Игры на раздевание

От недостатка девичьего интереса Кай определённо не страдал – к нему всё время подплывала какая-нибудь нимфа, и пусть не интимными, но очень близкими к этому понятию жестами сообщала о своей заинтересованности. Но он не отвечал и, казалось, был равнодушен, всем своим видом говоря «Да знаю я всё!». Какое-то исконно женское чутьё сообщило мне, что ни одна из них не представляет для меня конкуренции, а вот та, которая ни разу не прикоснулась, вызывает ощущение принадлежности. Эти двое ни разу не совершили ничего такого, что заставило бы заподозрить их в связи, но у меня имелось стойкое ощущение, что он «её». Там же, на месте, я попыталась прочитать их невербальные жесты, мимику, то, как они обращались друг к другу, искала скрытый подтекст в словах, репликах, но так ничего и не нашла.

Увидев меня, Дженна, в отличие от своей подруги Марины, даже не изобразила стандартной улыбкой холодное приветствие – просто отвернулась и, уложив свою ладонь Каю на плечо, начала что-то долго вещать ему на ухо, вынуждая склониться так, что это выглядело, словно он к ней льнёт. Мне стало ясно, что Дженна в противоположность своей подруги Марине предпочитает невербальную коммуникацию, и сообщение её гласит: «Этот парень мой, не подходи!».

Позднее я много размышляла о том вечере, а вернее, о причинах, которые сподвигли меня на поступок, совершенно не вписывающийся ни в мои рамки, ни в нормы моего поведения, ни в моральные устои, ни в принципы, ни вообще хоть как-то, хоть каким-нибудь боком в меня. И со временем поняла: действительно, в тот вечер была провокация, на которую я попалась, но имела ли она определяющую роль? В любом случае, карты легли не совсем так, как задумывал шулер.

Я до сих пор не знаю, что именно в тот момент стало решающим: алкоголь, острое нежелание умереть старой девой, тот факт, что малознакомый парень постриг свои волосы из-за моего высказывания, чудесный день на озере или контрольный удар в виде ладони девушки-пакли на его плече, но я решилась.

– На вот, прими и  расслабься. И действуй уже, а то видишь вон, конкуренты не спят! – злобно проурчала мне на ухо Адити.

Неопытной, мне хватило одного бокала. Не то, чтобы развезло, но адекватность была уничтожена, что, в принципе, и преследовалось.

Невзирая на то, что Марине удалось отбить своего черногривого Олсона, Адити не пала духом, поскольку никогда и нигде ещё не пропадала: нехватки внимания на её женскую долю не случалось, вот и на этот раз для неё очень скоро нашёлся подходящий кавалер. И только я буравила взглядом профиль парня, усердно занятого обсуждением с друзьями чего-то настолько занимательного, что он совершенно забыл обо мне. Чудесного дня на озере Сасамат как будто никогда и не было.

– Это твой шанс, подруга. Сегодня или никогда, – подначивает Адити. Но я и без неё отлично оцениваю свои перспективы. Именно это и говорю себе, выходя на террасу: «сегодня или никогда».

Кай появляется почти сразу, практически следом распахивает дверь и становится за моей спиной. Я не вижу его, но чувствую и знаю, что это он.

– У тебя красивый голос, – говорю.

Он молчит, и на короткое время я даже успеваю усомниться в собственном умении видеть и узнавать людей спиной, но в тот момент, когда уже готова обернуться, его голос мощью своих вибраций заставляет мои глаза закрыться:

– Нравится – забирай себе, – произносит у самого моего уха.

– Пойдём в твою комнату? – предлагаю ему.

Pablo Nouvelle feat. Lulu James – All I Need

Он не удивился, не оторопел. Немного замешкался – да, но не более того.

– Пошли.

Толпы полупьяных, полуобкуренных гостей делают короткий путь из гостиной в спальню долгим и даже выматывающим. За то время, пока мы продираемся сквозь руки, фразы, просьбы, обращённые к имениннику, я успеваю разогнаться до нервозности, стремительно приближающейся к срыву. Даже алкоголь не помогает. Хотя спиртное само по себе большой для меня риск: с одной стороны, расслабляет, с другой, значительно повышает неадекватность.

