Я сняла башмаки и чулки и пошлепала по мокрому песку туда, где ласково и тихо накатывали волны.
Вблизи море казалось сине-зеленым, а там, где сквозь волну просвечивало солнце, этот непередаваемый оттенок становился теплым, почти золотым. Я зашла по колено, не заботясь о том, что замочила подол – высушу. Морской бриз играл прядями волос, бросая их на лицо. Здесь так хорошо, что в груди тесно от восторга.
Я люблю тебя, море!
Волны ластились, словно отвечая, что тоже любят меня.
Дома, в Кросс-Кау, море совсем другое, вечно хмурое, сердится, накатывает водные валы на многострадальные утесы. Я, как маг воды, особенно остро чувствую настроение водной стихии, однако не могу приказывать ей – для этого требуется еще и стихия воздуха. Здесь я впервые почувствовала, что могу разговаривать с морем, с волнами, и они отвечают. Чистый восторг охватил меня, когда удалось закрутить воду вокруг себя спиралью.
– Здорово, тетя! – детский голос вдруг прервал мои забавы. Я обернулась. С берега за мной наблюдал худенький белокурый мальчик лет двенадцати. В поношенной блузе и штанах, залатанных на коленях, он держал в руках охапку плавника.
– Привет! – Я улыбнулась и помахала ему. – Зачем тебе эти деревяшки?
– Отнесу маме, – взгляд больших карих глаз стал настороженным, словно малый боялся, что я отниму его сокровище.
– Хорошо. Наверное, на растопку?
– Нет, мы продаем их приезжим.
Я удивленно выгнула бровь: – И что, приезжие покупают простые палки?
Осторожно выбралась из воды и, махнув рукой, высушила юбки. Присела на сухой песок у самой стены набережной и вытянула ноги, греясь на ласковом солнышке.
Мальчик звонко рассмеялся: – Нет, конечно. Мы вырезаем из них амулеты на удачу.
Хорошая идея, кстати!
– И что? Хорошо покупают?
– Не особенно, госпожа, – паренек робко присел рядом.
– Меня Эвади зовут.
– Я Кай. Эвади – странное имя.
– И не говори, Кай. Сама порой удивляюсь, почему меня так зовут?
– А вы у мамы спросите, – посоветовал ребенок.
– Спросила бы, да не у кого.
– Умерла? – Мальчик помрачнел. – У меня батя помер в прошлом годе.
– В прошлом году, – автоматически поправила я. – Сочувствую, Кай.
Тяжела жизнь без кормильца. Я это на себе испытала, когда осталась одна. Хотя, подозреваю, мне и вполовину не было так тяжело, как этому парнишке, ведь тетя Сафира была так добра ко мне.
– Мне пора, – Кай подхватил свои деревяшки. – Вы еще придете сюда? Я тут почти каждый день плавник собираю.
– Обязательно приду как-нибудь.
Мальчик сложил просоленные океаном коряги в холщовый заплечный мешок, помахал мне на прощание и убежал. А я еще долго смотрела на море, размышляя о мальчике и попытках его матери заработать.
Солнце начало клониться к закату, вода прибывала, наступая на песок. Но я не спешила уходить. В коморке – устрашающие крики хмельного соседа и плач ребенка. Пообедала пирожком (заботливая тетка Сафира никогда не забывает накладывать заклятье свежести, так что и на третий день они мягкие и сдобные). Доставая пакет со съестным, наткнулась на свернутую пачку бумаг.
Совсем о них забыла. Разумнее было оставить их у тела, меньше бы хлопот. Но в тот момент мне казалось важным передать эти бумаги в надежные руки. Пляж был безлюдным, и я решила просмотреть сейчас бумаги несчастной погибшей женщины. Занесу на почту по дороге домой.
Справка из храма Марраны. На белом листе морозным инеем переливалась магическая печать богини Смерти и зимы.
«Выдана на имя Вероники Ивинг, двадцати пяти лет от роду».
