Деревня едет в город

Деревня едет в город
Виталий Михайлович Семёнов

Рассказ о том, как молодой парень из глухой деревни открывает неизвестный ему мир жизни мегаполиса. Передана реальная жизнь в северной глубинке и переживания героя не без нотки юмора.

Деревня едет в город

Виталий Семёнов

1. Нежданная новость

Дверь в избу со скрипом отворилась, и на пороге показался улыбающийся Никита. Глуховатая бабка Шура определила, что кто-то вошёл, не по звуку, а по струе морозного воздуха, ворвавшейся в горницу и неприятно щекотнувшей ноги. Она обернулась и раздражённо, скрипучим голосом, молвила:

– Вот кого не ждали-от! Явление Христа народу! Прости Господи, – бабка истово перекрестилась на иконы. – И чавой рот-от до ушей? Где понабрался?

Никита улыбнулся ещё шире. Ворчание старухи не только его не задевало, но даже действовало как-то умиротворяющее. Без него парень не мог себе представить этого дома, в котором прожил почти семнадцать лет.

– Бабка! – начал он свою, неожиданно торжественную, речь. – Я ведь, это само… Ты тут не это…

Никита погрозил пальцем, с трудом скинул рукав тулупа только с одной руки, не разуваясь, прошёл к столу и тяжело плюхнулся на скамью.

– И где ж это ты вина насвинячился? Где ж деньги-то взял, ирод?

– На свои-и-и! – с вызовом и чуть обиженно ответил Никита.

– Ох-х! Да нешто ли..? Не пенсию ль у меня стащил?

Бабка Шура ринулась к комоду, подозрительно оглянулась, потом быстро открыла дверцу и пощупала по полкам. Загромыхал старый сервиз.

– Нет, все тут…

– Я ж говорю – на свои пил! – несильно хлопнул ладонью по столу парень, освобождаясь от второго тулупьего рукава.

Опасаясь, что во хмелю Никита будет бузить, бабка заговорила примирительным тоном:

– Откуда ж на свои-то, Никита? Где ж ты взял? Украл штоль?

– Я человек честный! Мне чужого не надоть! Я, бабка Шура жизнь менять буду! Не узнаешь меня!

– Курить штоль бросишь? – с надеждой спросила старуха, памятуя, какую бешеную сумму денег её племянник тратит в месяц на папиросы.

Никита криво усмехнулся, долго рылся в карманах рабочего комбинезона и, наконец, нащупал то, что искал. Прикурив и сделав первую затяжку, он выпустил облако дыма прямо на середину комнаты, где стояла слегка ошалевшая бабка Шура.

– От эть упырь злой! Опять всё продымишь тут! – опомнившись, по привычке запричитала та.– Бельё только постирано всё куревом провонят! Говорила тебе – кури в печку!

– Цыц! – беззлобно и тихо произнёс Никита. – Я курить бросать пока не думал, но теперь всё может быть.

Интрига продолжалась. Бабка Шура задумалась и быстро, почти бессознательно проанализировала ситуацию:

Первое – угостить выпивкой её племянника сегодня вряд ли кто-то бы смог, даже если б хотел. А таких было среди его дружков немного. До получки оставалось недолго, так что даже все заначки, без сомнения, были потрачены.

Второе – в магазине в долг водку не давали.

Третье – за самогон – это она знала точно – почти поголовно все в деревне должны были Ерофею.

Четвёртое – экономить, в том числе на сигаретах, Никита не умел.

Пятое – пенсии у неё не трогал. Воровать – говорит – не воровал. Да ещё и утверждает, что на свои деньги пил. И эти странные слова «теперь всё может быть»…

Откуда ж он взял деньги на вино? – так и не пришла к единому умозаключению бабка Шура.

– Из Москвы! – вдруг рявкнул Никита.

– Откель? – бабка Шура, памятуя про свою тугоухость, решила, что ослышалась.

– Из Москвы, говорю!

– От президента штоль?

– Не веришь? На-кось, читай! На почте получил!

День назад Никита действительно вернулся домой чем-то сильно взбудораженный. Сам ни о чём не говорил, а бабка Шура ему в душу решила не лезть – захочет, сам расскажет. А утром парень, даже не допив чаю, сорвался с места и куда-то убежал, на ходу напяливая на себя свой старый облезлый тулуп, доставшийся ему в наследство от покойного деда Якова, мужа бабки Шуры.

– Этоть не на работу его так несёт, – тогда покачала головой ему вслед она, и, глядя через маленькое оконце на быстро удаляющуюся среди сугробов фигуру племянника, предположила. – Уж не девка ль у него где завелась?

