Корабль призраков

К монете было приварено ушко, что, собственно, и делало ее пуговицей. Теперь в ушке торчали нитки и микроскопический кусочек темной ткани. Очевидно, пуговицу оторвали. И не просто оторвали, а оторвали с мясом.

– Ты когда-нибудь такое видела? – прошептала Карпик.

– Нет.

– Ничего себе пуговичка, ею убить можно!

– Не преувеличивай, Карпик! Ею убить нельзя…

– Ну, все. Теперь он у нас в кармане. – Карпик крепко сжала пуговицу-монету в руке, она даже не могла скрыть своего ликования.

– Кто?

– Убийца!

Я поспешила остудить пыл не в меру ретивой девчонки:

– Ну, это совсем не факт.

– Как – не факт? – Карпик даже вспыхнула от негодования. – Все же очень просто! Они боролись, старший помощник выдрал пуговицу, перед тем как его сбросили с площадки. Ведь она же рядом с ним лежала, ты же не будешь этого отрицать…

Карпик шла тем же путем, каким шла и я сама, и от этого мне сделалось не по себе.

– Лежала… Она могла лежать здесь с незапамятных времен.

– Ага. С тысяча девятьсот тридцать восьмого года, – пошутила Карпик. – Это же не обычная пуговица… Или ты думаешь, что кто-то из матросов носит такие на кителе?

– Не знаю.

– Это очень заметная вещь, – продолжала страстно убеждать меня девочка. – Ты правда такую не видела?

– Нет, – снова честно сказала я.

– И я тоже. Хотя у папы много пиджаков. Он любит «Живанши» и «Армани». А ты?

– Изделия Трехгорной мануфактуры. Идем. Поднимемся по лестнице наверх. Думаю, что все, что мы могли обнаружить здесь, мы уже обнаружили…

Непрерывный подъем по крутым трапам был немного тяжеловат для Карпика, и мы остановились на одной из площадок, чтобы передохнуть. Я закурила неизменный «Житан Блондз», а Карпик, прижавшись лицом к решетке ограждения, долго смотрела вниз. А потом повернулась ко мне:

– Это хорошие сигареты?

– Это любимые сигареты.

– А какая разница?

– Никакой. Любимые – всегда хорошие. Это не только к сигаретам относится.

– Дай мне затянуться, – неожиданно попросила Карпик.

– Еще чего! Не хватало, чтобы я приучила ребенка курить. Можешь стрелять сигареты у своего папочки, если хочешь…

– Он не курит.

– Видишь, какой положительный человек. Должен служить тебе живым примером.

Так, легко пикируясь, мы добрались до площадки, с которой упал Митько. Или с которой его сбросили. Лампа аварийного освещения уже была поставлена, и в ее свете мы принялись за поиски деталей, более весомых, чем немецкая пуговица-монета. Но здесь нас поджидало разочарование: ничего, заслуживающего внимания, мы так и не нашли. Это несколько обескуражило Карпика, которая ожидала от пролета весь джентльменский набор улик: луж крови, кастетов, стилетов, стреляных гильз и визитную карточку убийцы для полноты картины. Но поле гипотетической битвы оказалось абсолютно стерильным.

Карпик позволила мне выкурить еще одну сигарету и, пока я с наслаждением выпускала дым, принялась размышлять вслух:

– Главное у нас уже есть. Пуговица.

– Ценное приобретение. И что ты думаешь с ней делать?

– Сначала нужно выяснить, от чего она была оторвана.

– Интересно, каким образом?

– Будем следить за каждым. Кто во что одевается… Хорошенько ко всем присмотримся. Наверняка у него нет больше запасной… И пришить ее он не сможет.

Я улыбнулась и приподняла Карпику подбородок:

– Это спорный тезис.

– Почему?

– По разным причинам. Во-первых, я уже говорила тебе, – совсем не факт, что эта пуговица оказалась здесь вчера ночью. Во-вторых, если это действительно пуговица с пиджака убийцы – на минуту предположим такой вариант, – то нет никаких гарантий, что убийца уже не обнаружил потерю. Он мог спуститься сюда и попытаться найти ее…

– Но ведь нашли-то ее мы!

– Да. Следовательно, ее он не нашел. И потому спрячет пиджак куда подальше, наверняка этот пиджак у него не единственный. И спокойненько проходит все путешествие в другой одежде. Лично я бы поступила на его месте именно так. К сожалению, мы совершенно не были готовы к такому развитию событий.

– Ты имеешь в виду убийство, Ева?

Я помялась, а потом все-таки сказала:

– Да. Вряд ли преступник, для того чтобы убить кого-то, специально переодевался именно в этот пиджак. Следовательно, он носил его раньше, он носил его вчера. И мы могли его уже видеть. Мы просто не обратили внимания на эти пуговицы… Мы и не могли обратить на них никакого внимания. Так ведь, девочка?

– Да, – вздохнув, призналась Карпик. – Если бы я знала!.. За нашим столиком ни у кого нет такого пиджака. И этот твой гнусный Вадик был в джемпере…

И я услышала нотки сожаления в голосе Карпика: о, как бы она была счастлива, если бы оказалось, что кровожадным преступником был мой оператор. Или «эта сука Клио, фак ю». Тогда бы Карпик торжествовала, тогда ее глухая неприязнь к ним была бы полностью оправданна. Мне даже на секунду показалось, что Карпик и затеяла это сюрреалистическое расследование только для того, чтобы вывести этих двоих типов на чистую воду.

– Да. Вадик был в джемпере, а твой отец в пиджаке.

– Это совсем другой пиджак! – Карпик вспыхнула и даже сжала кулачки от негодования.

– Я знаю, – успокоила я девочку. – О нашем столике я знаю все. Но что ты скажешь относительно оставшихся четырех?

– Стол капитана отпадает. Они все были в своей форме, ты же помнишь. Они вообще все время ходят в форме. Или голые по пояс, – вспомнив моториста, Карпик совсем по-женски жеманно хихикнула. – Значит, остаются еще три стола.