Дневник мамы
Виктория Карелина
Книга о жизни девочки в годы Советской власти и во время Великой Отечественной войны. Повесть дает возможность читателям узнать о жизни людей вовремя коллективизации, репрессий и второй мировой войны. Книга написана в форме воспоминаний, о времени, когда помощь и взаимовыручка людей, объединенных общей всенародной бедой, помогала выживать в труднейших обстоятельствах.
Виктория Карелина
Дневник мамы
Родители
Повинно в этом раннее сиротство
Иль, может в том есть и моя вина,
Не уточнила с дедами я сходства,
Прапрадедов мне темны имена…
В одном лишь не могу я усомниться,
Все родичи мои – спокон веков!
Гатили топи, сеяли пшеницу
И Русь обороняли от врагов…
Ни в летописи. Ни в громкие былины,
Он не был вписан,
Мой безвестный род.
Но он уходит в тот массив глубокий,
Название, которому – народ!
Л.Татьяничева
Псковская земля – уникальный, единственный уголок России, где еще остались в чистом виде традиции славянского народа – кривичей.
Даже названия деревень, поселков, городов в большинстве своем не изменились за многие века прошедшей истории. Это – Беженцы, Усвяты, Дедовичи, Невель, Опочка, Остров, Врев и др.
Много героических дел совершилось на Псковской земле за ее многовековую историю. Псковичи всегда были мужественными воинами и тружениками. Достойно встречали недругов на ледовом побоище, и при нашествии фашистских орд. Псковичи защищали честь своей Родины и право на жизнь для себя и для своих потомков.
Есть на Псковщине река Великая. С левого и правого берегов в нее впадает много речек и ручьев. Великая – главная река Псковской земли. Издавна, может быть с 6-7 веков нашей эры или еще раньше, поселились здесь славяне – кривичи. Постепенно обживали они землю, защищали ее от набегов недругов. Берегли свою землю «как зеницу ока», украшали городами и посадами.
Уже в 8 веке известен был главный посад этой земли – Плесков – Псков. От него расселились кривичи в разные стороны. Границы Псковской земли соприкасались с другими землями и народами: эстов, латышей, литовцев. Граничили кривичи с полочанами, словенами, вятичами.
На границе с Латвией в маленькой псковской деревне Киренки, недалеко от впадения рек Лжи и Утрои жил мой прадед Максим. Река Утроя несет свои воды в реку Великая, а та – в озеро Псковское.
По сей день живет в народе сказ о двух сестрах – Утрое и Лже. Передается он от поколения к поколению. Слышала о нем и я.
Говорит он вот о чем.
В Латышской земле было болото. Оно было большое, глубокое и непроходимое. Две дочери росли у болота – Утроя и Лжа. Жалело болото своих дочерей, оберегало их и запрещало подходить к краю твердой земли. Не хотело болото, чтобы дочери увидели зеленую траву, деревья, солнышко.
Болото говорило своим дочерям:
–Не выходите на берег, а то солнышко высушит вас и ничего не останется. Подумайте, как же я, старое болото, буду жить без вас. Пожалейте меня. Если не послушаете, всем будет плохо.
Сестры были молоды, говорливы, им надоело жить в болоте. Но они слово дали матери, что не оставят ее, будут помогать ей крепить болотную мощь.
Прошло время. Сестры стали совсем взрослыми. Навалилась на них тоска и кручина. Они все чаще и чаще приходили к краю болота смотреть на берег, зеленую траву, лес и луга. А солнышко, если приходило с ними встречаться, очень радовало сестер. Они тогда одевались в нарядные платья и каждая струйка воды блестела всеми цветами радуги. Большей радости, чем встреча с солнышком, они и не знали.
“Ой, как хорошо!” – говорили сестры и отдавали свою благодарность зеленым лугам, лесам и солнышку.
Долго сестры помнили данное матери обещание и возвращались в свои болотные замки. Но скоро им опять становилось грустно. Они ждали часа, когда можно будет встретиться с берегом, с солнышком, с зеленой травой.
