Накинув серый сюртук на плечи, Наполеон прохаживался около своего рабочего стола и диктовал распоряжения Бертье. Вдруг прервавшись, он взглянул на Армана и быстро спросил:
– Что вы думаете о Барклае? Он завтра опять уйдет? – Наполеону не хотелось верить в отход русских армий от Смоленска, и он искал поддержку в Коленкуре.
Конечно, опытный дипломат, Арман мог покривить душой и поддакнуть, но он не стал.
– Я по-прежнему думаю, сир, что русские отступят, – ответил он, глядя императору в лицо.
Словно в подтверждение его слов со стороны Смоленска раздалось несколько мощных взрывов. Наполеон напрягся и замер.
– Похоже, сир, – осторожно предположил Бертье, – они взрывают пороховые склады перед… – герцог запнулся и стал нервно покусывать ногти. Он никак не мог решиться продолжить о том, что так раздражало Бонапарта.
– Что вы молчите, Бертье? – Наполеон на удивление отреагировал спокойно. – Раз уж начали, так говорите до конца: они взрывают склады, перед тем как покинуть Смоленск. – Вздохнул: – Я так и знал! – И он продолжил диктовать депеши.
* * *
Когда император наконец отпустил его, Арман де Коленкур, ненадолго простившись с Бертье, пожелавшим соснуть часок, направился к палатке, куда начальник штаба, по его словам, поместил Анжелику.
Внутри палатки было тихо. Приподняв полог, Арман заглянул в палатку.
Анжелика лежала поверх пунцового покрывала, расшитого серебряными звездами, освещенная двумя свечами, горящими за отсутствием подсвечника на простой деревянной подставке. Устав с дороги, маркиза заснула. Сон молодой женщины казался спокойным и безмятежным. Дорожная шляпа и плащ, небрежно брошенные, лежали рядом. Расстегнутый ворот бархатного сюрко открывал тончайшее кружево сорочки, сквозь которое просвечивала гладкая, чуть смуглая кожа маркизы и темнели соски груди. Голову Анжелика склонила набок, и ее пышные золотистые волосы раскинулись по покрывалу волной. Сомкнутые ресницы едва заметно вздрагивали.
Охваченный волнением, Арман приблизился к ней, стараясь ступать как можно тише. Но маркиза все равно почувствовала его. Едва он подошел и присел на край ее постели, она открыла глаза и, протянув руки, с нежностью обвила его шею.
– Я не отдам тебя ей, не отдам, – прошептала Анжелика, привлекая графа к себе. – Я отниму тебя и верну назад наше счастье! Я останусь здесь, с тобой, и что бы ни случилось – мы будем вместе. Среди крови и смертей мы найдем утешение в любви, а если судьба окажется немилосердна – мы погибнем вместе, Арман. Я так люблю тебя… Я все готова разделить с тобой. Я ничего не боюсь. Ты слышишь?
Арман сжал маркизу в объятиях – золотые украшения на его генеральском мундире царапали ее нежную кожу. Она близко видела его улыбку и ощущала горячее желание, разгоравшееся в нем. Им обоим показалось, что время обернулось вспять. Вернувшееся чувство, более острое и пьянящее после долгой разлуки, уносило обоих на огненных крыльях, словно не было рядом с ними страдающего, дымящегося пожарами города. Забыв о войне, они отдались любви, сплетая тела и желая утопить давнюю ссору в долгих поцелуях и безудержных ласках. Их фразы начинались и обрывались на полуслове, уступая место молчанию, тогда как губы продолжали отвечать друг другу. Счастливая, маркиза смеялась под его поцелуями.
Осторожно взяв в руки ее прекрасное лицо, он увидел, как оно светится изнутри от нежности и восхищения им.
– Прости меня, прости! – прошептал Арман, прижав к своей груди прекрасную головку маркизы…
Под самое утро Анжелика задремала, прислонившись к широкому плечу Армана, и улыбка не сходила с ее губ.
