– Ну потерпи, подружка, немного. До прихода мамули.
Когда Сан не хотела, на руках её ничего не могло удержать, даже поцарапать могла, но Андрей лишь обращал внимание на то, как кошка извивается, как ей неприятно быть в руках, и отпускал. Та терпит своё поражение и с заносчиво поднятым хвостом принимает.
Андрей проверяет телефон, но не видит сообщений от мамули. Там и до прихода её недалеко, так что можно обождать, сказать с порога. Объятие она не подарит, улыбку из закромов не достанет, но скажет что-нибудь подарочное.
Только стоит ключу заскрипеть в замочной скважине, как Андрей подпрыгивает и вместе с Сан семенит к двери. Чуть не сталкиваются, но Андрей равновесие удерживает, уже привыкший к этой игре: «Кто будет первым». Кто первым увидит мамулю, кто первым посмотрит в её уставшие глаза, кто первым заметит пластырь на руках или забинтованный палец, который она ненароком порезала о тёрку.
– Привет, мам! – кричит в чувствах Андрей, стоит двери открыться, а мамуля вздрагивает, роняет связку ключей. Та бренчит и крякает о тишине. Тишине в квартире, зале, душе.
Андрей не думая бросается вперёд, хватает ключи и поднимает их, и только потом смотрит на мамулю с пола. Та готова бежать, в подъезд, на работу, снова браться за посуду, шпарить руки в кипятке.
– Я закрою. – Андрей отскакивает назад, прижимает к себе ключи и освобождает мамуле пространство, только бы она не ушла никуда, не передумала, не испугалась. Перенервничал и слишком близко к ней приблизился.
Мамуля неуверенно заходит, словно и не в свой дом вовсе, словно она в страшном притоне, где валяются грязные матрасы, ломанные шприцы и иглы, обугленные ложки и стаканчики. Осматривает с осторожностью место, как никогда Сан не обнюхивала новые фрукт, который Андрей нашёл в продуктовом и решил купить для мамули, показать Сан – та не была вегетарианкой, но считала своим долгом допустить каждый купленный товар до кухни.
Мамуля медленно стягивает потрёпанные балетки, а из-под копронок виднеются всё новые и новые красные мозоли и серые пластыри. Андрею жалко на мамулю смотреть. Когда он получит первую зарплату, купит ей новую обувь, потом обновит ей гардероб, поменяет всё постельное бельё в квартире, которое он помнит с далёкого детства, когда ещё и помнить ничего не должен был. Он много чего сделает для мамули, её не касаясь. Она сама всё увидит, сама поймёт, что её ребёнок теперь взрослый и самостоятельный, и улыбнётся, что такого воспитала.
Сам в сторону отходит, чтобы она в комнату свою прошла, и закрывает дверь. Ключи её вешает на крючок. Дожидается её на кухне, где Сан уже чавкает своим влажным кормом и довольно крутит хвостом по часовой стрелке, ударяя им непроизвольно по полу.
Мамуля тянется, как тень на закате, в старом потрёпанном розовом халате, щурит глаза, как от солнца, которого нет, а потом глядит на сына.
– Мам, – он улыбается счастливее, – я завтра на стажировку иду. – Удерживает свои чувства, чтобы не обваливать их на свою мамулю, которая, казалась, упадёт, стоит услышать ещё одно громкое слово. Но Андрей такого сегодня уже не скажет. Мамуля устала, слишком устала от работы, которая тянется день ото дня.
– Да? – выдыхает она с облегчением. – К тому мальчику? Матвею?
– К нему! – Андрей чуть ли не прыгает, но заставляет себя сидеть на месте. – Он позвонил – сам позвонил, представляешь? Я думал, его секретарь позво?нит, скажет, что нужно, а он сам, представляешь?
Мамуля кивает еле-еле, трогает себя за лицо, расправляет морщинки засевшие, как грязь в коже.
– У тебя, получается, теперь его номер есть?
– Ну… – Андрей и задуматься не успел об этом. – Наверное, это его рабочий номер. Не стал бы он звонить мне с обычного, да?