Несчастная была сиротой? Хлебнула она в жизни горя: самый строгий устав именно в приютах при храмах. К справке приложена характеристика от главной жрицы храма:
«…Выросла в приюте, так как не имеет родственников. Благонравная скромная дева с ровным, незлобивым характером. Трудолюбива. Почтительна к старшим. Проявляла особое усердие в уходе за больными. По достижении восемнадцати лет оставлена при храме. Отказалась от служения Марране из-за неготовности отречься от мира…»
Такие случаи не редкость. Но как тут не поверить, что своенравная богиня рассердилась на неверную послушницу и забрала ее раньше срока? Я очертила в воздухе отводящий беду знак.
Другим документом оказалось письмо, адресованное в Кэркот, городок на севере Кальвара. Оно было написано ровным мужским почерком, в углу листа переливалась магическая печать: ветка с серебристыми листьями, перечеркнутая молнией. Конверт из дорогой шелковистой бумаги подписан господином Годи, управляющим поместьем лорда энн’Берриона.
“Г-же Веронике Ивинг,
Уведомляю, что Сиятельный лорд рассмотрел ваши рекомендации и нашел их удовлетворительными. Посему, вам надлежит явиться в поместье «Семиречье», близ Либертты, в срок до пятнадцатого первого месяца зимы.
А. Годи, управляющий поместьем «Семиречье»”
Мда, сиятельный лорд, наверное, какой-то высокопоставленный эльф. Не люблю этих высокомерных остроухих зазнаек! Кросс-Кау расположен близко к границам Ангрианна[2] и эльфы частенько останавливаются в единственной гостинице нашего городка. Неприятные гости: придираются к каждой мелочи и чаевых не дождешься.
Прости, бедняжка Вероника, но эти бумажки ценны только для тебя. После твоей трагической кончины они ни для кого в целом мире не представляют интереса. Отправлять их главной жрице храма в Кэркоте или сиятельному зануде-эльфу не стоит труда. Я сунула бумаги обратно в сумку. Пора домой, волны прилива уже подобрались к самым стопам.
________________________
[1] Каррус (карр) – маго-мобиль, способный летать. Представляет собой самодвижущуюся капсулу, окруженную защитным полем. Модное и роскошное средство передвижения, пока большей части населения доступен лишь гужевой транспорт (кареты, повозки), а также порталы.
[2] Ангрианн – (с эльфийск. – Северный Золотой Лес) – государство эльфов на севере континента Аганроуз.
3
Утром проснулась поздно. Всю ночь за стеной справа монотонно ныл малыш. Женщина сонно напевала что-то, пытаясь его укачать, но безрезультатно. Нужно будет заглянуть к ним, узнать, не нужно ли какой помощи. Я проворочалась на комковатом матрасе до рассвета, а затем, убаюканная басовитым храпом мужика слева, провалилась в глубокий сон без сновидений. Солнце уже поднялось высоко, на улице грохотали колесами фургоны. Привела себя в порядок, доела пирожки тетушки Сафиры и покинула неуютное жилище. Пора отправиться на поиски работы.
Мою иллюзию на двери никто не потревожил, и я лишь обновила заклинание. И тут дверь соседей слева распахнулась. Я узрела всклоченного типа неопределенного возраста в рваной пижаме в полоску.
– А вот ты какая, ведьма? Крас-с-сивая и ухватить есть за что, как и положено. Вчерась, думаю, попрошу десять хилдо на опохмел у новых соседей, а твоя дверь мою же образину мне показывает! Ведьмовство карается, знаешь ли. Понаехало тут!..
Тип заводился от собственного красноречия, а кроме того брызгал слюной в мою сторону, и я поспешила вниз, не удостоив хамоватого соседа ответом. «Ведьмовство» – придумал тоже! Жаль, не зашла проведать ноющего малыша. Ну, ничего, зайду вечером. Заодно гостинцев куплю – там, судя по шуму, много детей.
***
Утренний морской бриз сменился палящим зноем. Мимо меня по главному проспекту Либертты катили богатые экипажи, запряженные шестерками наалов, и скользили бесшумные каррусы. А я ходила пешком и устала, как наал, потому выбрала скамью под тенистым явором, уселась, вытянув ноги, и устало привалилась к удобной спинке.