– Пошёл прочь, – проревел глава Гильдии и скинул одним махом на пол всё, что было на столе.
Кариэф вышел из кабинета.
11
Фариха, немного успокоившись, поднял с пола интерком и нажал на нём кнопку, связавшись с секретарём-небесницей Карлой:
– Соедини с Журтелем.
При переходе в Гильдию охранителей вместе с ним перевёлся и его титанокрылый помощник Журтель, беззаветно преданный и предельно компетентный почти во всём.
На том конце провода обеспокоенный голос спросил:
– Вызывали?
– Кто тебе помогал по Кариэфу?
– Никто, я работал с документами, – с недоумением ответил Журтель. – Мы же не доверяем местным.
– Надо было привлечь эксперта, – вычитал подчинённого серебрянокрылый трибун. – Кто заведует личными делами?
– Оловокрылый квестор Булатон, он архивариус, – немного покопавшись в бумагах, сказал Журтель.
– Ко мне его, быстро! Мне надо личное дело Кариэфа и записи его вахт! – глава Гильдии нажал кнопку отбоя.
За время, отведённое титанокрылому помощнику, он успел прибраться в кабинете, кое-как повязать ленту смирения и облить её воском. Издалека казалось, что с ней всё в порядке. Но настоящую печать всё-таки придётся раздобыть у меднокрылых. Благо связи у него там остались ещё с тех времён, когда он был одним из них.
Фариха достал трубку, набил её земным табаком, прикурил и затянулся сладким дымом, успокаиваясь. Это была одна из немногих привычек, оставшихся у него со времён человеческой жизни на Земле. Его взгляд упал на часы с кукушкой. Он подошёл, подтянул гири и бережно подвёл на них время на пять минут вперёд.
Серебрянокрылый трибун плохо понимал молодых ангелов, которые больше думали о себе, а потому постоянно плакались из-за невозможности полноценно пользоваться на Небесах современными земными гаджетами. Вся электроника сиюминутна, скоротечна, когда есть такие незыблемые вещи, как механические часы.
Он вырос с такими часами на стене, оберегаемыми матерью как память о первом муже и его отце. Они сопровождали его и во взрослой жизни, да и умирал Фариха, будучи человеком по имени Иван Кажемин, в импровизированном полевом госпитале с похожими часами.
Поэтому, как бы сильно он не злился на Кариэфа, всё равно уважал его как преданного своему делу охранителя, который не жалеет себя и не ищет выгоды в своём служении людям.
– Не воссиять. Можно? – в дверь постучался квестор с повреждёнными, высохшими крыльями, как будто в издёвку сохранившими несколько перьев, закованных в олово. В руках у него был толстый фолиант, а за плечами тяжёлая сумка.
– И тебе не воссиять. Входи, – серебрянокрылый трибун подошёл к окну, присел на подоконник и сложил руки на груди. Снаружи проплывал витраж с изображением бубонной чумы и колонизации Валенсы.
– Я архивариус Булатон.
– Садись. Почему Кариэф ненавидит Неприкасаемых? – Фариха глянул мельком на собеседника.
– Ровно по той же причине, по которой работает только с детьми восьмой категории, – Квестор-архивариус сел в кресло, поставив заплечную сумку у своих ног.
– Я слушаю.
– Ещё стажёром Кариэф потерял своего первого ребёнка. Так написано в его деле.
– Дай сюда, – Фариха подошёл к Булатону, вырвал из рук толстый фолиант и вернулся обратно к окну.
– Двадцать третья страница, закладка тысяча шестьсот десятый год, – услужливо подсказал квестор-архивариус.
– Действительно, только пара строчек, – задумчиво произнёс глава Гильдии. – Это объясняет тягу к охоронению детей, но не ненависть к Неприкасаемым. Постой, сразу после двадцать третьей идёт сорок четвёртая страница. Где они? Приказываю вернуть, – Фариха кинул фолиант на стол, он долетел до Булатона и упал ему под ноги.
– Это можно сделать через запрос в Гильдию квесторов. Мой трибун ответит через пару месяцев, если захочет. Но это бессмысленно: страницы уничтожены безвозвратно, вся информация в моей голове.
– Я тебя сгною и уничтожу.
– Я уже гнию, – квестор-архивариус неловко махнул ссохшимися крыльями. – Меня бессмысленно запугивать.
– Хорошо, что ты хочешь?
– Хочу новые крылья и ту должность, которая когда-то была моей и которую, как сказал Журтель, ты предложил Кариэфу.
– У моего помощника слишком длинный язык. Ты был примипилом когорты Неприкасаемых?
– Да, – Булатон напрягся.
– За что тебя наказали? – спросил Фариха.
– Это было давно. Я сполна отбыл наказание в трудовом лагере на Аванпосту Лейды и уже почти шестьдесят семь лет честно тружусь в Гильдии квесторов, обслуживая ваш архив. Но я готов служить вам верой и правдой как глава Неприкасаемых.
Глава Гильдии не спешил с ответом. Квестор-архивариус встал, зацепив заплечную сумку у своих ног. По полу рассыпались чёрные камешки со слепками памяти Кариэфа:
– Если я уйду, то со мной уйдёт и информация.
– Хорошо, я заберу тебя в Гильдию охранителей и дам новые крылья, – принял решение Фариха.
– А должность примипила когорты Неприкасаемых?
– Придётся заслужить и сдать экзамен. Говори.
Булатон сел обратно в кресло, сцепил руки в замок и начал свой рассказ:
– Кариэф обращён в ангела в тысяча пятьсот девяносто восьмом году. В тысяча шестьсот десятом году, после окончания обучения, направлен стажёром к охранителям…
– Информация о его человеческой жизни, как я понимаю, лежит в библиотеке архонтов в Башне Завета? – нетерпеливо прервал его серебрянокрылый трибун.
– Да, как и о любом другом ангеле.
– Ясно. Продолжай.
– Во время первой учебной вахты в числе прочих он получил в охоронение девочку Цветаву одиннадцати лет. Тогда нам было можно изредка являться перед людьми в истинном образе, но Кариэф постоянно этим злоупотреблял и был при ней практически неотлучно. Он слишком привязался к Цветаве, – начал свой рассказ квестор-архивариус.
– Цветава и есть тот ребёнок, которого ему не удалось спасти?
– Да, больше у него никто не погиб.