Принцесса на горошике

Пук: Я здесь только пью, мне пора домой, там дедушкин бизнес…

«Эйнштейн», предчувствуя, но не верит: Бросаешь дело, «Соломон»?

Пук: Конфеты – убыточное предприятие, сырьё дорого, ну а дурные память дедушки не позволит – вишь вензеля какие, царские, а под ними – дерьмо, что ли… Нет уж, воровских конфет России от нас не будет, может кто из нашего рода в следующем веке вернётся сюда, нас то семеро – братьев, да только Семейка в честь деда и прадеда – я один, вот и принесло – нелёгкая.

«Эйнштейн»: А мне – крышка, разорился я на твоём пребывании, всё тратился, на авансы рассчитывая, вот весь и вышел…

Пук: У меня не разоряются – это же наша деловая честь. «Челнока» я честным словом делового человека с точки снял, вот и развивай его дело, китайские шмотки, на наш век – прокормят, на «кордебалет» тоже хватит, с цыганами в другой раз апартаменты так шикарно не снимай, чтобы двенадцать девок шампусик глушить не потерялись.

«Эйнштейн»: Ну вот я и докатился до китайских шмоток… Поделом!

Пук: Ну это ты брось. Ты теперь – фигура. Рынок твой – монополия.

«Эйнштейн», оживляется радостно: Ни хрена себе! Размах царский у африканцев… А что теперь с контрактом делать? Я за тебя брачный контракт подписал – по Доверенности, пока ты утончённо страдал. Варька пришла, паспорт она сегодня получила, две подписи – тебе на конфетки – семейные чтобы, как загадывал – Шереметьевские.

Пук: Вот хваткая девчонка! Чертёнок. Я же её просил извинения мои передать, за то, что на деньги жениться – совестно в глаза смотреть. А она мне фамилию за это! Графиня – на горошике, зелёном. А ты ей пришли наши экземпляры, контракт не в ЗАГС, да не венчание, пусть балуется с ним, 16-ть лет – ещё не доросла до понятия.

В квартиру Шереметовой и Пупкова с утра звонок от «Челнока»: он приглашает явиться в офис, на службу, по Трудовому договору, Книжка трудовая.

В офисе челночницы гудят об отъезде Пука весело, Шереметовой: Из-за границы с вензелями на всём принц явился, а ты – принцесса на горошике… И не влюбилась! И не поженились! А принц – присох. Бухгалтер Пётр Борисович Пупков, да менеджер по закупкам Анора Петровна Шереметова – чьей страны то предприятие. Кенийское? Ты нам скажи, от чего – Пупок на Пук «графине» выпадает, а дочка родная папке не «пупок», не Пуп земли, и не пупочек… а уж получается и будет вторая «графиня» – язви тя!

Смеху, да веселья – весь первый рабочий день, кончен, Шереметова с мужем довольная. Дома их встречает растерянная Варька.

Варька: Он мне всё вернул, представляете! Альбертик. Главное дело – я бизнес выбила, я офис выбила, контракты, трудовые книжки… За фамилию ему. А он смылся – муженёк. Вот паспорт то – вот он бизнес!

Шереметьевы – ещё как в цене! А вы думаете – это только начало! … Гляди ещё дворянские собрания вернуться. Вы-со-чай-шие! Челнок.

Шереметова и Пупков застыли – закачаешься тут, с туманом в глазах глядят на паспорт и контракт, соображают, что гибель не выгорела, и вмиг чертёнок веселья захватывает их души, они нервным весельем разбегаются каждый к своему уголку достать Варьке подарок – это на 16-й День Рождения, такое бывает лишь раз в жизни – первый паспорт! Объяснять девчонке в праздник – ну уж нет, пусть ещё чуть-чуть дорастёт, даже бандитские морды позволяют. Звонок в дверь. Доставка. Вносят букет Варьке – он из нежных экзотических цветов, белый как облако, коробку конфет длиннющую – едва протиснули и вот теперь она на всю комнату, заняла место – «Шереметьевские», это Анюте.

Пупков и Шереметова пытаются скрыть слезинки в глазах – это же единственный Варькин букет, больше никогда ей не подарят такого восхищения, подрастёт, войдёт в разум – а цветов нет.

Шереметова, на конфеты: Да что же это?!…

Варька: Это Пук! Альбертик не сподобился бы сам, он уж слишком деловой – на образец единственный вензеля напихали, что блох.

Шереметова: Да что же он – припадочный, этот падучий?! Да вот и конфеты длиной в квартиру… Пук! Мне дурно… Я как будто во сне эту неделю была, а теперь на меня этот жуткий Пук обвалился. Я же не смогу их есть! Конфеты – для Пука… Это сон какой-то глупый!