– Д-даже если рабочий… – Мамуля опускается к повязанному бантиком поясу. – М-можешь дать мне его? Я бы… хоть звонила… звонила узнать, как ты… Я бы не стала, – оправляет мамуля плечи, – звонить по всякой мелочи. Только если важное. И ты… т-ты же сам мне пишешь… Для крайнего случая…
– Да… – Андрей сам и не замечает, как это говорит. – То есть… да, это логично. Сейчас возьму телефон…
Он ждёт, когда мамуля отойдёт от дверного проёма и только потом встаёт, чтобы не задеть её, не вломиться в её личное пространство, которое она с таким упорством защищала. Принёс, продиктовал, сам добавил к себе в контакты. Даже если рабочий, с ним можно поговорить, но мамуля верно заметила, по мелочи не стоит, только по важным делам. Самым важным.
– Т-ты уже покушал? – спрашивает она.
Андрей жалеет, что думал именно о Матвее Григорьеве в этот момент. Голос мамули звучал тихо, он его почти не разобрал.
– Давно ел… Я поем с тобой?
Она лишь кивает и достаёт кастрюлю. Знает, как накладывать: сыну в два-три раза больше, чем самой себе. Ест мамуля катастрофически мало, но на замечания и беспокойства она говорила, что её телу больше и не нужно. Ест больше, будет мутить, тошнить, она этого не хочет, пусть сын поест побольше, ему это нужнее, его звёздам это необходимо.
– Т-ты и тортик ешь, – говорит мама, клюя картошку, – я не б-буду… много мне этого. Да и от усталости… не очень хорошо.
– Полежи тогда потом, мам, хорошо?
Та лишь безучастно кивает и продолжает ковыряться в еде, а Андрей смотрит на её токую фигуру, собирая на лбу морщины. Не может он так спокойно на неё смотреть, понимать, что ей плохо и он ничего не может с этим поделать.
Посуду сам вызывается мыть, мамулю отправляет лежать в кровати, но перед тем, как уйти, мамуля роняет:
– Удачи тебе…
Андрей схватывает слова, прижимает их к сердцу, но не находится даже с прозаическим «спасибо». Сан мяукает под ногами, знает, что эта «удача» стоит слишком многого.
Первый день стажировки полон путешествий на лифте, ходьбы по коридорам и чтения табличек с именами и должностями. Их Андрей фотографирует себя, хоть и без смысла, без осознания того, что потом снова откроет и будет их перечитывать. Игорь – помощник Матвея, который сидел в кабинете перед кабинетом самого Матвея, скинул достаточно много файлов, в которых была и эта информация: множество имён, множество людей, которых Андрей, возможно, никогда не увидит.
У помощника Матвея трекера на руке не было: ни белого, ни прозрачного, ни такого, который теперь был у Андрея. Он был обычным человеком. У многих людей в «Орионе» трекеров не было, наоборот, все они были не-Звёздами, которые решили помочь Звёздам функционировать в этом обществе: работать в отделе кадров, на ресепшене, в финансовом отделе, в столовой… Андрей улыбался, когда не обнаруживал браслетом на запястьях, и в нём разливалась солнечная благодарность. Как и его друзья, эти люди были за Звёзд, за альф, омег, за то, что общество меняется, за то, что люди бывают настолько разными, что ради них нужно создавать целые государственные службы.
По пути домой Андрей завалил чат с друзьями, который они скромно наименовали «СуПеРлЮдИ!», фотографиями «Ориона» и тем фактом, что его директор не Матвей Григорьев.
Вася:
Ты не знал???
Он же за Пояс
А начальник там какой-то дядька
Андрей:
НЕ ЗНАД
Я ДУМАЛ
ЧТО
МАТВЕЙ
В СМЫСЛЕ
Аня:
Чей-то мир сейчас слмоался
Ангелина:
пазхпзхапзха
андрей как всегда
ты бы хоть прочитал чтобы не стыдиться
Алина: