Хрустальная ловушка

– Это запретная тема… Ты же видишь, с ней он даже помолодел.

– Я всегда говорил, что твой отец – удивительный человек. Держать в узде эту кобылицу потяжелее будет, чем концерном управлять.

– Хорошего же ты мнения о женщинах! – Ольга потрепала Марка по светлым мягким волосам.

– Не обо всех… Идем…

Она знала, что последует за этим: должно быть, отблески огня из камина будут хорошо смотреться на его теле – загорелом (солярий каждый понедельник, с восьми до полдевятого вечера) и хорошо тренированном (тренажерный зал два раза в неделю, вторник и пятница, с семи до восьми утра). Ольге всегда нравился запах его волос: в страсти этот запах приобретал сухой ванильный оттенок. Марк никогда не потел во время любви. Однажды, после бутылки коньяка, распитой на пару, Ольга имела неосторожность поделиться этим невинным наблюдением с Инкой.

– Я всегда говорила, что твой Марк – обыкновенная провинциальная шлюха, – подвела неожиданный итог она.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Ольга.

– Только шлюхи не потеют, когда трахаются.

– Ты думаешь?

– Моя старинная подруга, проститутка с Тверской, считает именно так. Шлюхи всегда остаются сухими, потому что на клиента им плевать, во время акта они заняты подсчетом денег и другими радостными мыслями…

– И что из этого следует?

– Только то, что не существует настоящей любви без, пардон, физических выделений. На твоем месте я бы сильно задумалась о природе его настоящих чувств к тебе, Лелишна…

Больше они на эту тему не заговаривали. Но дурацкая тирада Инки колом засела в Ольгиной голове. Она даже как-то спросила об этом Марка, очень ненавязчиво. Он смутился, но лишь на секунду. А потом рассмеялся и поцеловал Ольгу в голую грудь. Это был самый долгий и самый нежный поцелуй из тех, что он ей дарил.

– Я ведь слишком южный человек, кара. Я вырос там, где нет даже намека на воду. Сухой климат меня основательно подпортил, прости…

…А теперь он стоял позади Ольги и искушал ее каминным огнем, глазами, исполненными так знакомой ей страсти, напряженно сведенными руками.

– Пойдем, кара, – снова шепнул он.

Ольга всегда оттягивала момент соития – оттягивала настолько, насколько вообще его можно было оттянуть. Иногда ее хватало на несколько минут, иногда брачные игры затягивались, но то, что следовало за ними, было всегда одним и тем же: сумасшедшая, хотя и немного прагматичная страсть, всегда остающаяся чуть-чуть неутоленной. Ольге всегда хотелось соответствовать этой страсти – и именно в этом заключался прагматизм. Колодец невозможно вычерпать до дна, Ольга свято в это верила. Даже после двух с половиной лет супружеской жизни.

– Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, кара?

Они только что оторвались друг от друга, Марк поглаживал ее плоский живот и задумчиво смотрел на огонь.

– Что, когда я рожу тебе сына, у меня отвиснет грудь…

– Что ты! – Он тихонько засмеялся. – Я буду любить тебя любой… Нет, я совсем не то хотел сказать. Больше всего я боюсь, что ты когда-нибудь бросишь меня… Что однажды я стану ненужным тебе, покажусь тебе неинтересным, пресным…

Ольга положила пальцы ему на губы.

– Замолчи, пожалуйста… Я никогда тебя не разлюблю.

– Это меньше всего зависит от тебя, кара… В любви вообще ничего не зависит от нас самих.

Марк сжал ее в объятиях: прикосновения его сухого жесткого тела всегда сводили ее с ума, но теперь к страсти прибавилась тихая нежность. Это было совершенно новое ощущение, и несколько минут Ольга лежала, прислушиваясь к нему. А потом Марк встал, вышел в другую комнату и вернулся с двумя бокалами шампанского.

– За нас. И за наши горы, – сказал он, протягивая ей бокал.

Они выпили, и Ольга слегка поморщилась:

– Какой странный у него привкус.

– Да? – удивился Марк. – А по-моему, самый обычный… Ты просто давно не пила шампанского, кара…

– Может быть, – задумчиво сказала Ольга и отставила бокал. – Расскажи мне о своем брате.

– Он тебя заинтересовал, да?

– Человек с именем Иона не может не интересовать.

– Я так и знал, – Марк нахмурился.

– Это совсем не то, что ты думаешь.

– Вообще-то это имя должно было принадлежать мне. Ты знаешь, я всегда завидовал ему, я даже как-то раз устроил матери скандал: почему Ионой назвали этого сопляка, эту головешку, а не меня.

– И что она тебе сказала?

– Ты не поверишь! Если хотите, можете поменяться. Если, конечно, Иона согласится.

– Он не согласился.

– Он послал меня подальше со всеми моими притязаниями. Он уже тогда понимал, что это имя действует на девушек как красная тряпка на быка. Даже если они живут в затрапезной Туркмении.

– Он был недалек от истины.

– Еще бы! С таким именем никому и в голову не придет клеить шлюх и бегать за дешевыми индийскими презервативами в дежурную аптеку. Только возвышенные чувства и лепестки роз на подушке в первую брачную ночь.

– Очень романтично.

– Так же романтично, как и неправдоподобно.

– Он бабник? И покупает дешевые индийские презервативы?

– Понятия не имею…

– Но теперь-то ты не жалеешь об этом имени?

– Нисколько. Если бы меня звали Иона, я прожил бы совсем другую жизнь, стал бы работать спасателем в этом райском медвежьем углу и никогда не встретил бы тебя…

Часы на руке Марка запищали какой-то давно забытый колониальный гимн. Оба они – и Марк, и Ольга – вздрогнули. Ольга перехватила руку Марка и поднесла к глазам светящийся циферблат.

– Господи, два часа уже прошли!

– Неужели?