Афган

Афган
Виталий Кирпиченко

Герой романа – подполковник Гайдаенко – оказался в воюющем Афганистане. Иначе и не могло быть, ведь он из той плеяды офицеров, кто не просит должностей и не прячется за спинами в минуты опасности. Смерть его предопределена. Роман настолько правдиво и точно выбран по месту в пространстве и времени, написан таким ярким языком, что невозможно отложить книгу, не дочитав до конца.

Виталий Кирпиченко

Афган

© Кирпиченко В., 2020

© ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2020

Предисловие

Ранним октябрьским утром на военный аэродром под Иркутском приземлился транспортный самолёт с бортовым номером 63.

– Какой чистый снег, – сказал командир корабля помощнику, когда самолёт закончил пробег и катился по рулёжке.

– Первый снег, пожалуй, можно назвать эталоном чистоты, – ответил помощник. – Первый дождь проходит как-то незаметно, не запоминается так, как снег. Снег всегда радует, обновляет чувства, хочется чего-то необыкновенного…

Командир с улыбкой посмотрел на своего помощника и ничего не сказал в ответ.

– Слава богу, ждут, – сказал помощник, увидев рядом со стоянкой самолётов грузовик. – Долго не задержимся.

Как только остановились винты, из самолёта вышел пехотный офицер и направился к машине. Прапорщик, сидевший в кабине, приопустил стекло. Безразличным взглядом окинул офицера.

– Вы за «грузом двести»? – спросил офицер прапорщика.

– Да, за Гайдаенко.

– Не Гайдаенко, а гвардии подполковник Гайдаенко, награждённый тремя боевыми орденами. Погиб при исполнении служебных обязанностей в Афганистане! А вам, прапорщик, следовало бы выйти из машины, вы с офицером разговариваете! Родным хоть догадались позвонить? – спросил офицер, смерив презрительным взглядом, вылезшего из кабины, помятого с одутловатым лицом, прапорщика.

– Вчера наш майор звонил в сельсовет, где жил отец подполковника… гвардии подполковника Гайда…енко, ему ответили, что отец умер две недели назад, и больше из родных там никого нет.

Офицер нахмурился.

– Может быть, лучше похоронить по месту службы? – несмело подсказал прапорщик. – Что он будет лежать на заброшенном деревенском кладбище?

– Нет! Похоронить здесь. На родине. Это его пожелание, и мы обязаны исполнить. Похоронить со всеми почестями.

– У меня всё готово. Отделение солдат с оружием, лопаты, барабанщик…

Офицер вынул из нагрудного кармана пачку денег и передал её прапорщику.

– Офицеры собрали отцу, но коль нет его… помяните с земляками подполковника. Чтобы знали и помнили.

Скорый поезд «Владивосток-Москва» остановился на маленькой уральской станции. Желтый свет фонарей на перроне тускло освещал затоптанный до ледяной твёрдости снег, провалами в глазницах смотрелись мрачные окна пристанционных зданий, вмёрзшие в асфальт киоски, казалось, дрожали от стужи. Острыми иглами сверкал вымороженный воздух.

Люди на перроне, зябко ёжась, прятались в воротники, шарфы, но свирепый мороз доставал всюду, он студил лицо, леденил руки, густо обсыпал инеем ресницы, выбеливал тонкие ворсинки пуховых платков. Людям хотелось тепла и уюта. Провожающие не могли дождаться, когда отправится поезд, и тогда можно будет прибежать в тёплую избу, припечатать к широкой русской печи настывшие спину и ладони и думать, и сожалеть, потому что расставаться всегда трудно. Отъезжающие ждали, что вот сейчас тронется поезд, проводница выдаст бельё и тёплое шерстяное одеяло, и тогда под мерный стук колес в ночи, сжавшись в комочек, согревая своим теплом холодную, как сталь, постель, жить оставшиеся минуты до сна своим прошлым и будущим.

Было уже за полночь, и пассажиры купейного вагона крепко спали; проводница, бессмысленно уставившись куда-то в угол своей каморки, ожидала отправления, чтобы потом закрыть двери, рассовать по местам купе неугомонных ездоков и прилечь до следующей станции, такой же холодной и неприветливой.

В этом вагоне не спал ещё один человек. Он стоял у окна пустого коридора и отрешенно смотрел в сторону фонаря, в свете которого кружились, поблескивая алмазными гранями, снежинки. Плотно сжатые губы, неподвижные серо-стальные глаза, строгие линии носа и подбородка выдавали в нём человека волевого и немного капризного. Он был в форме подполковника.

Напротив окна стояла группа людей, их смеющиеся радостные лица привлекли внимание офицера, он стал всматриваться в коренастого широкоскулого человека.

Накинув шинель и шапку, офицер заспешил к выходу. Проводница удивлённо вскинула и тут же опустила, спрятав под уставшие веки, глаза.

Офицер подошёл к группе, извинился и спросил широкоскулого, не служил ли он в N-ском полку. Недолго тень воспоминаний бродила по лицу скуластого.

– Как же! Конечно, помню! – радостно воскликнул он. – А вы, если мне не отказывает память, командир взвода лейтенант Гайдаенко.

Как бывает часто в таких случаях, пошли взаимные расспросы.

– Служу в Белорусском округе, – ответил офицер товарищу. – Сейчас в отпуске, были у родителей жены, теперь вот… еду обратно.

– А жену там оставили?

– Да, она осталась.

– Отпуск закончился?

– Нет. Только начался.

– Отозвали?

– Нет. Так получилось, что я должен был уехать, – нехотя отвечал офицер на прямые вопросы бывшего сослуживца.

– Куда же теперь? – не унимался тот.

– Взял билет до Москвы, а там видно будет.

Смолкли голоса, поугасли улыбки невольных свидетелей разговора.

– Так это… что, – подыскивал деликатные слова скуластый, чтобы не обидеть невзначай товарища. – Что-нибудь случилось?

– Не совсем так, хотя и есть что-то подобное.

После длительного неловкого молчания, как бы решившись на что-то, офицер вдруг спросил:

– Есть ли тут гостиница? Мне дней на десять.

– Да откуда ей взяться? Гостиница? Хотя погоди. Есть какой-то дом, не то колхозника, не то совхозника, а может и для престарелых. Одним словом, клоповник какой-то стоит вон там, на отшибе, – показал куда-то в темноту скуластый. – Я бы пригласил к себе, – продолжил он, поворотясь к невысокой женщине с таким густым румянцем, что скрыть его не мог даже холодный свет ламп, – но в наших хоромах жильцов, как семечек в бухарской дыне.

Выручила румянолицая, оказавшаяся женой сослуживца.

– В ста тридцати километрах отсюда живет моя мама. Деревенька в красивом местечке, и жить там можете, пока вам самим не надоест.

– Это дельное предложение, – подхватил скуластый. – Бабуля – что надо! Будете с ней пироги печь да были-небылицы друг другу рассказывать. Вот увидишь, тебе понравится, – перешел он как-то вдруг на панибратский лад. Офицер это заметил, но вида не подал и, обращаясь уже в основном к жене сослуживца, сказал, что предложение его устраивает, и он готов хоть сейчас ехать в деревню.