В апартаментах все прощаются с Пуком, почаще приглашают заезжать в Столицу – щедро платит, банда благообразная – так чем не надежда и опора общества – вензеля на бархате уже есть.

Уборщик, бывший «зэка» успел к Пуку до отъезда: Стой! Слушай, Семейка: Стукалов – адаптированный перевод твоей фамилии будет, чтобы «русскими» писать – так на коробку давай напишем «Семейка Стукалов» – или прозвище, братва, ты же знаешь, на кликуху враз как среди братков – восстановят, хоть из Китая вернись, по-научному для Европы как говорят – адаптирует перевод, а что – кликуху: «Стукал». Puk – Стук, ну так – Стукал!

Пук обнимает его растроганный участием друга и прощается: Не пойдёт. Конфеты стукать не будем… И конфетами. Я – стукал.

Аэропорт Шереметьево. Пук с Мэрилин и Лаймой, а банда идёт чинно за ними самым благообразным образом – в самолёт.

Вот уже Мэрилин и Лайма спихивают с себя Пука, и он скрывается из виду, в самолёте, банда чин чином уже давно в самолёте – ждут.

Мэрилин и Лайма отступают провожающими, глядя уже издали на иллюминаторы, Мэрилин внезапно срывается и злобно в них тычет кулаком – ну и намучилась от эскорта, вот гневный кулак ткнул. Пук их прямо к трапу дотащил за собой, за деньги – всё.

Трап отъезжает, Мэрилин и Лайма свободны, вот уже и самолёт от них вдали, но они от чего-то всё смотрят вслед как привязанные, тут им обоим кажется, что Пук показался в иллюминаторе и к ним его широкая добродушная улыбка русака, палец по стеклу – напишу! Лайма отчаянно машет рукой на «напишу!» – Чао! Чао! Мэрилин расплакалась и всё что-то выговаривает Пуку – что же ты, что же ты, приехал-уехал, бросил, все бросают, и детей нет…

На квартире Шереметовой готовится праздник – День Рождения, Анюта и Варька возятся избавляться от коробки Пука, она всем мешает накрывать на стол – вот бы её…

Пупков, выходит из кухни с бутылочкой за спиной: Девочки, давайте помянем Бяка! Он сейчас в воздухе…

Из-за спины он сюрпризом достаёт царскую водку «Бяка», пил бы и пил, чистая как слеза – улыбается Пупков, крепость – все 40%.

Анюта и Варька, увидев бутылку – Пук травился, вот чуть не сдох:

– БЯ-Я-Я…!!!!

Помянули.

Анна Петровна Шеремет просыпается в своей постели и не может надивится глупому сну – «графиня», челночница, Кения, бандит… с ненормальным сопровождением пребывания «эскорт» – ух, гадким… Челнок – это же из лексикона спекулянтов что ли – «Фитиль» небось.

Пётр Борисович готовит завтрак на кухне, аромат жареной яичницы поднимает Анну Петровну с постели, дочка Варвара уже встала. На дворе 1988-й год, Анна Петровна и Пётр Борисович идут на работу, они оба инженеры и работают на одном заводе, Варваре 15-ть лет, она ещё школьница, хорошо учится – будет до 10-го класса, чёртик и страшная выдумщица, но уже решила твёрдо – избрать профессию родителей, уж за дочь то они спокойны – с их профессией стабильность и благополучие не свернёшь с пути. Заводы всегда нужны, заводы не закрываются как конторы высмеянных киножурналом «Фитиль» бюрократов. Анна Петровна щурится, вспоминает, что будто Варвара вчера на ночь дурачилась о глупых фамилиях и все смеялись… так весело, ишь как её забрало на глупости перед самым то сном… но «дворянское собрание» и покупка фамилии для конфет – ну вот приснится же чушь такая глупая, именных конфет у нас не бывает – ну Белочка… «Красный октябрь» конфеты… это же надо – конфетами стукал! Нет, смех-смехом, а ночь перевозбуждаться вредно!

Но это же надо – её фигуру назвать «першерон», за такие сны надо сажать на 15-ть суток – как за хулиганство! И это же надо – назвать Петра Борисовича «язвой» – не предвещало о здоровье! Вот до сих пор дурное чувство – будто сон в «Королевство кривых зеркал», но только для взрослых. «Слава аллаху» – СССР не Кения какая-нибудь, чтобы с карты мира исчезнуть, в «Зазеркалье», вот Кению захватит Эфиопия и всё – нет Кении… Есть Кения – нет Кении, никто и не заметит – всё Африка, а СССР – вот сила! И на том «Аминь!» – «как это…» правоверные говорят… в Эфиопии.