Детоубийцы

Донъ Хоакинъ приготовилъ ружье, въ ожиданiи перелета птицъ съ одного конца густого тростника на другой.

«Тонетъ, заверни немного», приказалъ старикъ.

И Кубинецъ изо вс?хъ силъ погналъ шестомъ лодку, чтобы обойти заросль и ударами до тростнику поднять птицъ, и заставить ихъ перелетать съ одного конца тростника на другой.

Минутъ десять кружилъ онъ. Когда онъ вернулся къ д?ду, донъ Хоакинъ уже стр?лялъ въ птицъ, въ смятенiи перелетавшихъ открытое пространство, ища оеб? новое уб?жище. То и д?ло показывались курочки въ водяномъ проход?, свободномъ отъ тростника. Посл? минутнаго зам?шательства, он?, одн? вплавь, другiя влетъ, проходили черезъ проходъ и въ тотъ же моментъ ихъ застигалъ выстр?лъ охотника.

Въ этомъ узкомъ м?ст? стр?лять можно было нав?рняка, и донъ Хоакинъ испытывалъ удовлетворонiе искуснаго стр?лка, видя ловкость, съ которою онъ клалъ одну штуку за другой. Искра бросалась вплавь, вытаскивая еще живыхъ птицъ, и торжествующе приносила ихъ охотникамъ. Ружье дядюшки Голубя не оставалось въ безд?йствiи. Старикъ до своей привычк? старался польстить тщеславiю клiента, незам?тно стр?ляя въ птицъ. Когда онъ вид?лъ, что птица готова улизнуть, онъ убивалъ ее, ув?ряя буржуа, будто тотъ уложилъ ее.

Хорошенькiй чирокъ прошелъ вплавь, но едва донъ Хоакинъ и дядюшка Голубь усп?ди выстр?лить, онъ уже скрылся въ осок?.

«Раненъ!» закричалъ старый рыбакъ. Охотникъ былъ разсерженъ. Вотъ досада! Онъ издохнетъ въ тростник? и его не достанешь.

«Ищи, Искра, шци!» закричалъ Тонетъ собак?. Искра спрыгнула съ лодки, бросилась въ чащу, и только слышался трескъ тростника, раздвигавшагося передъ нею.

Тонетъ улыбался, ув?ренный въ усп?х?: собака принесетъ птицу. Но д?дъ обнаруживалъ н?которую неув?ренноеть. Этихъ птицъ ранишь въ одномъ конц? Альбуферы, а он? перелетаютъ на противоположный, чтобы тамъ умереть. Собака къ тому же стара, какъ онъ самъ. Въ былыя времена, когда С ахаръ ее купилъ, она еще кое?что стоила, но теперь нельзя уже полагаться на ея чутье. Тонетъ не обращалъ вниманiя на зам?чанiя д?да, только повторялъ:

«Вотъ увидите!.. Вотъ увидите!..»

Слышно было, какъ то ближе, то дальше собака шлепала по тин?, и они въ безмолвiи утренней тишины, сл?дили ва ея безконечными эволюцiями по треску тростника и шелесту осоки, ломавшихся подъ натискомъ животнаго. Черезъ н?сколько минутъ ожиданiя она появилась, разочарованная, съ печальными глазами, съ пустыми зубами.

Старый рыбакъ торжествуюiце улыбался. Что говорилъ онъ?.. Но Тонетъ, видя, что надъ нимъ см?ются, выругался на собаку, грозя ей кулакомъ и не пуская въ лодку.

«Ищи! Ищи!.. приказалъ онъ снова, б?дному животному.

Собака вновь бросилась въ тростникъ, неув?ренно махая хвостомъ.

«Она найдетъ птицу», утверждалъ Тонетъ, вид?вшiи и не такiе еще подвиги собаки.

Вновь послышалось шлепанье собаки въ водяномъ л?су. Она бросалась изъ стороны въ сторону въ большой нер?шительности, не в?ря, повидимому, въ свои безпорядочныя рысканiя и, боясь показать себя поб?жденной неудачей. Всякiй разъ какъ она подплывала къ лодкамъ, поднимая голову изъ тростника, она вид?ла кулаки своего хозяина и слышала грозное «ищи!»

