Маркиза Бонапарта

Похоже, крестьянин такого названия никогда не слышал. По крайней мере, по выражению лица это трудно было определить. Но главное открытие ожидало Мюрата впереди:

– А куды идете?

– На Москву. – И тут Мюрат понял, что старик не то что про Париж, он и про Москву никогда не слыхивал.

От грустных размышлений короля Неаполя оторвал юный Пьер де Траиль. Он подошел к маршалу, держа коня за повод, и, набравшись храбрости, обратился:

– Сир, возможно, я еще молод, но в моих жилах течет рыцарская кровь. Я был бы счастлив, если бы мне представилась возможность сражаться за императора в бою…

– Пьер! – воскликнула Анжелика, прервав его. – Вы же обещали mamаn, вы же клялись ей не заводить речи об участии…

– Сестрица, позвольте заметить, – щеки Пьера порозовели от смущения, но он настаивал на своем, – вы забываете, что наш старший брат Александр вступил в армию, когда ему было пятнадцать лет. Мне на целый год больше…

– Александр сбежал из дома, – поправила его Анжелика. – Он доставил столько страдания родителям. Отец умер из-за того…

– Не отговаривайте меня, ma souer, я вполне ясно ощущаю, что нужда моего императора в верных солдатах велика. И готов отдать жизнь за него! – Пьер решительно тряхнул головой.

– О! Боже! – воскликнула Анжелика. – Что вы говорите? Вспомните о mamаn!

Не обращая внимания на сестру, Пьер прикоснулся рукой к вышитому золотом желтому сапогу маршала кавалерии и умоляюще произнес:

– Возьмите меня, сир, вы не пожалеете. Я не боюсь трудностей…

– В самом деле, маркиза, – поддержал юнца Мюрат, – юноше уже шестнадцать, а вы хотите, чтобы он сидел взаперти при стареющей матушке, когда его ровесники к двадцати годам получают генеральские эполеты из рук императора, а наши армии переворачивают мир! Долг каждого француза вложить свою кровь в величие императора. Этот мальчишка – настоящий лев! – Наклонившись, Мюрат потрепал Пьера по плечу, и на губах молодого маркиза заиграла довольная улыбка.

– Вы неисправимы, Иохим, – грустно покачала головой Анжелика. – Как я могу переубедить его, когда он получил в вашем лице такую поддержку!

– Вот и порешили. – Мюрат прищелкнул по сапогу шелковой плеткой. – Подойдите к начальнику штаба, юноша, – приказал он Пьеру, – и скажите, что я принимаю вас в кавалерию, поступите в подчинение к вашему брату, генералу де Траилю.

– Ура! Ура! – Пьер запрыгал от счастья на одной ноге. – La guard fixe![11 - La guard fixe! – Гвардия, смирно! (фр.)]

– Вы видете, Иохим, мой брат совсем еще ребенок, – упрекнула Анжелика маршала.

– Это скоро пройдет, мадам, – уверил ее Мюрат невозмутимо. – На войне быстро взрослеют, увы. Не отнимайте у юноши мечты. Надеюсь, маркиза, – он слегка поклонился Анжелике, – вам и вашей матушке станет намного спокойнее от того, что молодой человек будет постоянно находиться под присмотром старшего брата?

– Отчасти, да, – согласилась Анжелика неохотно. – Хотя Александр горяч и порывист, он всегда оказывается в самой гуще сражения…

– А где же еще, маркиза, прикажете быть кавалерийскому генералу? Если только у ваших ног, но в мирное время, – усмехнулся Мюрат. – Однако мне пора откланяться. Надеюсь, вы не скоро покинете нас и мы еще увидимся?

– Вполне возможно, – согласилась Анжелика. – По крайней мере, в ближайшее время я не собираюсь во Францию. Я еще хочу увидеть, как вступит в сражение мой героический рыцарь. – Она с улыбкой обратила взор к младшему брату. – Иначе, что же я скажу нашей матушке, если он стал солдатом вопреки ее воле и не показал себя героем. Тогда уж она точно не простит его никогда. Как вы считаете, сир, у него есть надежда заслужить похвалу императора? – спросила она у Мюрата с легкой иронией.

– Раз он сам уверен в себе, то – обязательно! – ответил маршал. – Скоро увидимся, юноша, – пообещал он Пьеру, пришпоривая коня. – Я лично буду наблюдать за вами.

– Vive L‘empereur![12 - Да здравствует император! (фр.)] – воскликнул Пьер радостно, прикладывая два пальца к головному убору.

– Вы привыкаете к новой роли, юноша, – похвалил его Мюрат и обратился к Анжелике: – Всего хорошего, маркиза! – Маршал кавалерии склонился с седла и, поцеловав Анжелике руку, всадил звездчатые шпоры в бока своему коню.

Он ускакал – зеленый, малиновый, золотой… Только пыль взвилась следом.

– Павлин! – улыбнулась Анжелика вслед неаполитанскому королю: красив, элегантен и роскошен. Кто теперь вспомнит, что когда-то Мюрат был всего лишь сыном трактирщика из Кагора?

Маркиза обернулась, ища взглядом Коленкура. Тот молчал во время ее разговора с Мюратом, и теперь она с удивлением обнаружила, что, оказывается, граф просто ушел. Бивуак был пуст, костры догорали, слегка потрескивая. Маршал Бертье отправился к своим депешам, а Арман де Коленкур, по-видимому, – к дежурным генералам.

Несколько мгновений Анжелика размышляла. Ради объяснения с Арманом она проделала длинный путь. Завтра с утра возобновится осада города и Арману станет не до нее – он должен постоянно находиться при императоре, а самой маркизе ничего не останется, как присоединиться к лазарету. Нет, откладывать нельзя! Надо разыскать Армана немедленно! Мюрат галантный и любезный – но своим приездом он испортил ей встречу с возлюбленным.

Послав Пьера позаботиться о ночлеге, маркиза решительно направилась к штабным палаткам. Однако Коленкура в числе тех, кто охранял недолгий сон императора, разбирая для него почту, не оказалось. Арман ушел к себе.

Найти палатку императорского шталмейстера для Анжелики не составило труда. Она приблизилась к шелковому шатру и на мгновение остановилась в нерешительности – волнение стало сильнее. Но все же, взяв себя в руки, маркиза вошла внутрь.

Коленкур не спал. Спать он уже не мог. Приезд Анжелики обрадовал и огорчил его одновременно. Он лежал на походной кровати, подложив под голову конскую попону, в расстегнутом мундире, на котором при свете единственной зажженной свечи тускло поблескивала золотая вышивка. Он думал, вспоминал – все, с самого начала, с первого дня его встречи с золотокудрой маркизой.

Тиковый полог палатки откинулся – в открывшемся проеме мелькнуло озаренное пламенем пожара небо. Мелькнуло и погасло. Полог опустился – тонкая женская фигурка в черном проскользнула в палатку. Приподнявшись, Арман разглядел в полутьме золотистые волосы, выбивающиеся из-под шляпы, и серебряные узоры на широком поясе, охватывающем талию гостьи.

Женщина постояла немного, дожидаясь приглашения войти. Он слышал легкое дыхание ее и уже чувствовал знакомый аромат фиалкового саше – Анжелика. Она пришла сама. Арман молчал, словно не мог совладать с собственным горлом и пригласить ее – слова застревали от волнения внутри него. Тогда, не услышав и слова приветствия, маркиза заговорила сама:

– Почему вы ушли, граф? Вы не хотели меня видеть? – Ее голос слегка дрожал от волнения, но она старалась не выдать себя. – Я понимаю, я смутила вас своим приездом. Но выслушайте меня, Арман. – Она сжала руки на груди. – Я боялась, что здесь, в далекой России, вы можете погибнуть, и я никогда больше не увижу вас. Я не смогу сказать, что сожалею о прежних недоразумениях. Я люблю вас, Арман. Я очень скучала. Я устала. Я больше не могла оставаться в Провансе и ждать, ждать… – В мелодичном голосе маркизы отчетливо послышались рыдания. Она уже не была прежней гордячкой, отвергавшей его ухаживания. Она переменилась, страдая.

