Рерик

Достав зверька из петли, Сокол залюбовался добычей. Темно-каштановый мех куницы с желтоватым округлым горловым пятном был густым, длинным и шелковистым на ощупь. В ловушку попался крупный самец, длиною больше локтя. Он был молод и хорошо упитан. Его шкурка считалась очень ценной. Ее называли «темно-голубой», так как мех был без рыжего оттенка, а пух – серо-голубым в основании и светло-серым при вершине.

Приободренный хорошим началом, Сокол начал обход шалашиков еще с большим рвением. Он настолько увлекся своим занятием, что совсем забыл об осторожности, столь необходимой в лесу, где было много хищных зверей. А как не забыть, если почти в каждой ловушке он находил куницу! Дедко, как всегда, был прав, когда предложил Соколу добавить к обычным приманкам пахучие железы куницы.

Зверей на берегах Днепра, где росли густые леса, водилось такое множество, что они тотчас поселялись там, откуда уходил человек. Даже на пепелищах разрушенных войнами и набегами селений вновь водворялись дикие звери и пернатые. Пардусы[23 - Пардус – барс.], белки, бобры, кабаны, волки, дикие козы, куницы, лоси, медведи, ласки, олени, лисицы, рыси, туры, лебеди, дикие гуси, утки, перепела, рябчики, тетерева… Всех не перечислишь!

Сокол торопился обойти свои ловушки до начала большой охоты, в которой принимали участие все взрослые жители поселения, способные держать в руках оружие. Для этого несколько лет назад, вырубив деревья, на большой площади устроили плотный завал, способный удержать животных.

Пространство, окруженное завалом, оберегалось лесной стражей. Входы внутрь огражденного места оставили открытыми, чтобы крупные звери – в основном туры, олени и кабаны – свободно туда входили, после чего без особого труда эти ворота закрывали, и животные спокойно паслись там, не предвидя опасности.

Осенью, когда они изрядно нагуляли жир и когда многие деревья сбрасывали листву, поляне устраивали большую охотничью забаву. Но она была отнюдь не безопасной. Во время охоты на грозных туров страх охватывал не только зверя, но и ловников. Нередко случалось так, что невозможно было помочь друг другу. Каждый ловник заботился лишь о себе, каждый мог легко потерять жизнь, и малейшая ошибка приводила к трагическим последствиям. Единственной защитой и спасением ловника во время охоты на тура являлся конь – быстрый и поворотливый. Поэтому на туров охотились большей частью глава рода и знатные дружинники, которые имели лошадей.

Но Сокола в данный момент интересовали только его ловушки. Да и отрокам нельзя было присутствовать во время больших ловов; они могли лишь наблюдать за ними издали, забравшись на самую верхушку завала. Иногда особо удачливым даже удавалось подстрелить дикую козу или оленя, которые в страхе метались внутри ограды, пытаясь найти брешь в завале, через который можно было вырваться на свободу. В прошлом году отличился и Сокол – его меткие стрелы поразили подсвинка и двух коз.

В какой-то момент мальчик вдруг почувствовал себя неуютно. До этого азарт добытчика заглушил в нем чувство осторожности, да и погода стояла великолепная, не предвещавшая беды. Ему вдруг показалось, что от яркого солнца повеяло зимним холодом, а деревья начали шуметь предостерегающе. Сокол невольно сжал в кулаке свой оберег – большой коготь медведя, висевший на кожаном гайтане у него на шее.

Хозяин леса, которому поклонялись поляне, не был убит во время ловов. Его нашел Чтибор уже бездыханным. В лесу разыгралась очередная трагедия, коих всегда было предостаточно – медведь напал на могучего тура, но он уже был стар и не рассчитал своих сил. Тур поднял его на рога, а затем в ярости потоптался по медвежьей туше острыми копытами.

Медведя в торжественной обстановке сожгли волхвы – точно как усопшего человека – и даже справили по нему тризну. Негоже было оставлять лесного хозяина, кумира рода, на поживу лесному зверью. Шкуру забрал главный волхв рода, а Чтибору достались несколько когтей зверя. Один из них и пошел на оберег Соколу. Старый кобник тщательно обработал коготь, прочертил на нем какие-то таинственные знаки и вручил оберег внуку в начале новолуния – на удачу.

Сокол как раз подошел к месту, где была установлена очередная ловушка. Его ждало огромное разочарование – кто-то разворотил шалашик. От куницы осталась только голова, а трава и опавшие листья были залиты свежей кровью. Похоже, на добычу Сокола позарился какой-то крупный зверь, судя по тому разорению, которое он сотворил вокруг шалашика. Создавалось впечатление, что зверь был в ярости, потому что он не только уничтожил ловушку и съел куницу, но еще и погрыз своими острыми клыками ветки кустарника.

Конечно, любой лесной зверь – а в особенности хитрая лиса – не прочь полакомиться дармовщиной, что для ловников всегда было большим огорчением. Но обычно попавшая в ловушку добыча съедалась аккуратно, без спешки, в спокойной обстановке – торопиться-то незачем. Однако то, что увидел Сокол, заставило сжаться его сердце в предвкушении какой-то беды.

Он внимательно осмотрелся, но ничего подозрительного не заметил. Разве что птицы… Они исчезли. Даже назойливая сорока, которая долгое время преследовала мальчика, застрекотала в последний раз – и была такова.

Сокол застыл, прислушиваясь. Ему показалось, что в зарослях кто-то притаился. Он быстро сорвал с плеч лук, потянулся за стрелой… и в этот момент из чащи выскочило невиданное чудище. Его свирепый рык буквально парализовал Сокола. Это был волкодлак!

Размером с медведя, с тупой, широкой мордой и огромными клыками, волкодлак представлял собой страшное зрелище. Его серая лохматая шкура была испещрена темными пятнами и полосами, глаза горели красным огнем (по крайней мере, так показалось испуганному мальчику), а из широко разверстой пасти капала обильная густая слюна.

Все, что успел сделать Сокол, так это мигом взобраться на дерево. Временный ступор прошел очень быстро. Да и сильный испуг добавил сил. К тому же Сокол, выросший среди дикого лесного приволья, всегда был готов к разным неприятным неожиданностям, встречающимся в лесу. Он не смог воспользоваться луком – просто не успел бы; мальчик бросил свое оружие, потому как оно мешало карабкаться на дерево.

Едва Сокол добрался до его нижних ветвей, как волкодлак совершил неимоверный прыжок вверх. Его клыки звучно щелкнули у самой обувки юного ловника. Промахнувшись, волкодлак издал утробный рык, а затем завыл, да так громко, что у Сокола мурашки побежали по коже. А затем чудище снова прыгнуло. Мальчик в отчаянии понял, что для спасения выбрал не лучшее убежище. Сосна, на которую он забрался, была тонкая, и лезть выше не имело никакого смысла – дерево могло сломаться.

Волкодлак словно понял, что его жертве деваться некуда, и продолжил свои прыжки, время от времени злобно рыча и подвывая. Дерево расшатывалось все сильнее и сильнее, и Сокол удерживался на нем лишь каким-то чудом.

Он не знал, да и не мог знать, что кровожадное чудище не волкодлак. Это был реликт древней эпохи, сохранившийся каким-то чудом в непроходимых лесах Приднепровья. Позже ученые люди назовут его «ужасным волком». Он охотился на туров и оленей, но не брезговал более мелкой добычей и падалью. Длиной он был более пяти локтей и весил как небольшая лошадь.

Мальчик громко воззвал ко всем богам полян, чем вызвал еще большую ярость зверя. Его вой стал просто ужасающим, а рычанье разносилось по всему лесу. Сокол уже приготовился к смерти, потому что сосна начала подозрительно потрескивать и могла в любой момент сломаться, как неожиданно из зарослей выметнулся бурый лохматый клубок и набросился на волкодлака. Одинец!

Сокол сразу узнал своего любимца. Медведь еще с лета оставил поселение – ушел искать себе подругу. Сокол скучал по нему, но ничего поделать не мог. Однажды он встретил Одинца в лесу, но тот лишь злобно проворчал и поторопился скрыться. Он стал по-настоящему диким зверем.

Но что его заставило прийти на выручку своему другу? Видимо, в памяти зверя все еще оставались воспоминания о прежней жизни, и громкая молитва Сокола долетела до его ушей. Видимо, Одинец и впрямь был воплощением Велеса.

Мальчик с трепетом наблюдал за схваткой огромных зверей. Заматеревший Одинец сражался с неменьшей яростью, нежели волкодлак. Он давил древнего волка своей тяжелой тушей, однако уберечься от клыков волкодлака было трудно, и вскоре его шкура окрасилась кровью. Но и ужасный волк был изрядно изранен.

Неизвестно, как долго продолжался бы этот поединок, но тут Одинцу подоспела подмога. Проломив стену густого кустарника, на поляну выскочила медведица – судя по всему, подруга Одинца. Они вдвоем набросились на волкодлака, и под их ужасающей мощью древний волк сломался. Раздался хруст костей позвоночника волкодлака, и он, издав последний рык, – уже тихий и жалобный – оказался погребенным под медвежьими тушами…

Из предосторожности Сокол не стал спускаться на землю, пока медведи не отправились восвояси. Одинец, тихо урча, долго смотрел на мальчика с каким-то странным выражением, но медведица раздраженно подтолкнула его лапой и они ушли.

Оказавшись внизу, Сокол в изнеможении растянулся на земле. Он избежал страшной, смертельной опасности, но почему-то радости не испытывал. Ему казалось, что все это произошло не с ним, что ему приснился кошмар. Однако спустя какое-то время он встряхнулся, достал нож и начал снимать шкуру с волкодлака. Все это Сокол проделывал машинально; именно так поступил бы на его месте любой охотник рода.

Глава 4. У черных скал

Приключение Сокола наделало много шума. Когда он с трудом притащил в поселение тяжеленную башку волкодлака вместе со шкурой, сбежались все – от мала до велика. Дружинники и бывалые ловники только головами качали в тихом изумлении, глядя на то, что осталось от лесного страшилища, и на Сокола, который стоял несколько в сторонке, дабы его не затоптали в толпе, с гордым видом независимо сплевывая сквозь зубы.

Потом появились волхвы, старейшины и сам глава рода – кнез[24 - Кнез – древнеславянское название князя.] Доброгаст. Его избрали кнезем прошлой осенью, после смерти старого правителя, которого ранили отравленной стрелой лесные разбойники из племени Он-Гур – мадьяры. Доброгаст был молод – ему едва минуло тридцать пять лет, но уже пользовался вполне заслуженной славой рассудительного, мудрого мужа и бесстрашного воина.

Волхвы сразу же разожгли большой костер посреди поселения и начали камлать и творить молитвы богам, а кнез позвал Сокола в свой дом. Он был просторным, с высоким потолком и богатой утварью – Доброгаст мог позволить себе такую роскошь. Он не раз ходил в набеги и обычно возвращался невредимым и с богатой добычей. Удачлив был кнез, ничего не скажешь.

Открыв один из сундуков, богато украшенный резьбой (явно работы заморских мастеров), он покопался в нем и выудил из его глубины изумительной красоты серебряную гривну. Она была сплетена из тонкой проволоки, имела хитрую застежку, а на ее концах щерились две волчьи морды, которые держали в зубах колечко с подвешенной к нему птицей. Распростершая крылья птица немного смахивала на скопу, только была уж больно грозной с виду. Казалось, еще немного – и птица бросится камнем вниз, чтобы достать из воды добычу – какую-нибудь большую рыбину.

И волчьи морды, и «скопа» были сработаны неведомым мастером чрезвычайно искусно. Можно было различить даже перышки птицы.

– Не зря я горел желанием догнать хазарского бека[25 - Бек, каган-бек – знатный титул. Выше каган-бека находился номинальный правитель Хазарии – просто каган или Большой Каган. У каган-бека имелся заместитель – кундур-хакан.], ох, не зря, – сказал Доброгаст, полируя немного потемневшее серебро куском мягкой холстины. – Его отряд мы разбили, а сам он попытался скрыться в лесу вместе с телохранителем. Меня отговаривали преследовать его – хазары народ хитрый, могли устроить засаду. Однако меня словно на аркане тащило в чащу. Догнал я хазарина и поначалу срубил его слугу. А затем пришел черед и беку. Но я только ранил его. Он просил оставить ему жизнь и предлагал гривну в качестве выкупа. Говорил, что это не только большая ценность, но и очень сильный амулет, который приносит воину удачу. Однако я лишь посмеялся над его словами. Тащить тяжелораненого бека через заросли к нашей стоянке не было никакого смысла… и я прекратил его мучения.

Доброгаст нахмурился и умолк, погрузившись в воспоминания. Но пауза была недолгой. Тряхнув головой, он мрачно улыбнулся и продолжил:

– А бек-то не соврал – похоже, гривна и впрямь заколдованная. Несколько раз я мог погибнуть в тяжелой сече, изнемогая от усталости, но стоило мне прикоснуться к ней, как откуда-то прибывали новые силы, и я продолжал сражаться. И все равно, со временем гривна начала меня тяготить. Видать, не приняла она нового владельца. Наверное, древнее колдовство, заключенное в ней, не может простить гибель ее первого хозяина – хазарского бека – от моей руки. Поэтому я и держу гривну в сундуке. Возьми ее, может, она будет к тебе более благосклонна. Пока еще ты совсем невинная душа, никаких грехов на тебе нет, тем более – пролитой крови хазар. Бери, бери, не смущайся! Ты достоин такой награды. Пусть и не от твоего оружия погиб волкодлак, но это случилось в твоем присутствии. Значит, тебе благоволит сам Велес. В народе уже говорят, что это он вступился за тебя, приняв облик Одинца.

