришь дорогими подарками.

Мама лежала в постели тихо, только изредка вздыхала и кашляла. Ничего она не просила, не стонала, не жаловалась. Часов в одиннадцать утра она вдруг села на кровати, попросила бабушку, чтобы та послала нас к ней.

Как сейчас помню ее фигурку – маленькую, худенькую, с заплетенной сзади косой. Сидела она, вытянув исхудавшие руки. Ноги босые, маленькие, еле доставали до пола. Вся она казалась до предела настороженной и напряженной, как бы собирала последние силы, чтобы выполнить свое последнее желание.

Мы подошли к ней притихшие, встали возле кровати. Она по очереди погладила нас по головкам, поцеловала, потом соединила наши головы вместе, прижалась к ним своим холодным влажным лбом, еще раз поцеловала и тихо вымолвила:

–Идите, играйте! Растите большими и здоровыми! Помогайте друг другу! Не забывайте маму!

Мы все стояли. Она еще раз погладила наши головы и легла, чтобы больше никогда не встать.

Мы ушли, чтобы опять продолжать наши детские игры, не подозревая, что у нас не стало матери – неоценимого и никем незаменимого человека. Человека, который дал нам жизнь и сделал бы все для нашего счастья.

Отца дома не было, он уехал в город, обещая быть к обеду. Бабушка вышла во двор напоить корову, а когда пришла сразу окликнула маму:

–Анна, Анна! Ты может чего-то хочешь? Ответа не последовало.

– Анна! Ты что молчишь – громче спросила бабушка, возясь с ухватом у дверей избы. Ответа снова не было. Тогда она бросила ухват и подбежала к кровати, потрогала мамин лоб и закричала каким-то истошным страшным криком:

–Что ты наделала? Ах, что ты наделала?

Бабушка причитала, плакала, бегая по избе, а потом приказала мне одеваться. Как-то странно натянула на себя валенки, шубу и платок, повязала на меня мамину большую шаль, схватила меня за ручонку и повела из дома. Зоя осталась одна с мертвой матерью.

На улице выл ветер, гнал колючий, мерзлый снег. Порой ветер закручивал снежный столб и мне казалось, что ветер унесет меня вместе с бабушкой куда-то далеко в ледяную холодную пустыню. Я не могла открыть глаз, их сразу залеплял этот противный снежный вихрь. В глазах появились красные круги. Было очень холодно и больно, а бабушка тащила меня изо всей силы за руку. Я не успевала за ней, падала. Она ругалась, кричала, снова тянула меня за руку. Я снова падала, а она опять ругалась. Шли мы в соседний хутор к Ивановым. Бабушка шла к ним сообщить ужасную новость.

С криком и причитаниями она открыла дверь Ванюшкинского дома (так звали главу семьи) и объявила, что Анна померла:

– Помогите! Позовите людей! – причитала бабушка.

Затем мы с бабушкой шли обратно, и опять я спотыкалась и падала, а ветер все завывал, закручивая снежную пыль на дороге.

Скоро собрались к нам люди. Женщины причитали и жалели нас. А тетя Даша, наша соседка, все приговаривала:

– Девчонки, как же вы будете? Что вы не плачете? Ведь вы остались одни! У вас нет матери!

Это причитание удивляло меня, я думала:

–Почему же ее нет? Ведь она лежит в постели как прежде. Что же случилось?

Потом кто-то обмывал тело нашей матери. Я хорошо помню, как ее раздевали и одевали. Тогда она показалась мне не такой как обычно, какой-то вытянувшейся, не ласковой, но все же я не могла понять:

–Почему ее нет?

До меня не доходило, что такое смерть.

Маму одели в лучшее платье и положили в гроб, который поставили в красный угол под образа на длинную скамейку.

К вечеру приехал из города отец. Он был какой-то необычный, присмиревший и подавленный. Он не раздевался, все время ходил по избе, засунув руки в карманы, ничего не говорил, потом куда-то ушел.

Мы с Зоей сидели на печке и жили такой же жизнью, как и всегда.

Помню, что баловались, кричали, смеялись и даже пели. Я вышла на заднее крыльцо и увидела отца, опиравшегося на перила и стоявшего неподвижно. Я посмотрела на него и увидела, что он утирал лицо руками. Щеки были красные, чуть припухшее от слез. Он плакал один, без людей. Теперь я представляю, как ему было тяжело тогда. Я остановилась возле него и что-то спросила. Он тихо произнес: «Доча, иди домой!»

Народ в нашей избе делал, что требовалось, а мы с Зоей были предоставлены сами себе. Никто нами не интересовался. Все как бы забыли, что мы существуем. Потом все куда-то исчезли. Изба опустела. Мы с Зоей остались одни. В углу стоял белый гроб с нашей мамой, а под образами бабушка зажгла свечку. Нам захотелось кушать. Я пошла будить маму. Залезла на гроб верхом и стала теребить мать сначала за руки, потом за нос, потом стала открывать ей глаза, приговаривая:

–Мама, вставай! Мама, вставай! Мы кушать хотим!

До сего времени помню мертвые глаза матери. Они как бы замерзли, подернулись мутным тонким льдом.

За таким занятием застала меня бабушка и заохала:

–Ахти мне! Ахти мне! Что же это ты делаешь, негодница?

Подбежав, она схватила и поставила меня на пол, нашлепала, отправила обратно на печь. После этого мы с Зоей присмирели, сидели на печи тихо, не шевелясь.

Ноябрь кончался, он принес зиму. Все вокруг покрылось снегом. Его выпало так много, что на кладбище пришлось ехать на санях. Не помню, сколько дней была мама с нами в эти последние дни. Гроб закрыли, поставили на сани. Нас, укутанных в шубы, посадили рядом и повезли.

Отец потом говорил, что мама просила похоронить ее в той деревне, где она выросла. Отец и бабушка выполнили ее последнюю волю.