От императорских палаток послышался голос Бонапарта: он шутил с гренадерами караула, говоря, что они хорошо прокоптятся в смоленском дыму. Потом приказал подать коня. Понимая, что император в любую минуту может хватиться его, Арман осторожно высвободился из объятий Анжелики и, заботливо укрыв возлюбленную покрывалом, начал одеваться.
Анжелика открыла глаза. Она сладко потянулась, но увидев, что любмый стоит перед ней в мундире, держа в руках шляпу с плюмажем, встревожилась:
– Что случилось? Уже все?
Коленкур кивнул и, наклонившись, поцеловал ее волосы:
– Пора, дорогая. На войне отдых недолог.
Анжелика смутилась – краска проступила на ее щеках. Она и вправду забыла, что находится не дома, в Провансе, а в действующей армии, где в любой момент может вспыхнуть сражение.
– Я скоро буду готова, – уверила она, притягивая к себе одежду.
Глава 3. Похищение
Оставив возлюбленную, Коленкур вышел из палатки. Его взору предстало впечатляющее и трагическое действо: по всему тракту, ведущему от Смоленска на восток, протянулись русские корпуса, покидающие город. За ними, сколько мог охватить взор, кто в перегруженных экипажах, кто в крестьянских телегах, а кто и просто пешком нескончаемой вереницей тащились жители Смоленска – от мала до велика. Со всех храмов города их провожали колоколами. Сквозь печальный перезвон до французов долетали плач и прощальные крики – никто не желал оставаться в городе на милость победителя.
– Почему они уходят? – не сдержавшись, воскликнул маршал Бертье. – Нигде в Европе жители не покидали город, они приветствовали нас… И почему не видно градоначальника, почему никто не несет ключи от города?
– Я думаю, мы не дождемся ключей, – помрачнев, заметил ему Коленкур вполголоса. – Они не сдаются – они уходят, чтобы сражаться дальше. Я давно думаю о том, что это война для нас станет не похожей на все остальные…
– Как бы она не стала последней, – поддержал Армана подъехавший в ставку Мюрат, – мои кавалеристы только что вернулись из города – Смоленск пуст: дымящиеся развалины, трупы, трупы… Живых нет.
Мюрат говорил громко, и император, стоявший невдалеке, услышал его – он бросил на Иоахима сердитый взгляд: вот уж не ожидал от давнего соратника такого упадка духа. Молча выпив чашку кофе, поднесенную Рустаном, Бонапарт сел в седло и, обернувшись к Мюрату, напомнил:
– «Труп врага хорошо пахнет». Вы не забыли мудрое изречение римлян, маршал? Или мне придется еще не раз напоминать вам его?
Мюрат промолчал – только склонил голову в знак согласия.
Кольнув белого арабского скакуна шпорами, Наполеон направился вниз по холму – к поверженному Смоленску. Сразу вслед за тем вся французская армия, раскинутая на холмах и в долинах у Днепра, пришла в движение. Замелькали распущенные трехцветные знамена, порванные ядрами, послышались бодрая музыка и барабанный бой. Построившись как на парад, армия Наполеона вступила в Смоленск.
Привлеченная праздничным шумом, Анжелика выглянула из своего обиталища. Вид черных обгоревших развалин города немного притушил в ней радостную приподнятость от счастливого свидания с любимым. На какое-то мгновение она подумала о тех, кто жил в разрушенных домах – наверное, они тоже любили и очень надеялись, что война минует их стороной. А вот теперь уходили вслед за своей армией, не зная, вернутся ли когда-нибудь назад к своим оскверненным очагам.
Внизу под холмом серел широкой полосой Днепр. Французские солдаты наводили через него переправу. Понаблюдав некоторое время за ними, Анжелика вернулась в палатку, взяла дорожный плащ и, сев на свою пятнистую кобылу по кличке Звезда, направилась к реке – она решила поискать укромный уголок, где можно было бы искупаться.
