Танцы, горы и каштановый мёд

На свадьбе такие призы раздаются десятками, потому семьи объединяются заранее, чтобы заготовить их впрок. Помогают им соседи. Флаги выносят перед заключительным танцем по распоряжению хозяина свадьбы («джэгу тхьэмат»). Их дарят самым почётным гостям, которых отбирают заранее родственники хозяина свадьбы и он сам. В первую очередь их получают гости из дальних мест, молодёжь, старейшины своего аула. Раньше за гостя получал подарок его друг или хозяин дома, где он остановился. Пожилым людям хатияко вручает приз сам. До 1930-х годов именно эти флаги пытались выкрасть всадники в битве с пешими, описанной в начале этой главы.

В те годы скаковые игры были ключевым событием любой причерноморской черкесской свадьбы. Самой популярной среди них считалась стрельба по флагу. Мишенью обычно служил белый флаг на крыше дома хозяев праздника. Всадники собирались напротив дома и старались выстрелом сбить древко. Победитель получал свадебный флаг. В советское время флаги над домами поменяли цвет с белого на красный и стрелять по ним стало опасным политическим делом, так что смысл соревнования оказался потерян, и оно исчезло. Однако им одним игры не ограничивались. Стреляли на скачущей лошади по деревяшке с чёрной точкой, а иногда даже и в полотняный флаг в руках девушки, если хватало смелости. Всадники мчались по полю на великолепно украшенных лошадях в кожаных лентах с серебром. Соревновались в джигитовке – ловкости, пытаясь на ходу спрыгнуть с лошади или перегнуться и схватить монету в 25 копеек с коробка.

Ещё одним популярным состязанием на свадьбах была игра со знаменем «шыу джэгу», когда всадники гонялись друг за другом, отбирая ведущее знамя. Своего рода догонялки на лошадях. Знамя, которое удавалось украсть из свадебного дома, пробившись через пешую охрану, всадники гоняли так, что разрывали его в клочья, и порой их требовалось останавливать криками старших.

В ауле Агуй-Шапсуг мне довелось познакомился с молодым шапсугом Хасаном Аллало. Задумчивое лицо Хасана в папахе стало частью фотовыставки, а его семейная история отличным примером для понимания того, какими были эти всадники прошлого. Прадед Хасана – Мус Аллало, из ныне редкой натухайской ветви черкесов. Он умер в возрасте 102 лет! Единственный черкес в русской школе посёлка Агой в начале XX века, он с детства выучил русский язык, а на уроках религии ему выдавали персональный Коран. В советское время Хасан стал председателем реввоенкома Шапсугского района, за что попал в ссылку и трижды пересылался – на Беломорканал, в Новокузнецк и в Казахстан (с семьёй в 1942 году). Об этом он не любил рассказывать.

В семье Аллало жива история о фамильной реликвии – кремниевом ружье, которое их предок Зекорий выменял у русского генерала на жеребца в середине XVIII века. С тех пор оно хранилось в семье, но в советское время Мус сдал его в Новороссийский исторический музей-заповедник. Несколько лет назад Хасан Аллало с отцом организовали поездку в Новороссийск, чтобы найти ружьё по оставшимся описаниям. Раньше оно экспонировалось там с фамильной подписью, но его перенесли в другой музей, а в подписи осталась лишь общая характеристика. В молодом возрасте на аульских свадебных скачках Мус Аллало делал на полном скаку лошади стойку на голове, потом падал с коня и скакал, свисая с одного бока и держась лишь одной ногой в стремени. Потомок славного джигита, Хасан сегодня работает хирургом, а в свободное время пишет стихи на черкесском и русском языках и сочиняет музыку, часть из которой посвящена его славному деду.

Семейный короткий фильм о Мусе Аллало. Аул Агуй-Шапсуг

Как и любой праздник, свадьба заканчивается, и у молодой семьи начинается новая жизнь, которая проходит в регулярном взаимном посещении родственниками друг друга. И, как и в других аспектах, современное и традиционное отношение к быту семьи весьма отличается. Сегодня разного рода ограничения и правила в семейных отношениях причерноморских черкесов весьма условны. Однако встречаются и глубоко традиционные семьи, в которых общежитие подчинено многочисленным правилам. Порой грань между современной и традиционной семьёй весьма условная.

