Глава 7. Герой или дурак?
Taylor Swift – Delicate
Я вхожу в класс Английского 12 с опозданием, разминаю ноющие запястья. Дородная учительница останавливает меня на месте:
– О! Новое лицо в выпускном классе! Это прекрасно, дорогие мои, это прекрасно. Новое – это всегда к лучшему! Но в мой класс опаздывать нельзя. Мисс Марпл, для всех учеников просто Стелла, – протягивает мне руку.
– Стелла, это как в «Больших надеждах»?
Её лицо расплывается в довольной улыбке:
– Именно! Меня назвали этим именем в честь любимой книги матери, и это как раз были «Большие надежды!».
– А меня назвали в честь Библии! – заявляю, хотя это совершеннейшее враньё.
Надо, кстати, спросить у матери, почему именно «Ева»?
Кто-то ржёт, как всегда без объективной причины, а я успеваю заметить напряжённый взгляд Дамиена: он выглядит так, словно его голова готова разорваться от неумещающихся в ней мыслей и идей. А взгляд его на моих бордовых запястьях.
Я ищу глазами свободное место, и, следуя давней привычке, нахожу именно то, что нужно – дальний левый угол класса, уютное уединение, полнейший покой, в котором можно беспрепятственно погрузиться в себя и не беспокоиться о формальностях.
– Ева! Это слишком далеко! – слышу голос Стеллы. – Пересядь поближе, пожалуйста!
– А свободных мест больше нет! – и я совершенно права.
– Как это нет? Ну вот же, смотри, около Дамиена, например! Давай-ка побыстрее!
Мисс Бестактность хватает мои тетради и услужливо водружает на правую часть стола Дамиена, так что я вынуждена удовлетворить её настойчивость и оказаться между злым, как чёрт, братом и его дружком Роном. Последний скалится, глядя на меня, как саблезубый тигр, предвкушая сытый обед.
Рона совсем не узнать: когда-то был белобрысым и беззубым, теперь же вырос в татуированного борова с бритой головой. Ну, волос у него нет только по бокам, а вот на макушке – грива, собранная в хвост. Что за мода? Он бы ещё бороду себе отрастил.
Дамиен, нервно сдвинув брови, погружается в чтение нетолстой книженции цвета гнилой вишни. Точно такая же книга всего пару минут спустя ложится прямо передо мной на голубоватую краску видавшего виды школьного стола:
– Сегодня, Ева, мы читаем рассказ Эрнандо Тейеса «Пепел для ветра». Встречала его раньше?
– Нет…
– Ну, вот и замечательно. Читая, постарайтесь, дорогие мои, ответить на два вопроса: в чём состоит центральный конфликт истории, и кто, по-вашему, главный персонаж: дурак или герой?
Разворачиваю книгу, читаю, делая пометки на отдельном листе. Закончив, принимаюсь за своё обычное дело – маковые заросли. Рисование маков – самая неистребимая из всех моих привычек, эти алые цветы повсюду: на полях и обложках тетрадей, на закладках учебников, в записных книжках, блокнотах и бесконечных клочках бумаги. У меня семь оттенков красного, каждый фломастер стоимостью чуть меньше десяти долларов. И я играю переливами, штрихами, толщиной грифеля. Пара карих любопытных глаз, конечно же, наблюдает за этим.
– Что случилось? – слышу тихий вопрос от Дамиена.
– Ничего.
– Почему руки в синяках?
– Не преувеличивай. Всего пару пятен.
– Кто?
– Добрый друг, заботящийся о порядке в социуме.
Я слышу, как он дышит: часто и громко. Не знаю, что именно означает это дыхание, но хочется, очень хочется, чтобы ему захотелось защитить меня. До щекотки в животе хочется.
Рассказ, объёмом в три страницы, излагает печальную историю о том, как некий Хуан, бедный житель Кубинской деревни, под давлением местных властей в лице продажного шерифа отказывается покинуть свой дом и уйти в никуда с женой и новорожденным. Подоплёка всей истории – прошедшие накануне выборы в местную власть, где Хуан Мартинез, почти нищий крестьянин, отдал свой голос за близкую ему по духу и интересам (социалистическую) партию. Пришедшие выдворять непокорного поджигают убогий деревянный дом, где закрылся Хуан месте с женой и пятимесячным сыном. Автор подчёркивает драматизм истории фразой «каждый сделал то, что должен был».
Мне до ужаса жаль бедную семью, а особенно мальчика, игравшего с шеей матери и пахнувшего нестиранными подгузниками. Моргаю часто-часто, чтобы скрыть накатившую слезу, поскольку всем своим существом чувствую, что мисс Любопытство вот-вот озадачит меня вопросом:
– В чём конфликт, Ева? Я вижу, что ты закончила.
– Конфликт в разумности принятого центральным персонажем решения, – отвечаю.
– Так-так, и что же ты думаешь на этот счёт?
– Я думаю, что разумность искажается той системой координат, в которую помещена.
Ей определённо нравится моя манера излагать свои мысли. Да, Стелла, я много читаю и дружу с языком, но не всегда с головой.
– Если рассуждать с позиции просто человека, мужа и отца, то Хуан определённо не прав. Но, с другой стороны, если каждый будет прогибаться под обстоятельства и требования более сильных, мир никогда не увидит справедливости и правды. Возможно, Хуан хотел привлечь своим поступком многих к проблеме бесправия простого человека, произвола тех, кто у власти. С этой позиции он поступил единственно возможно – пожертвовал своей семьёй во имя бедных и бесправных.
Класс погружён в такую кристальную тишину, что даже слышно, как у кого-то урчит в животе. И как демонстративно фыркнул в конце моей речи сосед по парте.
Стелла не могла не заметить его желания высказаться:
– Дамиен, закончил?
– Закончил.
– Ну и что же ты думаешь? Хуан – герой?
Дамиен кривится в усмешке:
– Как по мне, так он не просто дурак, а полный кретин.
Брови Стеллы взлетают:
– Объяснись!
– А что тут объяснять? Гражданский долг? Социальная справедливость? Это всё пыль, в сравнении с долгом мужчины. Мужчина создан для того, чтобы защищать своих детей и свою женщину. А этот недоумок сжёг пятимесячного сына и жену. Он не просто не мог достойно их прокормить и дать семье необходимый минимум, но и заплатил их жизнями за свои идеи. Я считаю, что за идею можно отдавать только свою жизнь, но никак не жизнь пятимесячного младенца, который не в состоянии принимать самостоятельные решения и полностью зависит от тех, кто его произвёл на свет. Это подло. И тупо. Элементарно тупо!
Мне кажется, его глаза вот-вот вылезут из орбит. Я знаю, как сильно Дамиен умеет ненавидеть, и сейчас его ненависть сфокусирована на несчастном Хуане – малообразованном кубинском крестьянине.
Лицо Рона впервые в жизни серьёзно, Стелла это замечает и спешит воспользоваться удачей:
– Рон, а ты что думаешь?
– Дамиен всё сказал – мне нечего добавить.