Ангелы смеются. «Один из многих»

Всё… Посмотри! Это только эхо… Жалкая горстка тех, для кого власть человека над человеком, власть – способ существования, а оборона от иноземцев это – «ВСЕ», это они, трусы и невежды, только что тебя приговорили, даже не они, их невежественный страх. Они «смотрят вдаль», «люди будущего», считают себя героями, как же, ценой жизни одного человека остановили целое «движение». Еще запишут свой «подвиг» для славы в поколениях!

А простые люди… Им всего лишь дали почувствовать страх перед иноземными захватчиками. И этот урок они не забудут. Как ни горько сознавать, этот страх всегда будет стоять поперек твоей вере на пути к их душам.

ПИЛАТ(смотрит на Каиафу, морщится):

Вышвырнуть его что ли?

ИИСУС(с улыбкой, прощается):

Когда придет время, он даже тебе «поперек» не станет.

Они будут делать как мы, идти туда, откуда грозит опасность и нести спасение «братьям» и «сестрам», а не врагам. Все мы дети Божьи…

ПИЛАТ смотрит тяжелым взглядом вниз, на площадь разбушевавшихся дикарей, внезапно напряжение в нем спадает, его охватывает внутренняя отстраненная заторможенность (встает, делает нервное движение, словно хочет стереть что-то липкое с руки):

Я слагаю с себя полномочия судить этого человека.

(говорит тише)

Не виновен в смерти его.

(уходя, себе)

Во что я впутался?!

(его снова охватывает какое-то внутреннее оцепенение, какое он чувствовал после сражения, проходя со своими воинами, весь в крови своей и чужой, среди трупов друзей и врагов, глядя в их мертвые лица, одинаковые перед лицом смерти)

Я умываю руки.

(слышится голос Каиафы)

КАИАФА(от хмеля шепчет уже неизвестно кому):

А что, когда целый народ скажет, «мы крещеные, мы не боимся», может быть и наступит Царство Небесное…

Пилат уходит подальше, омывает руки от крови, смотрит на них, не находит никаких изменений. Садится на каменную скамью, отстраненно.

Проходит время. Каиафа заходит к нему.

КАИАФА:

Нам нужны люди, чтобы сопровождать осужденных к месту казни.

ПИЛАТ(устало):

Что тебе еще, Каиафа? Они у вас есть.

КАИАФА:

Во время казни осужденным дают особое питье, чтобы облегчить их страдания.

(Пилат морщится. Затем делает движение, словно ищет кого-то)

Их уже увели.

(Уходит. Спускается по лестнице, останавливается, не знает, куда ему идти. Говорит, не слыша собственного голоса, неизвестно кому, в пространство)

Достаточно ли одной человеческой жизни?

Вопрос в том, что все мы слепо мечемся каждый по своему кругу одновременно…

Сколько созданных нами «кругов» должны обратиться в созданную нами «цепь», чтобы все это прекратилось?

На что тогда сама жизнь, память, память в поколениях?

И кто увидит триумф человека, созданного по образу и подобию Бога?

(Чувствует тягучую неприкаянную тоску обреченного, лестница расплывается у него перед глазами. Слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись», оглядывается)

Иисус… это ты?

(Снова слышит голос Бога: «Возлюбленный сын мой, приди ко мне и очистись»)

Пилат идет к тому месту, где должны быть заключенные. Там никого нет, кроме его посыльного.

ПОСЫЛЬНЫЙ:

Он велел передать: «Все мы во власти Божьей».

(тайком осеняет себя крестом перед Богом, поспешно уходит)

Пилат снова погружается в оцепенение, возвращается к источнику, в котором омыл руки, садится на скамеечку, сидит неподвижно.

Проходит несколько часов, Пилат сидит на том же месте, прибегает посыльный.

ПОСЫЛЬНЫЙ:

Он медлил, сразу не стал пить. По-моему, говорил с Богом. Потом согласился, мы помчались за питьем, дали ему.

По-моему, он умер…

ПИЛАТ(отворачивается):

Он был особенным человеком.

Называл меня «братом» …

Я видел его в самые тяжелые дни, только грусть и какая-то непостижимая уверенность в каждом человеке.