Н?сколько разъ, она повидимому нападала на сл?дъ и наконецъ скрылась такъ далеко, что уже не слышно было ея шлепанiя въ вод?.

Далекiй лай, н?сколысо разъ повторенный, вызвалъ улыбку на лиц? Тонета. А, что? Его старая спутница, можетъ быть, и стала тяжел?й на подъемъ, но ничто не скроется отъ нея.

Очень издалека снова донесся отчаянный лай собаки. Кубинецъ свистнулъ.

«Сюда, Искра, сюда!»

И опятъ послышалось шлепанiе, приближавшееся съ каждой минутой. Собака пробиралась впередъ, ломая тростникъ и траву, съ шумомъ поднимая воду, наконецъ появилась съ какимъ?то предметомъ во рту, плывя съ большими усилiями.

«Сюда, Искра, сюда!» продолжалъ кричать Тонеть.

Она подплыла къ лодк? д?да, и охотнивъ, словно молнiей пораженный, закрылъ глаза рукою.

«Святая Д?ва!» простоналъ онъ, и ружье выпало у него изъ рукъ.

Тонетъ вынрямился, съ безумнымъ взглядомъ, трясясь вс?мъ т?ломъ, словно ему неч?мъ стало дышать. У борта своей лодки онъ увид?лъ свертокъ съ тряпьемъ, изъ котораго торчало что?то синее, студенистое, покрытое пiявками; маленькая, распухшая, безобразная, почерн?вшая голова, съ глазными впадинами, съ повисшимъ у одной изъ нихъ глазнымъ яблокомъ. Все это было такъ отвратительно, издавало такой отвратительный запахъ, что казалось вода и все пространство сразу потемн?ли, словно средь б?ла дня на озеро спустилась ночь.

Онъ поднялъ шестъ об?ими руками и ударилъ имъ съ такой страшной силой, что раздался трескъ разбитаго черепа собаки и б?дное животное, испустивъ вой, исчезло въ водоворот? съ своей добычей.

Зат?мъ, посмотр?въ безумньми глазами на д?да, ничего не понимавшаго изъ того, что произошло, на б?днаго донъ Хоакина, казалось, уничтонсеннаго страхомъ и, безсознательдо работая шестомъ, стр?лою бросился по вод?, словно призракъ угрызенiй сов?сти, забытый уже въ теченiе нед?ли, снова воскресъ и погнался за нимъ, впиваясь въ его спину неумолимыми когтями.

X

Онъ плылъ недолго. Въ?хавъ въ Альбуферу, онъ увид?лъ недалеко н?сколько лодокъ, услышалъ крики людей, ?хавшихъ въ нихъ. Онъ чувствовалъ непреодолимую потребность спрятаться. Ему было стыдно, какъ челов?ку, вдругъ очутившемуся голымъ предъ взорами постороннихъ.

Солнце причиняло ему боль; громадная поверхность озера приводила его въ ужасъ; ему хот?лось укрыться въ какой?нибудь темный уголъ, никого не вид?ть, ничего не слышать, и онъ снова бросился въ тростники.

Онъ проплылъ недалеко. Носъ лодки вдругъ застрялъ въ тростник? и несчастный, бросивъ шестъ, упалъ плашмя, охвативъ голову руками. Птицы надолго замолкли, замеръ шумъ въ тростникахъ, словно жизнь, скрытая вь нихъ, он?м?ла отъ ужаса предъ этимъ дикимъ ревомъ и судорожными рыданiями, напоминавшими предсмертное хрип?нiе.

Несчастный рыдалъ. Съ т?хъ поръ, какъ онъ вышелъ изъ своего оц?пен?нiя, д?лавшаго его совершенно безчувственнымъ, преступленiе стояло передъ нимъ, какъ будто онъ только что совершилъ его. Какъ разъ въ тотъ моментъ, когда казалось, онъ навсегда забудетъ о своемъ злод?янiи, какая?то роковая сила снова вызвала его, снова показала его ему, да еще въ какомъ ужасномъ вид?!..