Как только дверь комнаты за нами закрывается, погрузив в темноту, я слышу звук проворачиваемого в замке ключа, и последний щелчок заставляет всем телом вздрогнуть. Ощущаю движение, и через короткое время загорается ночник: довольно длинная, но недостаточно широкая для двоих кровать завалена подарочными коробками, пакетами, обёрточной бумагой уже распакованных презентов. Кай некоторое время смотрит на них, затем загребает обеими руками почти всё, что лежало, и на мгновение исчезает в гардеробной. Возвращается с вопросом:

– Со светом или в темноте?

В это мгновение в моих ушах уже не так громко звенит, потому что тривиальная уборка ослабила напряжение, и я успеваю не только столкнуться с его взглядом, но и частично его прочитать. Он смотрит на меня с тенью разочарования, будто до этого принимал за кого-то другого, и только теперь выяснил, что обознался.

– В темноте.

Кай протягивает руку к ночнику, и свет гаснет. За ту секунду, которая ему потребовалась, чтобы сделать это, я успеваю заметить наполненные гелием пластиковые сердца, плавающие над его столом и прилепленные скотчем к монитору компьютера.

Внезапно меня одолевает острое желание сбежать. Прекратить всё. Мне плевать на самооценку и на собственный ежедневно дорабатываемый план социализации, меня тошнит от самого факта, что я заставляю себя делать это – я не выношу людей, и как бы тщательно меня не учили маскироваться, правда навсегда останется правдой – я их не выношу. Много лет после этой ночи я буду сожалеть о том, что не ушла, а потом… настанет момент прозрения, когда пойму, что именно в ту ночь ошибки не было.

Глаза постепенно привыкают к темноте: Кай уже лежит поперёк кровати, свесив ноги. Кисти его рук расслаблены и лежат ладонями кверху на расстеленном под ним тёмном пледе. Моей решительности хватило только на то, чтобы позвать его сюда, но на большее… я даже не знаю, чем именно должно быть это большее, с чего начать? С какой стороны подойти к этому огромному чужому телу?

Он будто слышит мои мысли и зовёт:

– Иди сюда.

Голос его настолько тихий и мягкий, даже в какой-то степени ласковый, что ранее увиденное в его глазах разочарование нивелируется: я его выбрала, и я ему доверяю. Доверяю, но при этом не могу унять тремор во всём теле, хоть и залила его изрядной порцией алкоголя. Моё сердце не бьётся, нет, оно как промышленный насос качает кровь. Каким-то чудом нахожу в себе силы сделать шаг к парню, но, очевидно, слишком нерешительный, потому что он поднимается, оставшись сидеть на кровати, и привлекает руками к себе. В таком положении – он сидя, я стоя – мы оказываемся почти одного роста. Почти.

Он пахнет колой и ромом, мужской туалетной водой и ещё чем-то, что заставляет мои глаза закрыться. Температура его тела, по ощущениям, градусов на пять выше моей, и воздух, выдыхаемый его лёгкими, обжигает декольте моей блузки. Кай притягивает меня ещё ближе и оборачивает в свои большие руки, сомкнув их за моей спиной.

И это происходит. Впервые в моей жизни. Настолько неожиданно и легко, что в какой-то момент я решаю, что сплю – ведь подобное возможно только во сне. Много лет множество различных специалистов учили меня управлять «этим», ослаблять натяжение внутренних струн, правильно дышать и уводить собственные мысли в «безопасную зону», но сейчас ничего из этого мне не нужно: я даже не плыву, я легко парю на волне схлынувших страхов, натянутости и напряжения.

Кай кладёт на мой затылок ладонь, несильно прижав пальцы к шее, и я понимаю, что моё участившееся дыхание не связано с нервозностью – это нечто совсем другое. Он меняет положение руки и, прижав пальцы к моим выпирающим позвонкам, медленно проводит ею до самой поясницы. Из точки, расположенной в нижней части моего тела, будто разливается сладкая тёплая жидкость, попадает в вены и несётся вместе с кровью к мозгу… к сердцу.