Немного поколебавшись, Сокол взял гривну. И неожиданно ему показалось, что металл начал нагреваться! С испугу он едва не уронил ценную награду, но собрал всю свою волю в кулак и мужественно преодолел мимолетную слабость.

Внимательно наблюдавший за ним Доброгаст одобрительно кивнул; похоже, ему была известна эта странная особенность гривны – встречать очередного владельца возмущением. А серебро и впрямь уже не грело, а жгло ладонь, но Сокол стоически переносил боль.

– Пока носить гривну ты не должен, – сказал кнез. – Спрячь ее подальше. Наденешь, когда станешь воином. А если гривна и тебя не примет, продашь ее. Она стоит немало – целое состояние. Купишь себе самое наилучшее оружие и защитное снаряжение.

Доброгаст дал Соколу кусок холстины, в которую тот завернул гривну и покинул жилище кнеза. Он был неглупым мальчиком, да и старый Чтибор учил его, что доверять можно не всем, даже если человек с виду кажется простодушным добряком. Но Доброгаст был жестким вождем и уж никак не отличался большой щедростью, скорее, был прижимист. Поэтому Сокол шел домой и размышлял в тревоге: с чего это Доброгаст проявил такую расточительность?

То, что шейная гривна – да еще такая! – стоила баснословно дорого, Сокол не сомневался. Но ведь кнез мог ее просто продать! Ан нет, он отдал ее мальчишке, который всего лишь присутствовал при схватке Одинца и медведицы с волкодлаком.

Сокол честно поведал соплеменникам, как ему досталась шкура и голова оборотня, кнезу были известны все перипетии этого удивительного события, поэтому мальчик не считал себя великим героем. Ему просто сопутствовала удача. И милость богов. Что, в общем-то, немало. Но получить столь ценную награду за подвиг, который не совершал… это было очень странно.

Сокол так и заявил Чтибору, когда оказался в своем жилище.

– Покажь! – потребовал кобник, который был не в духе.

Он был недоволен тем, что волхвы не взяли его в свою компанию для свершения важного и почетного очистительного ритуала, который они свершали над головой и шкурой волкодлака, несмотря на то что именно его внук избавил жителей поселения от оборотня. Пусть и не собственными руками, но ведь Одинца-то воспитывали он и Сокол!

Мальчик развернул холстину, и великолепная шейная гривна засверкала, заискрилась под солнечными лучами, которые врывались в открытую дверь полуземлянки. Чтибор долго смотрел на нее, а затем сказал сурово:

– Мне однажды довелось видеть почти такую же… У конунга[26 - Конунг – северогерманский термин для обозначения верховного правителя. В эпоху зрелого Средневековья этот термин соответствует понятию «король».] варягов. Мне пришлось некоторое время находиться в плену у русов, а они тогда с варягами были дружны. Конунг сколотил крупную разбойничью шайку и обирал честных купцов севера, которые везли свои товары на продажу грекам. Нынче варягов ни на Днепре, ни в Сугдейском[27 - Сугдейское море – наименование Черного моря в древности, данное ему по названию одного из богатейших городов Причерноморья – Сугдее (Судаку), через который проходил известный Великий шелковый путь из Китая в страны Передней Азии и Европы.] море днем с огнем не встретишь. Русы отбили у них охоту разбойничать в наших землях.

– Возьми гривну в руки, дедко, – сказал Сокол. – Она нагревается!

– Нет! – резко ответил старик. – Вижу я, это очень сильный оберег, да не тебе он предназначен.

– Я и сам это понял. Но почему Доброгаст отдал гривну мне, а не продал ее?

– Обереги не продаются. Их передают из рук в руки. Своим родичам он не рискнул ее подарить, а тут ты подвернулся. Конечно, Доброгаст зла никому из членов рода не желает. Просто он уверовал, что тебе покровительствует Велес, а это значит, что злая сила чужеземного колдовства, заключенная в гривне, может быть побеждена с его помощью.