Угрызенiя сов?сти пробудили въ немъ родительскiй инстинктъ, умершiй въ ту роковую ночь. Объятый ужасомъ, онъ вид?лъ свое преступленiе во всей его жестокости. Это т?ло, брошенное на съ?денiе гадамъ озера, было его собственною плотью, эти пеленки, въ которыхъ жили черви и пiявки, были плодомъ его ненасытной страсти, его любовныхъ восторговъ въ безмолвiи столькихъ ночей.

Ничто не смягчало его страшнаго преступленiя. Онъ не могъ уже подыскать оправданiй для своего существованiя. Онъ негодяй, недостойный жизни. Сухая в?твь отъ дерева Голубей, всегда прямого и сильнаго, грубаго и дикаго, но здороваго въ своей нелюдимости. Дурная в?твь должна исчезнутъ.

Его д?дъ им?лъ полное основанiе презирать его. Отецъ, его б?дный отецъ, котораго онъ считалъ теперь великимъ святымъ, им?лъ полное основанiе оттолкнуть его отъ себя, какъ гнилой отпрыскгь. Несчастная Подкидышъ, несмотря на свое позорное происхожденiе, им?ла большее право считать себя дочерью Голубя, ч?мъ онъ себя его сыномъ.

Что онъ сд?лалъ въ теченiе своей жизни. Ничего! Вся его воля была направлена лишь къ тому; чтобы изб?гать труда. Несчастный Пiавка, несомн?нно, былъ лучше его; одинъ на б?ломъ св?т?, безъ семьи, безъ потребноетей, в?чный бродяга, онъ могъ жить безъ д?ла, кахъ беззаботная птица. А онъ, обуреваемый безпред?льными желанiями, эгоистически уклоняясь отъ обязанностей, захот?лъ быть богатымъ, жить не работая, и для этого избралъ извилистый путь, пренебрегая добраыми сов?тами отца, предвид?вшаго опасность. Недостойная л?ность привела его къ преступленiю.

То, что сд?лалъ онъ, приводило его въ ужасъ. Пробудившаяся сов?сть отца мучила. его, но его терзала бол?е глубокая, бол?е кровоточивая рана. Мужская гордость, желанiе быть сильнымъ, властвовать надъ людьми своею см?лостью, заставляли его выносить жесточайшiя муки. Онъ предвид?лъ наказанiе, каторгу, и кто знаетъ, можетъ быть, даже эшафотъ, посл?днiй апо?еозъ челов?ка – зв?ря. Онъ готовъ былъ принять все это, но заi д?янiя, достойныя сильнаго челов?ка, за ссору, за убiйство въ борьб?, когда обагряютъ руки въ крови по самые локти съ дикимъ безумiемъ челов?ка, превратившагося въ зв?ря. Но убить новорожденнаго ребенка, у котораго не было никакой зашиты, кром? плача? Сознаться передъ вс?мъ мiромъ, что онъ, надменный храбрецъ, старый солдатъ, чтобы стать злод?емъ, отважился только убить беззащитнаго ребенка – своего собственнаго сына!

И слезы безудержно лились по лицу его и больше, ч?мъ отъ угрызенiй сов?сти, онъ страдалъ отъ стыда за свою трусость, отъ презр?нiя къ своей низости.

Среди мрака его мыслей, св?тлой точкой блеснула н?которая в?ра въ себя. Онъ не такъ уже дуренъ. Въ немъ течетъ добрая кровь его отца. Его преступленiемъ былъ эгоизмъ, слабоволiе, боязнь борьбы за сушествоваiнiе. Истинно злой была Нелета, это высшая сила, опутавшая его, этотъ жел?зный эгоизмъ, подчинившiй его себ?, окутавшiй его, словно плотно облегающая т?ло одежда. Ахъ! Если бы онъ никогда не зналъ ея! Если бы онъ, вернувшись изъ странъ далекихъ, не встр?тилъ глубокаго пристальнаго взгляда этихъ зеленыхъ глазъ, казалось, говоривщихъ: «возьми меня; я богата; я осуществила мечту моей жизни; теперь только тебя не достаетъ мн?…»

Она соблазнила его, столкнувъ во мракъ. Эгоистичная и жадная – она воспользовалась его любовью и довела его до преступленiя.

Чтобы сберечь н?сколько крохъ своего благосостоянiя, она не задумалась ни на минуту и бросила родное дитя, а онъ, сл?пой рабъ, осуществилъ ея замыселъ, уничтоживъ свою собственную плоть.

Какимъ жалкимъ представлялось ему его собственное существованiе! Древнее преданiе о Санч? смутно пронеслось въ его памяти, эта легенда о зм??, съ давнихъ временъ передававшаяся изъ покол?нiя въ покол?нiе среди жителей береговъ озера. Онъ былъ похожъ на пастуха легенды. Онъ ласкалъ зм?йку, когда она была еще маленькой, кормилъ ее, согр?лъ ее тепломъ своего т?ла; вернувшись съ войны, онъ съ изумленiемъ нашелъ ее выросшей, похорош?вшей, а она н?жно обвилась вокругъ него и въ роковыхъ ея объятьяхъ онъ нашелъ смерть.

Его зм?я жила въ деревн?, какъ зм?я пастуха въ дикомъ л?су. Эта Санча изъ Пальмара, сидя въ трактир?, задушила его безжалостными кольцами преступленiя.

Ему не хот?лось возвращаться въ мiръ. Онъ не могъ жить среди людей; не могъ смотр?ть на нихъ; ему повсюду будетъ мерещиться уродливая, распухшая чудовищная голова съ глубокими глазными впадинами, разъ?денными червями. И при одной мысли о Нелет? кровавой дымкой застилались его глаза, и, среди мукъ раскаянiя, поднималось преступное желанiе, безумная жажда убить такъ же и ту, которую теперь онъ считалъ своимъ неумолимымъ врагомъ… Но зач?мъ это новое преступленiе?

Среди этого уединенiя, вдали отъ взоровъ людскихъ, онъ чувствовалъ себя лучше и зд?сь хот?лъ бы успокоиться на в?ки.

Къ тому же въ глубин? души его, со всею силою эгоизма, главной страсти его существа, поднялся всепоглощающiй страхъ. Можетъ быть, сейчасъ новость о страшномъ происшествiи распространилась уже въ Пальмар?. Д?дъ его будетъ молчать, но тотъ постороннiй, прибывшiй изъ города, не им?еть никакого основанiя хранить молчанiе.

Его найдутъ, уличатъ, явятся лакированныя трехуголки изъ уэрты Русафы: онъ не вынесетъ ихъ взглядовъ, не сможетъ солгать; онъ признается въ своемъ преступленiи, и его труженикъ отецъ, съ своей чистой душой, умретъ отъ стыда. Но даже, если удастся ложью спасти свою голову, какая ему польза? Вернуться снова въ руки Нелеты, чтобы она опять обвила и задушила его въ своихъ зм?иныхъ объятьяхъ?.. Н?тъ! Все кончено! Да, онъ дурная в?твь, и она должна упасть. Н?тъ смысла продолжать вис?ть мертвой в?ткой на дерев?, парализуя его жизнь.

Онъ пересталъ плакать. Наивысшимъ напряженiемъ воли, онъ вышелъ изъ своего мрачнаго оц?пен?нiя.

Ружье Сахара лежало на носу лодки. Поднявъ его, Тонетъ посмотр?лъ на него съ иронiей! Какъ бы расхохотался трактирщикъ, если бы вид?лъ его! Въ первый разъ паразитъ, разжир?вшiй въ его дом?, хочетъ употребить взятую у него вещь для настоящаго д?ла. Съ спокойствiемъ автомата онъ снялъ обувь, далеко отбросивъ сапоги, взвелъ оба курка, разстегнулъ блузу и рубашку, наклонился надъ ружьемъ и уперся голой грудью въ его два ствола.

Босая нога тихонько опустилась вдоль приклада, ища собачку, и отъ двойнаго выстр?ла тростникъ содрогнулся такъ, что со вс?хъ сторонъ поднялись птицы, уносясь въ безумйомъ страх?…