– Не надо, не надо слез, моя дорогая. – Коленкур встал.

Он протянул руку, чтобы привлечь возлюбленную в свои объятия, но полог палатки снова откинулся – на пороге показалась приземистая фигура маршала Бертье. Нисколько не удивившись свиданию, невольным свидетелем которого он оказался, герцог Невшательский обратился к Коленкуру:

– Простите. Император проснулся, Арман, и призывает нас к себе. Поспешим! А для вас, маркиза, – обернулся он к Анжелике, – приготовлена палатка, и вы можете немного отдохнуть, пока тихо, – добавил он со вздохом. – Вон там, левее, – указал он, высунувшись на улицу. – Ваш брат уже там, мадам.

– Надеюсь, это не аванпост[13 - Аванпост – передовой сторожевой пост (отряд) или отряд охранения.] врага, – пошутила Анжелика, чтобы скрыть огорчение, охватившее ее. – Я могу спать спокойно?

– Что вы! – восликнул Бертье испуганно. – Это почти рядом с императором. Наша армия будет охранять ваш сон, – добавил он галантно и поцеловал руку маркизы. – А вашему герою, – вспомнил он Пьера, – спать не придется. Его зачислили в кавалерию Мюрата, и теперь он должен отправляться по назначению.

– Как, уже? – вскрикнула Анжелика. – Он же заблудится! Как он найдет расположение?

– Не заблудится, – уверил ее Бертье. – Для начала его проводят, ну а там его встретит генерал Александр.

– Когда я смогу увидеть Александра? – робко спросила Анжелика о старшем брате. – Мы не виделись так давно.

– Когда возьмем Смоленск, – ответил Бертье, – не раньше, мадам. Идемте, Арман. Извините нас, маркиза.

Анжелика рассеянно старалась поймать взгляд Армана. Но генерал де Коленкур, застегнув мундир и оправив перевязь, надел треуголку с белым плюмажем и, холодно кивнув, вышел вслед за Бертье.

– Я удаляюсь на свои «аванпосты», – грустно добавила Анжелика и вздохнула.

Пожар в Смоленске затухал. Тишина, царившая в расположении Великой армии, нарушилась: послышались приказы, сновали ординарцы и адъютанты, потянуло запахом пищи с полевых кухонь. До рассвета оставалось всего несколько часов.

* * *

Императору Наполеону всегда лучше работалось по ночам. Граф Арман де Коленкур называл это присутствием духа после полуночи и даже говорил не раз императору. Однако за многие годы службы сам он не мог похвастаться тем, что приучился к подобному распорядку – дух у графа Армана после полуночи отсутствовал всегда и появлялся только утром. Коленкура клонило в сон, но зевать в присутствии императора он не мог себе позволить и потому сдерживался, отворачиваясь.

Кроме того, Арман старался, чтобы мысли его не переходили к маркизе Анжелике. Арман уже представлял себе, с каким сарказмом воспримет появление Анжелики в расположении армии император. Он прекрасно помнил, как негодовал Бонапарт по поводу приезда Бигготини к Дюроку и его грозное внушение Бертье, когда тот начал сожалеть, что не может отправиться в Париж, очень скучая по Жозефине Висконти:

«Придворные шаркуны, а не генералы! – заметил тогда Бонапарт сердито. – Я продержу вас в строю до тех пор, пока вам не стукнет по восемьдесят лет. Вы рождены на бивуаке, на нем и умрете! Имейте это в виду, господа». Теперь уж император обязательно выскажет, что не только к Дюроку любовницы приезжают прямо на бивуак, но и к прочим – тоже.