Я надеваю свои самые узкие джинсы, в которых моя задница выглядит наиболее выгодно, а ноги кажутся длинными, и чёрную кожаную куртку, едва прикрывающую поясницу. Впервые за долгое время распускаю волосы, чтобы их крупные волны свободно легли на мои плечи и спину. Даже крашу ресницы и губы любимым маковым блеском.
– Охренеть… – приветствует подруга.
– И ты хорошо выглядишь, Либ. Привет, кстати.
Открываю дверь её жёлтого Фольксвагена, сажусь рядом с водительским сидением, хотя это место считается самым опасным с точки зрения вероятности летального исхода.
– Знаешь, когда я сказала, что ты её не потянешь – погорячилась! – не унимается подруга. – Нет, серьёзно. Тебя всего лишь нужно было привести в порядок, оказывается!
– Спасибо за комплимент.
Я пристёгиваю ремень, проверяя надёжность устройства.
– Едем? – её исследующий взгляд начинает меня нервировать.
– У тебя зачётная задница, и сиськи тоже есть, – констатирует Либби не без зависти.
– А у тебя их нет?
– Есть. Нулевого размера.
Её почти расстроенное лицо переключается на дорогу, она механически заводит машину, и наш Фольксваген резво снимается с места. И я завидую: безумно хочется научиться водить, чтобы ни от кого уже не зависеть.
Мы приезжаем в Мишн почти к самому началу гонки. Широкие трибуны переполнены людьми, платные стоянки – машинами. Либби долго кружит, пытаясь отыскать свободное парковочное место, но дело заканчивается маскировкой в кустах, что съедает ещё полчаса нашего времени. Первый заезд, а в нём как раз участвует Дамиен, мы пропускаем.
– Кто выиграл в первом? – орёт Либби на ухо долговязой девице с пирсингом во всём, во что его можно было воткнуть.
– Дам! – сообщает та, приложив немалые усилия, чтобы перекричать орущую музыку в стиле hard rock.
– Видишь?! – с гордостью восклицает Либби. – Я же говорила!
Дальше она, подобно танку, протискивается «к нашим», вещая разъярённым болельщикам: «Мы из команды Блэйда, опоздали, не могли паркинг найти!». И те, поскрипывая зубами, пропускают нас, узнавая, очевидно, в Либби завсегдатая группы поддержки Дамиена.
Спустя минут двадцать нам удаётся прорваться к трибунам со знакомыми лицами: здесь почти вся школа, все классы, не только двенадцатый и не только наше подразделение. Я вижу и одиннадцатиклассников, и учащихся в десятом. И Дамиена тоже вижу: он стоит, облокотившись на капот Мустанга, обклеенного тонкими красными полосами. Обычно для гонок клеят только две широкие белые полосы и только на капот.
– Смотри, как она машину его разукрасила, – Либби также замечает преображение. – В своём уникальном и неподражаемом стиле!
– Неплохо, мне нравится.
Подруга обжигает меня взором, потратив лишь пару секунд на убедительность своего послания, и сразу же возвращается к предмету обожания. А он, этот предмет, уже не один: его звезда рядом, он обнимает её за талию, пока репортёр делает положенные снимки для местной газеты «Metro Vancouver».
B тот момент, когда Мелания демонстрирует право собственности, подчёркнуто сексуально целуя победителя в губы, я замечаю устремлённый на себя взгляд. Острый, сверкающий тонким лезвием мести. В детстве он делал ровно то же самое, только моя реакция была другой. Юной девочке не хватало ума скрывать то, как сильно бесят ранние поцелуи ещё почти детей. Теперь он уже не ребёнок, она ребёнком, скорее всего, никогда и не была, а мне совершенно всё равно. Я отворачиваюсь и рассматриваю болельщиков, разукрашенные машины других участников заезда, огни табло, показывающего скорость конкурсантов, очки команд. И силюсь унять неприятно покусывающие в груди ощущения.
Во втором заезде Дамиен снова приходит первым. Наша трибуна взрывается восторгами, визгами, растянутыми на живых распорках баннерами, дуделками, хлопушками и отборным счастливым матом.
Сумерки остались позади, уступив место глубокой чернее чёрного ночи, Мишн погрузился в сырость и пробирающий до костей холод. Кожаная куртка выгодно смотрится, но все мои мечты и желания в этот вечер только об одном: горячем чае и тёплом пуховике. А ещё лучше было бы оказаться сейчас в постельке под гигантским одеялом, которое так заботливо приобрёл для меня Дэвид:
– У нас значительно холоднее, чем в Брисбене, – объяснил он, вручая доставленную Амазоном упаковку. – Мне показалось, тебе холодно под тонким пледом.
«Приготовленным любящей матерью» – мысленно добавляю я.
Не знаю почему, но именно в тот гудяще-гремящий вечер в Мишн, окружённая тысячами людей, я ощутила самое острое одиночество в своей восемнадцатилетней жизни. Так грустно и так тоскливо мне ещё никогда не было.
Ближе к концу шоу к нам подходит парень, его лицо мне знакомо: он всегда сидит с Дамиеном за их VIP–столиком в школьной столовой, вместе с Роном, Меланией и другими, всегда одними и теми же приятелями.
– Крис! – протягивает мне руку, странно вглядываясь в глаза.
Я медлю.
– Он нормальный, – вмешивается Либби. – Хоть и брат… Мелании, – она произносит имя натянуто уважительно, не скрывая искусственности своей попытки, – но чувак, что надо!
Они обнимаются, демонстрируя давнюю дружбу, и когда Крис снова поворачивается ко мне, я уже первой протягиваю руку:
– Ева!
– А я знаю. Очень приятно, Ева!
Его глаза сияют знакомым блеском. Сколько таких глаз осталось в Брисбене, в моей небольшой школе, где меня любили?
– Знаешь меня?
– Тебя все знают, – улыбается, всё так же не отрывая глаз.
– Оу-оу-оу! Крис, полегче! Твоей сестре это не понравится! – Либби приторно ржёт, подтверждая мои подозрения.
Laurel – LifeWorthLiving
Я замечала взгляды Криса и раньше, в школе. И он не смеялся с остальными, когда кто-нибудь или же сам Дамиен проезжался, очевидно, своим сальным языком по моей персоне. И это тоже я заметила.
Заметила тогда, а значение придала только сейчас.
– Замёрзла? – спрашивает, и я отмечаю, насколько они похожи с сестрой внешне.
Кристиан – красивый парень. Довольно высокий, ладно сложенный, с умными, проникающими в душу глазами и чуть вьющимися чёрными волосами. От него приятно пахнет мужским одеколоном и сигаретами.
– Да, есть немного, – плотнее стягиваю на груди полы почти не прикрывающей куртки.
Крис снимает свою такую же кожаную куртку, только раза в два больше моей, и подчёркнуто аккуратно, едва касаясь, надевает на мои плечи:
– Так теплее?
– Теплее, – честно признаюсь. – Намного. А как тебе в одной футболке, не холодно?
– Нет, – топит в своей улыбке. – Меня твои глаза греют…
Боже, как приятно! После мерзлоты последних недель в «семье» этот Кристиан – как тёплый весенний луч в моём тёмном царстве.
– Между прочим, мне тоже холодно! – Либби кладёт руку Крису на бицепс, и замеряет, пользуясь случаем, его ширину. – Что, если девушке меньше повезло с глазами, ей теперь погибать от переохлаждения?