Вот однажды, рано утром просыпается Утроя в своем дворце и видит, что сестры Лжи нет. Заметило пропажу и болото. Сразу догадалось, что Лжа убежала из дома, нарушила свое обещание, не послушала мать. Плача и причитая, болото посылает в вдогонку дочь Утрою и велит вернуть домой обманщицу.
В тот же миг Утроя вышла из болота и потекла за сестрой. Быстро догнала ее, стала уговаривать вернуться. Но Лжа и слышать не хотела об этом. Старалась преодолеть разные препятствия: горы, пригорки, заливные луга, леса, чтобы подальше уйти от сестры и не слушать ее упреков и уговоров. Скоро беглянка истратила свои силы, стала течь медленнее и не сумев преодолеть очередное препятствие, влила свои воды Утрою.
Утрое понравилось быть свободной рекой. Она не захотела возвращаться в болото, впереди было столько неизведанного и интересного. Сестры договорились идти дальше вместе.
Так и текут они по сей день, несут свои воды в реку Великую.
Болото очень страдало, ему было трудно сохранить без дочерей свои силы. Оно стало меньше в размерах. Появились в его пойме небольшие островки. Их стали посещать люди. Как-то рассказало болото людям о своей беде. Люди одну из дочерей назвали – Утроей (Утренняя река), а другую Лжой. Так и сейчас зовут эти реки.
Лжа – река небольшая, но сильная. Вода в ней черная, течения как бы не заметно. Она как будто стоит на месте. Зовут ее коварной рекой. Много в ней разных водоворотов, ям. Берега реки неровные, размытые, но интересные.
В Утренней реке, Утрое, вода светлая, течет быстрее, по ровной местности, весною разливается, выходит из берегов, тогда шутить с нею опасно.
Долго реки Лжа и Утроя текут почти параллельно друг другу, а потом Лжа впадает в Утрою.
Это моя Родина. Она часто снится. Мне кажется, что лучше, красивее, приветливее больше нет уголка на земле.
В нашей местности люди передавали легенду, что один из предков моего отца был очень богат. Жил в деревне Гривы. Имел невоздержанный характер – гулял, задавал пиры, чем-то провинился перед начальством и был лишен чинов и богатства. Потомки его стали крестьянами, имели небольшие наделы земли, обрабатывали ее и этим жили. В наследство от отца мне досталось Евангелие, изданное до революции, где на первых страницах написано – Максим Максимов. Не прадед ли мой Максим писал это своему сыну Егору, а тот передал его моему отцу.
Отец мой родился в 1892 году в Псковской губернии, Островского уезда, Рубиловской волости, в деревне Киренки, в семье крестьянина Егора Максимова. Семья была очень большая. У бабушки родилось 13 детей, из которых только семь человек остались живы.
Старшему сыну, Федору Егоровичу, в 1892 году был 21 год, а младшему, Ивану Егоровичу (моему отцу), был один день.
Вовремя Столыпинской реформы дед мой с семьей был выселен из деревни на хутор. Хутор им достался на болоте, где жили медведи и волки.
Все ругали это место, потому что, на этой земле не рос хороший урожай хлеба и картошки. Земля была болотистая, заросшая кустарником, но такая дорогая для меня.
Построил дед избу в три окна, с темными сенями, задним и передним крыльцом. Крыльцо с высокими ступенями. Позже, через 15 лет, построили еще одну избу, такую же, но без сеней. Строили из бревен, срубленных здесь же. Дед рассчитывал, что у него два сына и каждому нужен свой дом.
Рассказывал мне мой отец, что, когда рыли подвал под избой, на большой глубине нашли глиняный горшок, а в нем много серебряных монет времен Ивана Грозного. Дед сдал его в музей и получил за это деньги, которые пригодились для строительства. Как попал этот сосуд в необжитую местность – трудно сказать. Иван Грозный вел в этих местах долгую Ливонскую войну. Клад, по-видимому, остался здесь после нее.