Уже спустившись с холма, маркиза поняла, что ее желание осуществить не легко. Весь Днепр с французского берега был запружен войсками.
Внезапно с одного из островков посреди реки грохнула пушка – стреляли русские. Послышались пронизывающий свист, удар… В пяти шагах от Анжелики ядро взрыло сухую землю и куда-то скрылось. Маркиза застыла, ощущая, как ледяной холод охватывает ее.
Немного придя в себя, она увидела, что невдалеке, где стоял какой-то польский батальон, засуетились солдаты – выносили убитых. Послышались стоны раненых…
Маркиза поняла, что надо где-то укрыться. Не дожидаясь решения хозяйки, лошадь Анжелики фыркнула, взвилась… И тут снова послышались крики. Кто-то из французов прокричал маркизе: «Берегись!» Звезда вздыбилась, встав на задние ноги, заржала – Анжелика едва удерживалась в седле. Наклонившись в бок, чтобы восстановить равновесие, она увидела, что привело лошадь в ужас – пушечное ядро дымилось и вертелось как волчок в нескольких шагах впереди. Перепуганная Звезда понеслась галопом вдоль Днепра, не разбирая дороги: по высокой траве, по кустам орешника, по камням…
Шляпа, украшенная перьями, соскочила с головы Анжелики – маркиза безуспешно пыталась остановить кобылу. Сзади слышались разрывы, стоны. А впереди… Впереди желтел песком и глиной глубокий овраг. Еще немного, и вместе с лошадью маркиза упадет в приближающуюся расселину. Анжелика попыталась свернуть в сторону, но кобыла не слушалась ее. Казалось, избежать падения невозможно, как вдруг сзади послышался конский топот – кто-то догонял Анжелику.
Маркиза обернулась. Лучи солнца брызнули ей в лицо, ослепляя. Все, что она разобрала, – синий мундир с золотым позументом, французский. Через несколько мгновений всадник уже скакал с Анжеликой стремя в стремя. Крепкой рукой он схватил Звезду под уздцы и тянул за собой. Они пронеслись по самому краю оврага.
Наконец кобыла встала. Соскользнув с седла, Анжелика села на траву, глядя на своего спасителя. Им оказался молодой адъютант императора граф Филипп де Сегюр. Прежде Анжелика нередко встречалась с ним – Филипп прославился при дворе своими стихами и очерками, посвященными походам Бонапарта.
– Не знаю, как благодарить вас, граф, – смущенная, Анжелика поднялась и поправила волосы. – Если бы не вы… – Ей самой страшно стало, как она представила себя летящей вниз головой в пропасть…
– Вы изрядно покалечились бы, мадам, а то и хуже… – понял ее переживания де Сегюр. Спрыгнув с коня, он наклонился и поцеловал руку маркизы: – Слава богу, все обошлось…
– Да, и только потому, что ангел-хранитель послал мне вас, – улыбнулась Анжелика, но тут же осведомилась: – А что русские? Еще стреляют?
– Стреляют. Они стараются помешать переправе…
– Их много?
– Вы можете взглянуть, мадам. – Граф де Сегюр достал из футляра подзорную трубу и предложил ее маркизе.
Действительно, русская пушка стреляла – отчаянно, безнадежно, ведь силы французов, сосредоточенные на берегу Днепра, намного превосходили скромные возможности одного артиллерийского расчета. Но главное потрясение ожидало маркизу впереди.
Как только дым рассеялся, она ясно увидела, что расчет орудия состоит… из босоногих крестьянских ребятишек в не по росту длинных рубахах, подпоясанных веревками. С чумазыми от пороховой гари лицами они старательно подтаскивали к орудию ядра, а стрелял из пушки старик, водрузивший на голову железную шапку с двуглавым орлом, какие носили русские солдаты, наверное, еще в прошлом веке.