Ощущения, которые я испытываю, возвращают страх, но к нему теперь добавилось нечто новое – предвкушение. Я жду, что происходящее станет самым большим открытием за прожитые двадцать два года и принесёт мне радость.

Наконец, я чувствую губами его дыхание и замираю. Первое прикосновение оказывается невесомым, но далеко не робким, затем его губы обнимают мои, прижимаются плотнее, я чувствую, как он один раз проводит по ним языком, будто пробует меня на вкус. Я стараюсь не думать, не судить, не взвешивать и не размышлять, а главное – отвечать. Раскрываю свой рот широко, впуская его, скольжу губами по его губам, повторяя его движения. И не забываю, что это – первый поцелуй в моей жизни, хоть и не такой, каким я себе его представляла. Не было в моём воображении алкогольного опьянения, полумрака, скрывающего мой стыд и его разочарование, не было гремящей музыки за дверью и смеха посторонних, совершенно не нужных в этот момент людей. Не было разрываемой фольги презерватива и обжигающей боли.

Боль… Она не относилась к тому типу, от которого теряют сознание, но мне было хорошо известно, что и её можно было свести к минимуму, если б кто-нибудь поставил перед собой такую цель. Если бы всё это имело шанс случиться по-другому.

Но всё произошло именно в тот раз и в том месте, именно так, как произошло, а не иначе, и на моё счастье женский мозг запрограммирован забывать и боль, и стыд и даже унижение, поэтому большую часть той ночи моя память не сохранила.

Я только помню, как он сказал:

– Господи, какая же ты… тебе не больно?

– Нет…

Я впервые впустила мужчину в своё тело. Первый раз в жизни. Мне не было страшно, когда его пальцы трогали меня в местах, где никто до него не прикасался. Не было страшно, когда его руки раздвигали мои бёдра. Было стыдно за собственную глупость и до слёз обидно за неё же, когда он совершал своё первое движение, и я, стиснув зубы, старалась не закричать.

Глава 6. Утро

IAMX – 'Happiness'

Утро после первого в моей жизни секса наступает не радужно. Будят не поцелуи и жаркий шёпот ненасытного любовника, а сильная головная боль и переполненный мочевой пузырь. Никаких сплетённых рук и ног, объятий, лепестков роз и прочей воображаемой фигни. Мой первый сексуальный партнёр совершенно независимо от меня лежит на спине, запрокинув одну руку за голову, вторую уложив на собственный живот, и спит.

Мой трезвый разум признаёт три вещи:

Этот парень по-настоящему красив.

Невероятно не столько то, что я оказалась способна с ним переспать, сколько то, что уснула на чужой территории.

3. Я, не переставая, живу в иллюзиях, и мне жизненно необходимо избавляться от них, а не от девственности.

Стараясь быть тихой, сползаю с постели и прихожу в ужас – мои бёдра перепачканы кровью так, словно я пережила не эпизод дефлорации, а полостную операцию. Лихорадочно ищу свои джинсы, нахожу и натягиваю так быстро, как могу – только бы скрыть этот кошмар. Но Кай, очевидно, успевает открыть глаза «вовремя», потому что в следующее же мгновение одеяло резко сдёрнуто с кровати. Нет, на постели нет пятен спермы, обнаружить которые я так страшусь – она осталась в заброшенном им в угол презервативе. Всё гораздо хуже: на серой простыне с сердечками и надписью «С днём рождения!», которую я смогла разобрать только теперь, даже не гордо алеет, а уродливо «пятнает» моя засохшая за ночь, а потому изменившая свой цвет на коричневый кровь. Я в ужасе от того, как её много, хоть и знаю, что в моём передержанном случае такое возможно – после двадцати двух лет дефлорация болезненна и может сопровождаться обильными кровотечениями.

– Дерьмо… – это и было первым, что он сказал.

Вторым было:

– Неожиданно… Не думал, что ты любишь экстрим. У тебя женские дни? Нужно было предупредить. Без обид, но я не любитель извращений…

Он осекается, а я натягиваю остатки своей одежды с суперскоростью и одним только желанием – бежать. Не имея сил даже взглянуть в его глаза своими, стремительно теряющими фокус то ли от обиды, то ли от стыда, я умудряюсь всё же пролепетать: