Богато царство Балака[5 - Балак – (др. евр.) Праздный] и народ моабитский. Красивы дворцы его, мудры учёные мужи, знающие множество тайн, а женщины же прекрасны! Храмы Баала[6 - Баал (Ваал) – (др. евр.) Хозяин, владыка. Один из коренных божеств у множества народов Месопотамии, семитских племён. Являлся богом Солнца, неба, войны, громовержцем.] и Ашеры[7 - Ашера (Астарта, Иштар) – Богиня плодородия, дождя, луны.] полны всякого добра, стены городов одеты в камень и возвышаются над домами. Потомки великих людей живут в городах тех. Прекрасна и столица, славный город Дибон. Колонны дворца вздымаются вверх и, кажется, подпирают само небо. Много во дворце царя Балака, сына Ципфора, золота и серебра, а простой кубок или кувшин стоят дороже вола. Воины, охраняющие дворцы и храмы, одеты в сияющие доспехи, но не воинами славен Моаб. Славен же он богатствами, что стекаются в царство и остаются там, как вода во время дождя, достигая Иордана, попадает в море. Вечный праздник царит во дворце Дибона! Пиры да веселье правят там, вино течёт рекой и нет недостатка в яствах, а хмельные красавицы услаждают взор гостей.
Красивы города Моаба! Зиккураты[8 - Зиккурат – Храм в виде ступенчатой башни.], ступенями уходящие в небеса и жертвенные алтари служат предметом зависти у соседних народов. Достоинство жрецов перед людьми неоспоримо, как и их сакральная связь с Баалом и Ашерой, кои являются защитниками народа сего.
* * *
В праздных пирах проводил свои дни правитель Моаба – Балак. Дела государства заботили его всё меньше. «К чему быть царём, если у тебя нет времени выпить доброго вина?» – шутил он часто. Подданные смеялись над его шутками и вторили царю, всячески пытаясь угодить. Всех, кто докучал царю «докладами, навевающими лишь печаль да беспокойство», он отдалил от себя, оставив только тех, кто умел распорядиться на пиру своим временем.
Единственным, кого царь не смог заменить, был командир его армии Цеф[9 - Цеф – (арам.) Скала, камень]. Старый солдат, который прошёл не одну битву и служил ещё при отце Балака – Ципфоре. Никто из иных подданных не желал, да и не смог бы командовать воинами, ибо ратное ремесло – дело не только опасное, но и тяжёлое. Даже в мирное время следить за грубыми солдатами, держа их в повиновении, было сложно – это требовало от командира много времени и трудов.
На пирах же Цеф бывал недолго, только чтобы почтить своего царя. После чего удалялся, ибо разнузданное и легкомысленное веселье не приходилось ему по душе. Впрочем, и царь, хотя и не мог не пригласить командующего войском, однако не испытывал разочарования, если тот по каким-то причинам покидал праздник, так как этот старый воин наводил на него и его гостей лишь скуку. Часто приходилось командиру терпеть от царя насмешки по поводу неудачной войны с царём Сигоном, в которой моабитяне уступили амореям город Хешбон.
Остальные же советники, хотя и мало смыслили в чём-то, кроме карманов своих хитонов и хорошего вина, но были более любезны царю. Среди прочих выделял правитель Моаба жрецов. Он считал богов за покровителей царства моабитян, лишь к гаданиям и советам служителей при храмах относился Балак с почтением и полной серьёзностью.
Царь и сам знал, как должен был идти дым от алтаря в знак того, что боги приняли жертву. Кроме того, владыка Моаба ведал, как правильно выбрать жертвенное животное. В важных вопросах касательно государственных дел он полагался на предсказания и слова толкователей, а также верил в своё божественное чутьё более, чем в свой разум или же реляции советников.
Доклады, хотя и делались на совете, но всё более и более приобретали формальный тон и к жизни государства касательства имели мало. Царю их было слушать скучно, а голос военачальника и вовсе вызывал раздражение.
«Вечно этот старик чем-то недоволен!» – часто повторял Балак.
«Проще вернуть дождь на небо, нежели заставить его испытывать радость, о царь!» – хором вторили советники.
Но предпринимать что-либо, кроме как сетовать на свою судьбу, пославшую Балаку такого упрямого подданного, он не собирался.
Итак, правление владыки Моаба свелось к одному сплошному празднику. Пиры сменяли обряды поклонения богам, с той только разницей, что последние проходили в величественных храмах, а не во дворце самого царя или одного из его приближённых.
На одном из таких пиров и застала царя весть о сражении амореев с народом Израиля.
Царь восседал на мягких подушках в окружении советников и рассказывал смешную притчу «О мудром звездочёте и говорящей ослице».
– Ах, царь, как возможно говорить с ослицей?! – веселились его подданные.
– Никому из смертных это не удавалось. Видимо, он беседовал сам с собой и бил несчастное животное за то, чего оно не говорило! – пояснял Балак.
– А в чём же подвох? – интересовались хмельные советники.
– А в том, что не стоит служить людям, слишком часто глядящим на звёздное небо и не смотрящим на землю, ибо они будут за свои мысли бить тебя! – засмеялся царь.
– Истинно так, нам боги отвели место на земле, а за небесным сводом пусть смотрит звездочёт, – веселились гости во хмелю.
Окружавшие Балака вельможи разом посмотрели на звездочёта, но тот, уже с кубком вина, был в окружении красавиц и совсем не слушал притчу, к общему смеху остальных.
В этот момент в дверях показался муж. Одежда его не была подобающим образом подобрана под прекрасный интерьер огромного зала. Стражники сначала не желали пропускать оборванца, но один из людей в окружении царя узнал своего раба, и вестника допустили на праздник. Мало кто обратил на входящего внимание, но сам царь с некоторым раздражением посмотрел на него.
«Говори! И клянусь Баалом, если весть не достойна моих ушей, ты выпьешь два кувшина вина и будешь танцевать среди женщин на нашу потеху», – сказал царь, вызвав смех среди тех подданных, кто услышал его.
– Владыка мой, добрую весть принёс я тебе! Царь Сигон, да проклянут боги всё его потомство, был убит какими-то дикарями близ города Иаац, – с радостью произнёс вестник, глядя на царя.
– Ах, отец наш, этой новостью боги благословляют твоё правление! – воскликнул верховный жрец, что сидел рядом и всё слышал.
Царь на мгновенье изменился в лице. Когда к нему пришло осознание произошедшего, он, подняв чашу, торжественно возвестил:
– Да, наш враг мёртв!
– Как же то произошло? – стали расспрашивать благовестника окружающие.
– Это произошло в сражении, мой царь! В этой битве погибла его железная пехота, а также амореи лишились колесниц! – отвечал посланник.
– Кто же мог разбить его в сражении? Что за народ? Я не имел вестей о военных походах, – перестав смеяться, спросил царь.
– Не могу сказать, владыка, и прошу простить меня. Народ этот вышел из пустыни и среди народов не значится. Известно только, что дикари просили лишь разрешения у Сигона пройти по его земле. А если верить слухам, они и вовсе не желали затевать вражду с амореями, считая себя их роднёй. Но Сигон то ли из страха, то ли из гордости, отказал детям пастухов, и те решили сразиться с ним. Боги же, видимо, из благоволения к тебе, прокляли царя амореев и предали в руки врагам его. Теперь я здесь стою перед тобой, мой царь, и говорю тебе радостную новость о смерти врага твоего, что забрал земли народа нашего лишь благодаря колдовству Билама, – молвил вестник.
– Ну что ж, пусть сегодня вино льётся рекой! А завтра будем держать совет, как нам забрать обратно то, что взято от царства нашего у правителя, который был до меня, – вновь поднимая чашу, сказал Балак.
– А как быть с вестью этой? Держать её в тайне? – спросил гонец.
– Новость эту пусть разнесут всем, а тебя наградят, и покинь зал сей, ибо смрад от тебя пугает меня и ближних моих, – смеясь, приказал царь моабитский.
Смех царя волной разошёлся по его подданным. Веселью не было конца. Общий шум и радость поглотили весь зал, когда новость дошла до последнего раба. Музыка и вино были истинными властителями в остаток дня для царства Моаб.
* * *
Утро застало Балака в постели. Слуги не решались его будить, да и какой был прок государству от хмельного царя? Встав около полудня, владыка Моаба с трудом вспоминал, что было в день, предшествующий этому.
– Царь, с самого утра тебя дожидается командующий войском Цеф, – сказал ему один из рабов.
– Что нужно этому беспокойному старику от меня в такой день? – лениво спросил правитель.
– Цеф говорил, что сегодня было назначено заседание совета, на который никто не явился, кроме него, потому он решил прийти и потревожить тебя. Нам прогнать его, сказав, что владыка занят? – спросили рабы.
– Скажите, заседание непременно состоится, но позже. Я пошлю за ним, – ответил Балак.
Встав и несколько придя в себя, он с трудом силился понять, что было вчера и сам повод, по которому собирался совет. Когда же события прошедшего дня из отдельных картин стали складываться в одну, царь вспомнил про радостную весть о разгроме амореев неким народом, пришедшим из пустыни. Память вернула ему мысли и об убитом Сигоне, который некогда наводил страх на всю округу. Улыбка озарила лицо Балака.
Не стоит теперь бояться, что Сигон или потомок его вновь пойдёт войной на Моаб со своими страшными колесницами и закованными в железо воинами. Мир и спокойное правление до конца веков ждёт Балака и царство, по милости богов отданное ему.
«Известите всех приближённых о заседании совета, кое состоится завтра, когда солнце будет в самом верху неба», – сказал царь, и радостные мысли более не оставляли его до конца дня.
Впрочем, Балак более и не утруждал себя серьёзными делами, если не считать приглашение верховного жреца храма Баала. Ему должно было определить по гаданиям, когда боги будут наиболее благосклонны и можно будет забрать город Хешбон и окрестности его у поражённого неведомым народом царства амореев.
Глава 3. Совет Моаба
Зал высокого совета царства Моаб представлял собой обширное круглое помещение с огромным прямоугольным столом. Дальним концом стол упирался в стену, так что во главе его мог сидеть только один человек – царь. Вдоль длинных граней стола стояли по шесть богато украшенных стульев для его заседателей.
В совет при правителе Моаба входили два верховных жреца храмов Баала и Ашеры, что сидели справа и слева от царя, главный советник, звездочёт, шесть наместников городов из князей моабитских, казначей, смотритель рынков и караванных путей, начальник над воинами и крепостными укреплениями. Место последнему было самоё дальнее от царя.
Первым в зале собрания появился Цеф – долгий час он был единственным, если не считать раба, который принёс ему воды. Солнце перевалило за половину неба, и в зал совета стали неспешно приходить служители царя. Спустя полтора часа вельможи всё же собрались, ожидая Балака и жрецов.
Царь появился в добром расположении духа, ибо служители Баала заверили его, что гадания были благоприятны и боги приняли жертвы.