Отца у Никиты не было. До десяти лет он жил с матерью, пока органы опеки его не забрали из грязного дома, полупустого, заваленного окурками, пустыми бутылками и спящими вповалку чередующими друг друга сожителями матери. Передали его под опекунство в соседнюю деревню Маковка, к родной тётке. Тогда ещё был жив дед Яков, её муж. Он уже тогда были в почтенном возрасте, как и сама бабка Шура, которая была старше своей сестры, матери Никиты, на тринадцать лет. Оттого он и звал её сызмальства бабкой Шурой.

Когда Никита подавал ей какой-то документ с цветной красивой рамкой, отпечатанный на глянцевой бумаге, она, признаться, несколько струхнула. Москва в её сознании устойчиво ассоциировалась с двумя образами. Старый был получен ещё лет тридцать назад, в советское время, когда в колхозе её премировали путёвкой в столицу. Из этой поездки в памяти её остались: кремль с огромной очередью к мавзолею, небывалое изобилие в огромных магазинах, очень много машин, вкусное мороженое на вокзале и негры, которых можно было встретить прямо на улице. Новый образ брал истоки из новостных сюжетов, передач и сериалов по телевизору. И, пожалуй, сегодня он одерживал верх над старым образом. Бабке Шуре сразу представились улицы, заполонённые миллионами озлобленных людей и чёрными бандитскими внедорожниками; лёгкие деньги, украденные со счетов обездоленных пенсионеров; проститутки, стоявшие на каждом углу. И посреди всего этого – её глупый и добродушный Никитка, не выезжавший никуда дальше Архангельска, областного центра. Даже службу в армии там проходил, как единственный кормилец в семье.

– Это что этоть? – не понимала бабка Шура, близоруко вглядываясь в документ. – Где очки мои? Никита, не видал?

– На лбу, – коротко ответил племянник и, сильно пошатываясь, пошёл в уборную на поветь.

– Ой-ой! И верно! – очки, о которых она совсем забыла во время глажки белья, действительно оказались на лбу.

Читала бабка Шура по слогам, беззвучно шевеля истрескавшимися губами, и боясь пропустить хоть одно слово.

Документ адресовался именно Никите – об этом гласили надписи в верхнем правом углу с указанием адресата и его точного почтового адреса – деревня Маковка. Ниже следовали реквизиты отправителя.

– ООО «Биз-нес старт-ап»… – зачитала вслух бабка Шура и, цокая, покачала головой. – Это чтой-то – Бизнес… стартап… Это откогой этоть?

Волнение её усиливалось. Она не раз слышала о надувательствах простых граждан разными бизнесменами, скрывающимися под громкими именами фирм. Бабка Шура и сама входила в ряды миллионов обманутых вкладчиков, ещё в 90-е годы доверившихся бизнесменам и их всякого рода компаниям-пирамидам. И не сомневалась в правильности единого для большинства её земляков мнения: олигархи покупают особняки, яхты и заграничные футбольные клубы за счёт обманутого народа. Теперь они хотят обмануть и отнять последнее через её непутёвого племянника.

– Ишь чё выдумали! – угрожающе прохрипела она, но решила дочитать до конца. – «Уважаемый Никита Николаевич! Приглашаем Вас принять участие в первом совещании Международной конференции развития сельских территорий в качестве представителя граждан, проживающих в сельской местности. Ваша кандидатура была выбрана компьютерной системой путём случайного отбора из базы данных. На совещании мы предлагаем Вам озвучить основные проблемы сельских жителей и пути их решения. Проезд и проживание оплачиваются. Независимо от Вашего решения об участии деньги, высланные вам на эти цели, Вы можете не возвращать…»

Бабка Шура аж присела. Так вот откуда у Никиты нашлись деньги на выпивку!

В эту самую минуту в избу вернулся племянник. Скинув свитер и рубаху, он начал яростно умывать лицо, руки и грудь возле рукомойника. При этом громко отфыркивался и весело кряхтел. Повернулся он к своей тётке в уже слегка изменённом виде – посвежевший, бодрый и даже как будто слегка протрезвевший. Правда, затуманенные глаза ещё выдавали в нём человека, совсем недавно и довольно близко познакомившегося с зелёным змием.

– Никитушка… – жалобно простонала бабка Шура, подыскивая слова, чтобы предостеречь его от неразумного поступка. – Ты это ж чёй нот..? Ехать туда штоль собрался?