Лабиринты миров. Мир, в котором меня любят

– Да, это его открытие и его проект. Он когда выбивал гранты для проекта так и говорил, что либо он лично контролирует на каждом этапе, либо он уничтожит все документы по открытию и пусть сами ищут способы. Представляете? – она звонко засмеялась, но книги скрадывали звуки, поэтому в комнате скоро вновь воцарилась тишина.

– Вот это уверенность! – удивилась я. Это вдруг натолкнуло меня на мысль, что раз Палин был так сильно вовлечен в процесс, он мог лично отбирать кандидатов. Отсюда мог знать и обо мне. Но эта догадка все же казалась притянутой за уши.

В это время библиотекарь взялась за мои книги. Помечая галочками проверенные, она резко стала серьезной. Что-то изначально ее смутило. Она порылась в карточках, нашла нужную строчку и подняла голову.

– Это не ваша книга.

Пока мысли пытались упорядочиться, она засмеялась и даже просияла. Я упускала что-то важное, что она видела, а я – нет.

– Подождите, – сказала я. – Давайте с самого начала.

– Ха-ха, давайте! Смотрите, вас не было чуть дольше, чем обычно, а сейчас вы сдаете книгу, но не ту, что брали.

Она так выразительно на меня посмотрела, что извилины поднатужились, и я, наконец, спустилась из космоса на землю, и поняла, какую романтическую развязку ждет библиотекарь. Я засмеялась, вспоминая ту неловкую ситуацию в столовой.

– Ну, конечно! Мы обменялись за ужином. Потому что книга уже закончилась, а вечер только начинался! – выпалила я.

– Как мило, ужин… Хотя в правилах вроде запрещено…

– Это не то! Это ужин, в столовой, – перебила я. – Как бы это объяснить…

– Вы о том, что вы потеряли семью, он потерял семью, и вы держитесь вместе, потому что понимаете друг друга?

Улыбка мгновенно сошла с моих губ. Я не могла видеть себя со стороны, но уверена, что лицо резко побледнело. К горлу подошел ком, и я не сразу и уже измененным голосом, но тихо спросила:

– Это так очевидно?

Видимо, мое выражение достаточно живописно отразило изумление, потому что она поспешила объясниться:

– Ах, простите, если я взболтнула лишнего. – Я заметила, что ее глаза округлились, а уши вспыхнули. – У меня ваши личные дела и строгие инструкции насчет общения. Психология – штука сложная, мы проходили специальный курс перед тем, как нас взяли на должность. У меня информация на всех, кто в анкетах изъявил желание получать бумажные книги. Таковых оказалось сравнительно немного, но мне хватает работы. И поэтому же я ваши данные знаю наизусть, – все еще извиняющимся тоном говорила она.

– Но они мои личные… – пыталась протестовать я.

– Да, но вы подписали разрешение. Теперь все ваши счета за рестораны, салоны, магазины, телефоны, принадлежат им. Они знают о вас все, что когда-либо попало в базу, включая скорость роста, набор веса, болезни, роды, свадьбы, смерти. Все прошедшее через государственные системы и учреждения, все данные, выложенные в фото, видео или аудио формате. Вся ваша жизнь у них на сервере: все, что вы когда-либо прилюдно делали или говорили, все ваши улыбки, слезы и пьяные выходки.

– Хватит! – не выдержала я.

– Вы думаете, нам легко? Первые три месяца были простыми: все были милыми, общались с удовольствием, задавали вопросы, спрашивали совета. А потом пошли сокращения, и началось… В меня запускали мои же книги! Один чуть не уронил стеллаж, пока искал нужное издание, чтобы доказать, что он ответил правильно, а ответ не засчитали и он потерял три балла, из-за которых его и отчислили. Сумасшествие. Боюсь представить, что у вас там наверху происходит! – и почти шепотом добавила. – Но вы двое… – Я замерла при этих словах. – Знакомая из столовой рассказала, что вы вместе сидите, и я сравнила ваши анкеты. Представьте мое удивление, когда я прочла одно и то же у двоих совершенно разных людей. Признаюсь, прочитав впервые, я не сдержалась. Я даже не знаю, что говорить в таких случаях. Кажется, что заученные фразы сюда не подходят.

Ее прорвало так, что она, забыв о камерах, выпалила все, что накопилось. Парализованная ее словами, я не реагировала, даже не моргала, думая только о том, почему ожидала, что личное будет личным, когда сама же не читая подписала разрешение на все, что они просили. А значит, на использование и распространение личных данных среди всех заинтересованных лиц, имеющих соответствующий доступ.

Они следят за нами, прячась за камерами и наблюдая на экранах, обсуждают нас, когда мы не можем их слышать. Мы для них – развлечение, интерактивное шоу, увлекательный сериал. Они оценивают и сравнивают нас, делая ставки, кто попадет в финальную группу. Мне стало тошно, и захотелось просто уйти.

– Слова здесь лишние, – ответила я ей. – Я не буду ничего брать.

– Я все-таки сказала что-то не то, – вдруг сказала она, заметив мой отрешенный взгляд. – Простите, я не хотела вас задеть. От этого эксперимента ждут определенных результатов, и их достижение на грани невозможного. Руководство, да и все мы находимся под огромным давлением. У каждого этапа есть свои критерии прохождения. Малейшее отступление, и ты за бортом. Так просто смотреть на цифры и вычеркивать имена, когда ты сидишь в уютном офисе с прекрасным видом. А мы смотрим в лицо каждому из вас. Мы видим людей, живых, мечтающих. Нас бросили на растерзание людям, которым они подарили надежду, а нас заставляют бесцеремонно ее отбирать, – она тяжело выдохнула. – Я сидела в холле, регистрировала волонтеров. Я видела их горящие от предвкушения глаза. Поставив все подписи, они считали, что уже достигли звезд. Несколько месяцев они строили иллюзии, рассыпавшиеся в одночасье, когда их пнули под зад за недостаток в полбалла.