Поскольку в новый дом переезжала именно девушка, в традиционной семье её старались щадить в хозяйственных делах, дать время освоиться. В первый год ей поручали лишь мелкие задачи, вроде уборки или принесения воды. С разрешения новой семьи она ездила к родителям, но не часто. Впервые, с пирогами и родственниками мужа, она приезжала к ним в гости примерно через две недели. Постепенно всё хозяйство ложилось на женские плечи, и её место всё больше ассоциировалось с домом. Порой у женщины даже не было зимней одежды – не предполагалось, что она будет выходить из дома. На улицу она если и выходила, то уже без косы и с платком на голове. Очаг, обслуживание мужчин, рубка дров, чистка двора и конюшни, заготовка топлива на зиму, ткачество и вышивка – все эти работы были на её плечах. Но в делах домашних она была полная хозяйка, мужчина не смел вмешиваться.

Сегодня таких ограничений в семье, конечно, уже нет. Хорошо сохранились лишь обычаи избегания родственников и использования двойных имён. Последний связан с представлениями о том, что на людях не стоит называть настоящее имя, опасаясь сглаза, поэтому для человека выбирают имя-заменитель, которым он и пользуется в жизни и под которым его знают. Часто это русские имена. Считалось оскорбительным, если жена называла по имени мужа, его родных или даже однофамильцев. Молодая жена после свадьбы называет родственников жениха ласкательными именами, вроде «Добрый парень» или «Белые руки», таким образом соблюдая табу на имена. Этот обряд связан с представлениями о добрых и злых духах, который до сих пор силён в обществе. Причина кроется в том, что причерноморские черкесы лучше всех сохранили представления о мире, свойственные их предкам до принятия ислама. Об этом впечатляющем мировоззрении я и расскажу в следующих нескольких подглавах.

Лица предков под древами жизни

Поздняя осень, солнечный день. Три женщины поднимаются по тропинке к огромному старинному дубу. В руках одной из них на платке лежит блюдце с пирожками. Женщины становятся у дерева, протягивают вперёд руки ладонями вверх, как при классической мусульманской молитве. Они читают их вслух на черкесском языке и в то же время вкладывают круглые сырные пирожки «матазы» в щели древесной коры. Этот ритуал обращения к Богу у священного дерева в посёлке Агой Туапсинского района записал для одного из сюжетов авторских передач «Ода народу» телеведущий Игорь Зорин, сотрудник телеканала «Кубань 24». Сегодня это один из лучших региональных выпусков о традиционной религии причерноморских черкесов, так как большинство подобного рода передач на местном ТВ весьма поверхностные, а часто и откровенно ошибочные. Культуре причерноморских черкесов свойственно смешение ритуалов традиционной религии с мусульманскими и христианскими элементами, о чём неоднократно писали очевидцы прошлых лет, и что по сей день можно встретить в аулах. Как и официальный весенний черкесский Новый год в Майкопе, так и такого рода ритуалы на Черноморском побережье, они вызывают споры сторонников мусульманской и традиционной религий.

Священный дуб посёлка Агой стоит во дворе многоэтажного дома и является местом почитания для соседнего аула Агуй-Шапсуг, который уже практически слился с Агоем в одно поселение. Сегодня поклонников таких ритуалов ничтожно мало, но в прошлом такие дубы представляли собой что-то вроде языческих приходов. У каждого аула был дуб (иногда несколько или роща), за которым закреплялись определённые семьи или даже жители окружающей местности. Несколько лет назад местная молодёжь устроила философский диспут в Агуй-Шапсуге. После того как попытка восстановления традиционных ритуалов натолкнулась на негодование части мусульман, они записали интервью со стариками, которые вспоминали, как и почему проводились такие ритуалы. Конечно, в советское время далеко не все из них, будучи детьми, обращали внимание на правила проведения ритуала, тексты молитв. Они их попросту позабыли, но хорошо запомнили своё участие в молебнах под священными древами и ощущения тех встреч. Чем закончился диспут, мы не знаем, но мечеть в ауле так и осталась стоять недостроенной. Что до священных дубов, то они сегодня есть практически в каждом ауле на побережье. Просто не все о них любят говорить. Общественное осуждение сделало эти ритуалы интимными, закрытыми для посторонних глаз.