Ниндзя в тени креста

– Будь осторожен, особенно на рынке. Здесь полно кансё. Бывай…

Откланявшись, Гоэмон постарался как можно быстрее исчезнуть из Нисики-кодзи. Ему не улыбалась перспектива попасть под надзор шпионов сёгуна. А еще он торопился к дому чиновника-самурая, чтобы понять распорядок, по которому живет его семейство, и подсчитать количество домочадцев, прислуги и охранников.

Наблюдение вполне удовлетворило Гоэмона. Он наконец пустил в ход свой товар – разные костяные безделушки, начиная от нэцкэ и заканчивая женскими гребнями, заколками и прочей мелочью. Все они были творением рук хромого резчика из клана Хаттори, и юный синоби не сомневался, что его вещицы произведут настоящий фурор среди женщин, которые умели ценить красоту и высокое мастерство.

Так оно и вышло. На удачу Гоэмона, возле дома самурая находилась крохотная площадь с колодцем, возле которого женщины собирались посудачить. Когда он открыл свою коробейку, они набросились на него, как голубиная стая на рассыпанный корм. Вскоре возле Гоэмона образовался целый рынок и торговля пошла с такой скоростью, что Гоэмон даже начал побаиваться за количество товара. А ну как он сегодня все продаст, чем завтра торговать? Ведь ему нужно понаблюдать за домом самурая-чиновника еще день. А без дела долго торчать на виду у всех очень опасно.

Поэтому юный торговец так круто взвинтил цену, что быстро охладил пыл потенциальных покупательниц. Тем не менее короб все равно изрядно полегчал. В квартале, где находился дом чиновника, жили далеко не бедные самураи, и женщины за ценой не стояли. Конечно, находились и жадины, которые торговались с Гоэмоном до хрипоты, но он так вошел в роль сёнина, что сражался за каждую медную монету. Юный синоби отстаивал свою цену, но его взгляд был прикован к усадьбе самурая. Конечно, он не пялился на нее, как баран на новые вороты, а смотрел искоса, но все подмечал и откладывал в тайники своей памяти.

По его подсчетам выходило, что слуг в доме всего трое – садовник, няня в годах и служанка, молодая девица, судя по манерам, провинциалка, а охранников четверо; это не считая тех двух, которые находились рядом с чиновником постоянно, куда бы он ни шел. Охранники его не впечатлили; это были настоящие лентяи, которые не шибко следили за домом и окрестностями, а больше валялись на травке, возле красивого водоема, над которым росли три сосны с диковинно переплетенными кривыми ветками. Судя по всему, это была работа искусного садовника.

Как и подобает самураю, находящемуся на государственной службе, усадьба чиновника имела ворота и сторожевой домик. Сам дом был построен на высоком каменном фундаменте, а крыша имела два слоя: сначала ее покрыли тростником, затем черепицей. Дом самурай построил просторным; похоже, обязательный зал для приема гостей явно был немалых размеров. Судя по усадьбе, самурай был богат и ни в чем себе не отказывал, хотя его дом особо не выделялся на фоне остальных.

Самурай, неуклонно следующий «Бусидо», даже в мирное время не должен думать о доме как о своем постоянном обиталище и не тратить большие средства на его изысканное украшение. Ведь в любое время может начаться война, дом сгорит, и он должен быть готов быстро построить новый. Того, кто не предвидел подобного поворота событий и тратил на строительство своего жилища слишком много денег, часто влезая в долги, считали лишенным здравого смысла и понимания вещей.

Детей у чиновника было двое – мальчик примерно семи-восьми лет и девочка чуть старше. Это открытие обрадовало Гоэмона. Отлично, то, что нужно! Мальчик почти не слазил с деревянного коня, размахивая игрушечным мечом, а девочка под руководством няни что-то шила. Жена самурая тоже не выдержала искуса и подошла к коробейнику. Она не была красивой (точно не краше госпожи Хотару), но явно выросла в аристократическом семействе, понимающем толк в высоком искусстве. Это Гоэмон определил по нэцкэ, которое ей приглянулось.

Она выбрала настоящий шедевр одноногого резчика – фигурку Дзюродзина, бога долголетия и бессмертия, из слоновой кости. Он был изображен во весь рост с посохом в руках, на котором сидела сова, а рядом с ним, тесно прижавшись к старцу, стоял олененок. Цену за это нэцкэ Гоэмон запросил очень большую, но жена самурая купила амулет, не торгуясь. Она знала, что нэцкэ в таком потрясающем исполнении (мастер сумел изобразить даже волосы на бороде Дзюродзина) стоит гораздо дороже. А уж его внутренняя сущность вообще не имеет цены.

Чтобы не расторговаться полностью (ведь ему нужен был еще день для подтверждения своих наблюдений), Гоэмон быстро свернул торговлю, сказав, что его ждут в другом месте. Но он пообещал женщинам, которые не успели прицениться и сделать покупки, что вернется сюда завтра. Опыта торговли у юного синоби не было, и он с огромным удивлением наблюдал за бестолковой женской суетой. Прежде чем купить что-то, каждая должна была в обязательном порядке осмотреть и ощупать (некоторые делали это почти благоговейно) все вещицы, которые лежали в коробе. А потом долго обсуждать с подругой качество и красоту какого-нибудь гребешка, который, на взгляд Гоэмона, вообще не представлял никакой художественной ценности – просто нужная в хозяйстве вещь.

И только позже, уже в доме госпожи Хотару, он наконец понял, почему вызвал торговлей резными безделушками такой ажиотаж у соседок чиновника. Жена самурая обычно редко покидала дом; для нее даже поход на овощной рынок был событием, так как для этого существовали служанки. Как только она получала из рук свекрови самодзи – деревянную лопаточку, которой раскладывают рис, дом полностью занимал все ее время. На нее были возложены все заботы о домашнем хозяйстве. Ей был полностью доверен и семейный кошелек.

Но при всем том жена самурая, обычно представительница аристократического семейства, умела понимать и ценить прекрасное. А уж изделия одноногого резчика из клана Хаттори, даже примитивные гребешки, были изысканны и совершенны и несли на себе печать большого мастерства.

Для дочерей самураев не было школ, их обучали на дому. Плохо образованную жену муж мог выгнать из дома, и это побуждало женщин старательно учиться. От окружающих они постигали навыки ведения домашнего хозяйства, учились быть хорошими женами. Приходящие учителя обучали их грациозному исполнению традиционных ритуалов, таких как аранжировка цветов, чайная церемония, а еще танцам, пению, игре на музыкальных инструментах. Они учились писать нестрогим японским стилем, а не уставными китайскими иероглифами, читать романы и стихи, и даже сочинять хокку и танка. Поэтому не было ничего необычного в том, что жены самураев, наученные ценить прекрасное, столь живо и долго обсуждали поделки, лежавшие в коробейке Гоэмона.

Засыпал юный синоби в полной уверенности, что свое задание он выполнит. То, что его фантазия собиралась предложить жителям квартала, учитывая кто там живет, несомненно, должно сработать в лучшем виде…

Следующий день мало чем отличался от предыдущего. Короб опустел быстро. На этот раз Гоэмон по времени пришел как раз к страже Овцы. Но в доме чиновника-самурая людей не прибавилось. Значит, он родом не из Киото, решил юный синоби, и его родители живут отдельно. Да и сам он, скорее всего, обедал в другом месте. И Гоэмон даже догадывался, где именно. Похоже, девица, к которой он захаживал, была его наложницей.

Богатый человек в Нихон мог иметь несколько наложниц, но жили они вне семейного дома, в своих собственных, обычно родительских домах. Жены самураев относились крайне снисходительно к таким похождениям мужа. Более того, не забавы мужа на стороне, а проявление ревности жены в глазах японцев выглядело чем-то постыдным.

Распродав товар, Гоэмон удалился восвояси, весело насвистывая какой-то легкомысленный мотив. В голове он уже нарисовал план усадьбы самурая и в деталях представлял весь маршрут, который должен был привести его в спальню чиновника. По здравому размышлению, Гоэмон решил, что только там может храниться драгоценный свиток. Ведь ночью, когда наступает время воров и разбойников, он должен всегда находиться рядом с хозяином дома – и на случай пожара, и если в жилище заберутся убийцы. А то, что за ворованным свитком могут пожаловать те, кому он принадлежал, притом с намерением отомстить, самурай должен был предвидеть, так как он совсем не походил на глупца.

«Ты ждешь, что за свитком придут ночью, а я навещу твой дом ясным днем…». Гоэмон хищно оскалился, но тут же снова приобрел беззаботный вид, тем более что уже вошел в узкую кишку Нисики-кодзи. Остановившись возле лавки Фудзивары Арицугу, он спросил у горбуна взглядом: «Ну как?..».

– Все наготове, – ответил тот. – Время?..

– Завтра. Как я и говорил, когда наступит стража Овцы.

– Где?

Гоэмон объяснил.

– Что тебе нужно из оружия?

– Сюрикены.

– Не мало ли?

– В самый раз.

– Тогда обожди чуток… – Горбуна отвлек покупатель, но он постарался побыстрее от него избавиться.

Вернулся горбун со свертком.

– Хорошо сбалансированы? – спросил Гоэмон.

– Обижаешь… Их делал лучший мастер. Но привыкнуть к ним надо. Найди укромное местечко и потренируйся. Времени у тебя достаточно.

– Благодарю.

– И запомни – мы с тобой незнакомы. – В голосе горбуна проскользнули тревожные нотки.

– Я это знаю. – Ответный взгляд юного синоби был холодным и жестким.

Горбун с удовлетворением кивнул и сказал:

– Удачи…

Гоэмон ушел. Какое-то время горбун смотрел ему вслед, покусывая нижнюю губу, что у него обозначало большие сомнения, а затем, приняв какое-то решение, позвал своего помощника, молодого парня, по виду недавнего провинциала, подавшегося в город на заработки.

– Я ухожу, – сказал горбун. – Сегодня и завтра меня не будет. Если появится наш хозяин, скажешь ему, что я поехал за товаром. Справишься сам?

– Да, господин… – Парень с благодарностью поклонился. – Я все знаю. Можете не сомневаться. Спасибо за доверие.

– Смотри мне…

Горбуна сильно смущал возраст юного синоби. Уж он-то знал, что под пытками редко кто сможет удержать язык за зубами. Тем более, неоперившийся птенец, который считает, что уже может летать как взрослый ястреб. Поэтому горбун решил понаблюдать за развитием событий со стороны. И если парнишку схватят, то ему придется бежать из Киото…

На следующий день, после полудня, возле дома чиновника-самурая собралась целая толпа – и стар, и млад. Всех привлекло любимое зрелище – выступление бродячего фокусника-саругакуси. Обычно он выступал вкупе с дрессированной обезьянкой, которая исполняла различные трюки, но этот фокусник принес с собой лишь большую сумку, где хранил принадлежности своей профессии. Он был в синем бархатном кимоно с нашитыми на нем серебряными звездочками, что предполагало неплохой достаток, на голове фокусника торчал красный колпак-дзукин, который во время дождя превращался в капюшон, на ногах у него были гэта – деревянные сандалии в форме скамеечки, в которых хорошо ходить в ненастную погоду, и белые таби – носки с чехольчиком для большого пальца.